ВЫПУСК 239

В. В. ГАЕВСКИЙ
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ ТРЕЙДЕРА
(почти что автобиографическая повесть)

(литературная редакция – К. С. Царихин)
Продолжение

В понедельник Надежда звонит и спрашивает у меня, как ни в чем не бывало.
– Я тут смотрю, Газ торгуется по низкой цене. Может, его прикупить?
– Нет, сейчас мы покупать его не будем.
– А мне все же хочется его купить. Он торгуется ниже той цены, по которой мы покупали месяц назад.
– Да, цена на Газ сейчас – двести двадцать восемь рублей за акцию, но это еще не означает, что его надо покупать. Тенденции на повышение пока нет.
– Но я хочу купить его, – шепчет она. – Ну, пожалуйста, Володечка, разреши мне купить Газпрома.
– Нет, не разрешаю, – твердо говорю я.
– Ну, хоть немного, тысяч десять, – капризно продолжает Надежда.
– Брать не будем, потому что условия для роста еще не созрели.
– А я все равно возьму, потому что чувствую, Газ уйдет вверх.
– Если возьмете, то за эту сделку я никакой ответственности не несу. Понятно?
Она вешает трубку. Через двадцать минут акции Газпрома стоят двести тридцать один рубль. И тут же Надькин звонок:
– Володя, ты видишь, какие цены? А я успела купить по двести двадцать восемь рублей и тридцать копеек. Причем те самые десять тысяч акций. Ах, какая я молодец!
После чего она отключает связь.
На следующий день «Газ» торгуется по двести тридцать пять рублей. Во как! Надька опять звонит и говорит веселым голосом:
– А я еще Газку прикупила, ха-ха, по двести тридцать три рублика!
– Сколько? – спрашиваю я мрачным голосом.
– Сколько, сколько… Сорок тысяч акций, во сколько!
Я все внимание сосредоточил на движении акций Газпрома. Думаю про себя: «Хоть бы ты упал, хоть бы ты упал, засранец, ну, дай вниз, ну дай, что тебе стоит упасть рубликов на пять, на семь, чтобы эта дура получила, наконец, убыток». Никогда в жизни я не мечтал о мщении с такой силой. Но «Газ» рванул вверх, и к вечеру цена была двести сорок пять рублей за акцию. А закрытие прошло на уровне двести сорок девять рублей.
На следующий день Газпром торговался по двести пятьдесят четыре рубля. Я весь синий, потому что отвратительно спал. Я мрачно смотрю на стремительный рост «Газа». С ростом цен таял мой ореол великого трейдера в глазах Надежды. Мои невеселые мысли прерывает звонок с мобильного.
– Володя, привет, видите, что с Газом делается?
– Вижу, ну и что?
– Как, ну и что? Это я его с утра толкнула вверх, купила по открытию почти на все деньги, которые у меня были.
Мое горло схватил удушливый кашель и по лицу полились слезы. Надежда продолжала:
– С утра я сразу купила тридцать с лишним тысяч акций по двести пятьдесят три рубля, а вы мне говорили, что покупать нельзя… Кстати, я докупалась по вашей тактике. Растет – докупаемся. Вот так, Володечка.
И, не прощаясь, отключилась.
В течение торговой сессии я мечтал, чтобы цена акций «Газпрома» пошла вниз, но этого не произошло. Наоборот цена дошла до двухсот шестидесяти пяти рублей. После закрытия сессии я взял калькулятор и посчитал, сколько же денег заработала Надька. О, ужас! Более двух миллионов рублей! Или семьдесят восемь тысяч американских долларов! И все без меня… Я оказался за бортом этой операции. Моих денег здесь нет. Вдобавок, я еще и посрамлен. Правда, она не зафиксировала прибыль, а деньги на счете появится только после
того, как она эти акции продаст.
Утро следующего дня. Картина та же, цена акций «Газа» уверенно растет. А я мечтаю, чтобы рынок у Надьки отнял хотя бы половину ее прибыли, но цена по «Газпрому» падать не собирается. Она идет вверх, и только вверх. На уровне двухсот семидесяти трех рублей цена дернулась вниз, затем вверх, потом пошла вбок и затем внезапно начала заваливаться. Я радостно закричал: «Давай, давай», как будто стоял в продаже и хотел, чтобы цена акций рухнула до ста рублей. Через некоторое время я посмотрел в зеркало и, увидев свое
отражение, подумал: «Ну, и рожа у тебя, Шацкий! Гримаса иезуита».
Смотрю в монитор компьютера и бормочу про себя какие-то заклинания. Цена акций уходит вниз. Двести семьдесят, двести шестьдесят восемь, двести шестьдесят семь. Я про себя говорю: «Хорошо, хорошо, давай вниз, вот получи, получи». Со стороны, наверное, я был похож на мелкого психа, который сам с собой играет в морской бой. Продолжаю говорить про себя: «Сегодня рынок, наконец, тебя порвет». Но закрытие прошло по цене двести шестьдесят пять рублей и никакого разорения Надьки не произошло.
Через два дня цена акций «Газпрома» достигла отметки двести девяносто пять рублей. Я был в шоке. Надька мне не звонила, и я ее тоже не беспокоил. Настроение у меня было такое, что хотелось утопиться. «Пропустил такой сильный рост, – корил я себя. – Обиделся на Надьку, а что добился? Решил ее воспитывать, пока денег не отдаст, не стал с ней торговать, ну и что? Надька без меня вон, сколько денег нарезала».
Потом наступило первое апреля, и российский фондовый рынок рухнул вниз, видимо, решив отметить день дурака. Цена закрытия акций «Газпрома» – двести восемьдесят один рубль. Я злорадно подумал: «Закрыла Надька свою позицию или нет?». Через десять минут раздается ее звонок, прямо телепатия какая-то:
– Володя, привет, я сегодня продала весь Газ.
У меня вырывается с хрипом:
– По какой цене?
– По двести девяносто четыре. Правда, классно? В одиночку я заработала больше, чем мы в прошлый раз вдвоем, а вы меня не поздравляете? Ведь я ваша лучшая ученица. Знаете, сколько я нарезала?
– Сколько? – бестактно вырвалось у меня.
– Более четырех миллионов рублей или сто семьдесят тысяч долларов! Вот так, господин учитель.
– Надежда, – собрав в кулак всю свою волю и тактичность, произнес я. – Я вас поздравляю, но хотелось бы получить свои деньги.
– Притом за неделю, и делиться ни с кем не надо, – оптимистично заявила Надежда, не обращая внимания на мою просьбу. – Правда, здорово? Если дело пойдет так и дальше, то зачем вы мне тогда нужны?
– Надежда, – гну я свою линию. – Вы еще на прошлой неделе обещали мне отдать деньги, которые я заработал. И я что-то их не вижу.
– Ну, ладно, Владимир, приезжайте ко мне завтра часиков в двенадцать.
– Хорошо, завтра я у вас в двенадцать часов.
А сам мыслю: «Хоть и дел полно, но ехать надо, пока она не передумала». Беру калькулятор в руку и считаю, сколько я упустил: «Мама дорогая, четверть от ста семидесяти тысяч составляет… Более сорока двух тысяч долларов США»!
На следующий день я еду к ученице. Сажусь на троллейбус, который идет от метро «Белорусская». Остановка «улица Расковой». Выхожу из троллейбуса. Напротив меня «дом на ножках». Эх! Ведь когда-то я здесь жил… Сколько мне тогда было лет? По моему, двенадцать… На девок уже заглядывался, дрался с пацанами из соседнего двора, прогуливал школу, пряча портфель в кирпичи, сложенные для строительства нового дома. А вот ресторан «Советский». Помню, как в те далекие годы пошли мы с мамой и сестрой туда пообедать. Накормили
нас каким-то дерьмом, и, вдобавок ко всему, обсчитали. Мама тогда поругалась с официантами, а потом переживала, что мы с сестрой остались голодные. Да, давно это было… Нет теперь уже ни мамы, ни папы, и сестры тоже нет.
С этими мыслями я подхожу к Надькиному подъезду, звоню по домофону, а ее дома нет. Набираю ее номер на мобильнике – не отвечает. Что делать? Начинаю ее ждать и параллельно на нее злиться: «Ну что это за человек, не первый раз меня подводит, ну как с ней о чем-то можно договариваться»? Хожу около ее дома, жду. А мысли опять улетают в далекое прошлое. Вот, напротив меня виден стадион Юных пионеров. Помню, как мы с отцом учимся там играть в большой теннис, а вот я с соседским парнишкой катаюсь на коньках… Тогда
на стадионе каждую зиму заливали каток. В те годы зимой в каждом дворе были катки, а теперь дети не знают, что такое каток, что такое коньки, что такое голубой лед… Также вспоминаю, как по улице Беговой продавал билеты на поезда. В те далекие годы была такая услуга – люди заказывали железнодорожные билеты по телефону, и я работал на доставке. Раз, помню, приношу билет рано утром, часов в девять. Открывает дверь абсолютно голая девица. Спрашивает:
– Чего тебе?
Отвечаю:
– Билеты на Киев заказывали?
– Заходи.
Зашел. Загуляли. Ах! Молодость, молодость…
А Надьки все нет, и телефон ее молчит. Наконец звонит сама:
– Владимир, извините, пришлось отъехать, буду минут через двадцать. Подождите меня около дома, пожалуйста.
Но, ни через двадцать, ни через тридцать и даже через сорок минут ее нет. Я звоню ей на мобильный, но ее номер недоступен. Я плюнул, грязно выругался и поехал по своим делам. Только часа через два она мне соизволила позвонить:
– Владимир, еще раз извините, я разбила на своем автомобиле фару. Где вы сейчас? – и, не давая мне вставить слово, продолжила. – Я уже дома, можете приезжать.
Я бросил все дела и опять поехал на Беговую. Мне очень хотелось получить свои деньги. В пять часов я был у нее.
– Как же я классно сыграла, – отворяя мне дверь, без приветствий, сразу выдала Надька. – И, знаете, ваша школа… Вы, Владимир – гений передачи знаний… Обучили меня очень быстро… И такой результат… Давайте за это выпьем.
Сидим, пьем коньяк. Она забрасывает ногу на ногу, и говорит:
– Все же хорошо, что мы с вами встретились… Что бы я без вас делала…
Закончив эту фразу, она порывисто встает с кожаного дивана и уходит в прихожую. Возвращается с элегантной сумочкой. Достает из нее пачку долларов, быстро отсчитывает семь тысяч семьсот, и со славами «Заслужили, получите», дает мне. Я пересчитываю и говорю:
– Надежда, я должен вам сдачи сорок долларов.
– Да ладно, Владимир, не будем мелочиться. Вы научили меня торговать и это мне безумно нравится.
– Спасибо, конечно, но знайте, что путь трейдера тернист и порой очень тяжел. Сегодня у вас получилось очень хорошо, но нельзя расслабляться, надо совершенствоваться и дальше.
– Хорошо Владимир, я попробую торговать одна, но периодически буду обращаться к вам за советом. Договорились?
– Договорились. Обращайтесь, спрашивайте, но помните о торговой дисциплине.
Прошел день, прошел другой, а на фондовом рынке ничего существенного не происходило. Акции «Газпрома» вяло колебалась в ценовом диапазоне двести восемьдесят пять-двести восемьдесят восемь рублей. Одним словом, полный стояк.
Наступила середина апреля. Поигрывает веселыми лучиками солнышко. Стоит замечательная погода, уже потихоньку начинают разворачиваться зеленые листочки. У меня очень хорошее настроение, так как появились какие-то деньги и не надо судорожно думать, где достать хотя бы одну тысячу рублей. Жизнь потихонечку налаживается. Проходит еще несколько дней, звонит Надежда:
– Ну что, Владимир, пора брать Газ?
– Не знаю… Рынок стоит. Думаю, что покупать рано, нет тенденции на повышение.
– А мне тут сон приснился, будто я мою огромного слона, а потом этот слон медленно лезет на огромную гору.
– Ну и что? Причем здесь слон и акции Газпрома? Я что-то не понимаю? Слон – вроде не бык.
– Да ты вообще ничего не понимаешь, ни в снах, ни в слонах, ни в женщинах, ни в акциях.
И тут же Надежда отключилась. Как выражается молодежь «типа поговорили о фондовом рынке».
В этот день она мне звонила еще несколько раз, сообщив, кроме всего прочего, что, несмотря на мои предостережения, она все же купила акции «Газпрома» в размере двадцати тысяч бумаг по цене двести восемьдесят девять рублей за одну штуку.
– И толканули цену акций Газпрома на целый рубль, – усмехнулся я.
– Да, толканула, – сказала она весело. – А чего не толкануть, коль цена никуда не двигается. Надо же пацанам путь указать, а то совсем зачахнут у своих компьютеров, ха-ха-ха.
Смотрю на экран монитора и про себя думаю: «Ай, да Надька, ай да молодец – опять Газ начал расти, опять она денег поднимает». На следующей день Надежда покупала «Газ» еще и еще, по более высоким ценам, а через день сообщила, что купила на все оставшиеся деньги шестьдесят тысяч акций по цене где-то двести девяносто шесть рублей.
– Надежда, – спросил я ее. – А на основании чего вы покупаете?
– На основании моего сна – слон на горе, да и чуйка подсказывает, что Газ будет скоро стоить больше трехсот рублей. Вот там я и буду брать прибыль.
Через калькулятор я «пробил» ее покупку и вижу, что она накупила «Газпрома» на все свои деньги – на двадцать три миллиона рублей! «Очень рисково она действует, – отметил я. – Как бы это все не обернулось против нее. Очень плохой Доу-Джонс, Европа поглядывает вниз, Азия со своими японцами и китайцами готова обвалиться, а она накупила на все. Позиция у нее очень рисковая». Но Надежда меня не слушает. Слон на горе – это ее главный аргумент.
К обеду котировки «Газа» подросли, и торговля пошла по цене двести девяносто семь рублей сорок копеек. «Что же так миллионерам везет, – думал я. – Что ни сделают, все туда… А вот, если бы я купил, то наверняка бы цена по Газу завалилась, и открытая позиция вымотала бы всю душу».
Итак, цена по нашему эмитенту потихонечку подрастала, но достичь уровня в триста рублей никак не могла. Проходит один день, другой, третий – цена болтается в небольшом торговом коридоре.
– Надежда, – говорю я моей ученице как можно спокойнее. – Мне ситуация не нравится… Видите, цена не растет уже третий день. Это не очень хорошие признаки. Сейчас мы находимся в области высоких цен. Возможно, отсюда цена начнет снижаться и необходимо будет довольно быстро закрыть вашу позицию, то есть, продать все ваши акции в рынок.
– Даже и не подумаю, – парирует она. – Что, разве цена прошла уровень в триста рублей? Продавать буду не ниже трехсот... Я поставила себе цель, и я ее добьюсь.
И добавляет мягким голосом:
– Владимир, мне сейчас очень нужны деньги.

«Ха! Ей деньги нужны, а другим деньги как бы и не нужны, – меня охватила злоба. – Вот, чертовы миллионеры, все им мало… Денег, как грязи! Есть десять миллионов долларов, и оказывается, что это очень мало, и денег не хватает ни на что»!

Я пошел на кухню, поесть борща. Его сварила Катюшечка, моя жена. Я ем борщ и возмущаюсь Надькиными приколами насчет нехватки денег:

«Сколько Бог вам ни дает – все вам мало! А тут бьешься, бьешься, чтобы заработать лишнюю тысячу рублей и хрена лысого. Ну, где здесь вселенская справедливость? Эти Абрамовичи, Мордуховичи, Дерипаски… Как ни заглянешь в Форбс, так они каждый год по несколько миллиардов долларов прибавляют, а тут только концы с концами едва сводишь».

Возвращаюсь обратно к компьютеру. Мать честная! За то время, что я ел борщ и завидовал миллиардерам, цена на «Газ» просто рухнула. Я не верю своим глазам. Торговля идет на уровне двести восемьдесят девять рублей… И это за пятнадцать минут! «Это на девять рублей ниже, чем последняя покупка Надьки, – я беру в руку калькулятор. – Ого! Надежда потеряла уже полмиллиона рублей».
Набираю ее номер, а она что-то мычит в трубку. Понимаю, что моя ученица в шоке. Конечно, она ничего не продала и осталась в открытой позиции на все свои деньги. Фондовый рынок – это довольно рисковый сектор экономики и я Надежду об этом предупреждал. Очень часто начинающие торговцы, зарабатывая на первых сделках большие деньги, потом отдают рынку все.
В этот день закрытие «Газа» было зафиксировано на уровне двести восемьдесят три рубля. В США вышли очень плохие новости, касающиеся перспектив экономического развития на ближайший год. Как следствие, все цены на акции в мире полетели вниз, потому что когда заболевает Америка, чихают на всех остальных континентах.
На следующий день для тех, кто остался в акциях, наступила катастрофа. Фондовый рынок России открылся резко вниз. Цена на «Газ» – двести семьдесят пять рублей! Тут уж мне стало не до злорадства. Я понял, что надо спасать Надьку. Но моя подопечная на звонки не отвечает. Я вообще не знаю, что с ней. «Как бы с горя не спилась, – в голове замелькали нерадостные мысли. – Она у нас ведь любит выпить». К обеду цены были еще ниже, и, что самое неприятное, не было видно, где рынок успокоится. Только к вечеру я дозвонился
до Надежды. Она отвечает мрачно. Чувствую, что крепко приняла. Я пытаюсь ее убедить:
– Если цена пойдет ниже, надо закрывать позицию.
– Как закрывать? Ты что, предлагаешь мне продать мои акции по таким ценам?! – в голосе Надежды я услышал сталинские интонации («ви что, товарищ, прэдлагаете сдать нэмцам Москву?»), и дальше идут ругательства. – Ты что, идиот? Как я могу закрыться, когда у меня такие убытки. Ты, козел, ты что мне предлагаешь?
Про себя я подумал:

«Тут бы закрыться по стопу, кончить всю эту историю. Раз пошла такая пьянка, и, раз пошли такие базары, то о каком сотрудничестве может идти речь»?

Но вместо этого я почему то начинаю либеральничать:
– Да ладно, – говорю я ей как можно мягче, – что ты взъерепенилась? Разве не понимаешь, что цена может уйти значительно ниже, и потери будут во много раз больше?
– Пошел на хер, сраный козел, – говорит она мне. – На хер ты мне нужен со своими советами? Много ты на рынке поднял денег? Да такие объемы, которыми я управляю, тебе и не снились! Возьму сейчас денег подкачаю на свой счет, пару лимонов грина, и еще куплю, вот тебе и вся стратегия. Я здесь все поняла. Эти обвалы делают классные пацаны, чтобы вытряхнуть из акций слабаков, вроде тебя. А я сильная женщина, и буду закрывать Газ только выше трехсот рублей. Я торгую на свои деньги, и не лезь ко мне со своими идиотскими
советами. Пошел на хер, добродетель хренов!
В этом месте я повесил трубку. Ну, что здесь можно сказать? А тем временем «Газпром» как будто подслушивал наш разговор. После того, как мы разъединились, он одним ударом (страшно вспомнить) полетел вниз без остановок. Пошли массированные продажи. В стакане замелькали лоты по пятьсот тысяч акций, а ближе к вечеру в продаже можно было увидеть «болванки» по миллиону бумаг. Пошел сброс, как говорят на бирже, по любой. К закрытию из акций «Газпрома» сделали отбивную. Цена одной бумаги дошла до уровня двести пятьдесят
два рубля. Потери у Надьки были большими – более ста десяти тысяч долларов! Вот что бывает, когда не слушаешься опытных торговцев.
Однако, по правде говоря, об этом я узнал не сразу, а где-то через месяц. После того обвала Надька притащила на рынок еще два миллиона долларов – это более пятидесяти двух миллионов рублей и начала страшными объемами скупать «Газ» по любой цене: пятьдесят тысяч акций по двести пятьдесят рублей, еще пятьдесят тысяч акций по двести сорок шесть рублей. «Вот дура, – сказал я сам себе, когда узнал об этих сделках. – Ты же теперь у нас на рынке самая умная и все знаешь, ну, и флаг тебе в руки. Вперед, к полной победе
капитализма».
Несколько дней торговля по «Газу» шла в узком коридоре: двести сорок шесть рублей на двести пятьдесят, затем началось новое, очень серьезное падение, и, по прошествии трех дней «Газ» стоил уже двести тридцать рублей. Затем на рынке наступил застой: цена запилилась в районе двухсот тридцати-двухсот тридцати пяти рублей. Эти колебания продолжались в течение нескольких недель.
Я уже почти перестал обижаться на Надьку. А что, собственно говоря, произошло? Ну, накупила тетка газовых бумаг почти на два миллиона долларов… Но, ведь это ее личное дело! Денег у нее много, наверняка свою позицию закроет в плюс. Это не наши нищенские счета с трестами тысячами рублей… Деньги липнут к деньгам!
И я решил ей позвонить:
– Как дела? Это Владимир.
– Узнала, – ответила Надежда, и дальше продолжила очень спокойно, как будто мы расстались вчера. – Вот, сейчас акции Газпрома болтаются в ценовом коридоре. Как вы думаете, что будет дальше?
– Надежда, вы же определили свою торговую стратегию: чем ниже цена – тем больше покупать. Так что если Газ упадет еще ниже, то его надо докупать.
– Ну, а если цена будет падать и дальше, то, что тогда?
– Тогда докупайте еще.
– Я уже купила, – раздраженно отвечает она, – этих долбаных акций на два миллиона долларов…
– Когда я вам предложил закрыть позицию, вы меня, извините, на хер послали. Теперь эту позицию закрывать поздно. Поэтому ту тактику, которую вы избрали, надо довести до конца.
– Так вы считаете, что Газ вырастет?
– Непременно вырастет. Только я не знаю, сколько придется ждать.
– Что, может, придется ждать несколько лет?
– Да, – отвечаю я. – Ну и что же здесь плохого? Ведь вы же сами сказали, что вы сильная женщина.
– Хорошо. Владимир, звоните мне время от времени и подсказывайте, когда надо докупать. Пожалуйста.
– О’кей, позвоню, – отвечаю я.
Через день рынок опять начал падать. «Газ» стоил уже двести девятнадцать рублей. Цена остановилась на этом уровне. Началась проторговка. Звоню Надежде:
– Надо здесь купить.
– Что, больше падать не будем?
– Надежда, Газ уперся в линию поддержки, можно покупать.
– На все?
– Давайте возьмем тысяч десять-двадцать, больше не надо.
– Хорошо, я покупаю.
Через пять минут раздается звонок:
– Я купила двадцать тысяч.
Падение цен на российские бумаги продолжалось еще несколько дней, и когда цена «Газа» уперлась в новую линию поддержки, я рекомендовал Надежде подкупить еще. Она докупила этих бумаг по двести шесть рублей в количестве двадцати тысяч. Как я заметил, это был ее любимый объем. Таким образом, у Надежды образовалась очень мрачная позиция: двести двадцать тысяч акций по средней цене двести пятьдесят восемь – всего на пятьдесят шесть миллионов восемьсот сорок тысяч рублей. А на текущий момент рыночная цена всего двести
шесть! Потери у Надьки очень серьезные, где-то около полумиллиона американских долларов! Денег у нее на счете осталось много: более двадцати миллионов, так что, если цена на «Газ» будет падать и дальше, то будем докупать, ничего страшного.
А что же цена? А цена отстоялась на уровне 206 и нырнула еще ниже. В окне котировок замелькали цифры 201, 200… От этих цифр мне цен стало не по себе, но я чувствовал, что движение вниз выдыхается. Я чувствовал, что еще немного, и цена рванет вверх. Прошел день, другой, третий – цены не растут. На фондовом рынке это бывает довольно часто. А за окном уже май. Девчонки ходят с голыми животами, а птицы щебечут так, словно хотят рассказать людям какую-то тайну бытия. Листики на деревьях такие нежные, такие свежие
и так пахнут, что кружится голова. А ты должен сидеть перед компьютером и следить за котировками. «Да, – в голове проносится мысль, – правильно говорится, что легких денег на рынке не бывает».
Наконец «Газ» потихонечку начал отрастать и через день после начала роста дошел до отметки в двести три рубля. Я рекомендую Надежде докупать. Она спрашивает:
– На чем основаны ваши рекомендации?
Я отвечаю довольно резко:
– Мои рекомендации основаны на том, что акции надо покупать тогда, когда цена по ним идет вверх, а не вниз. Не важно, какая цена, а важно, куда идет движение! А движение идет вверх. Поэтому надо покупать! Понятно?
– Понятно, – эхом отвечает Надежда.
– А если понятно, то покупайте. Хотя бы тысяч сорок.
Она покупает этот объем по двести четыре рубля. Ниже котировки не пошли. В этот день максимальная цена была по двести семь рублей. Я начинаю понимать, что «Газ» достиг своего дна и теперь вероятность роста очень велика. Думаю про себя: «Непременно, надо еще купить. У Надьки свободных средств где-то двенадцать-тринадцать миллионов рублей. Потому что, если сейчас пойдет сильный рост, то это обстоятельство надо использовать по полной программе. А взять можно будет тысяч пятьдесят».
Чувствую, что надо брать «Газ» на все. Ниже в ближайшее время цена не будет. С такими мыслями я ложусь спать. Однако просыпаюсь от какого-то толчка, словно кровать подбросили вверх, и вижу мелькание цифр: 210, 230, 250, 270, 290, а потом я засыпаю и вижу удивительный сон. Будто бы на улице зима, метель, валит снег и ничего не видно, а потом откуда-то выплывает огромное-преогромное солнце и съедает снег. Становится тепло, и я вижу море, пальмы и желтый песок.
Просыпаюсь. Я помню сон, но он непонятен. Что же могли означать цвета? Итак, сначала я подумаю о белом цвете. Это цвет снега. Затем в фокус моего внимания попадает голубой – цвет моря и неба, потом зеленый и, наконец, желтый. Что-то здесь зашифровано... Мир вокруг нас полон информации, однако мы не умеем ее читать. Чувствую, что сон позитивен. Смотрю на часы. Ба! Да рынок пятнадцать минут назад как открылся. «Проспал, разгильдяй, – я начинаю себя ругать и быстро включаю компьютер, а там Газ уже торгуется по
двести десять рублей. – Нужно звонить Надьке». Набираю ее номер телефона:
– Надежда, срочно докупай Газ в рынок, и, притом на все деньги!
– А что случилось?
– Ничего не случилось, но Газ немедленно надо купить.
– Вчера утром цена была двести пять рублей, на пять рублей ниже сегодняшней, и вы мне ничего не говорили о том, что надо покупать. А теперь, когда он стал дороже, вы требуете его брать. Я что-то не вижу здесь логики.
– А логика здесь простая. Бумагу надо покупать тогда, когда она растет, а не тогда, когда она падает. Я вам это уже говорил. Хватит разговаривать, покупайте немедленно.
Она отвечает довольно неохотно:
– Хорошо.
Проходит несколько часов. Надежда не перезванивает. Мне непонятно, купила она, или же не купила? «Как тяжело с этими тетками, ни хрена не понимают в торговле, – думаю я про себя. – Вопросы задают, логику включают, а зачем? Им говорят купить, значит, надо купить». Звоню ученице сам:
– Надежда, вы купили Газа, как я просил?
– Да, купила. По двести двенадцать рублей. Пятьдесят тысяч акций.
– А что так высоко? Ведь в течение последнего часа мы видели цены и по двести десять рублей!
– Да, это так, но меня мучили сомнения – покупать, или не покупать.
– А зачем же тогда вы попросили меня вам помогать? – я начинаю раздражаться. – Цена вопроса – сто тысяч рублей, я вижу, они у вас лишние?
Надежда ничего не ответила.
Наступил новый день. Опять торги, опять открытие… «Газ», который мы полюбили как отца родного, торгуется по цене двести семнадцать-двести двадцать рублей. «Ай да Володя, ай да молодец, – думаю я про себя. – Все-таки успел купить Газку задешево».
В последующие дни «Газ» пер вверх и только вверх. Цена доходила до двухсот сорока рублей. Но потом она налетела как бы на каменную стену и пошла вниз. Раз, два, три – и вот, я вижу уже совсем другие цены. В окне котировок замелькали цифры 238, 237… и даже ниже. Звоню своей ученице:
– Надежда, цена начинает сползать. Предлагаю на этих ценах закрыть часть покупки…
– Какую?
– Ну, скажем, сто тридцать тысяч акций, которые мы купили по цене ниже, чем двести тридцать восемь рублей. Если цена упадет, так мы опять купим весь объем.
– Владимир, – с раздражением отвечает Надежда. – Что вы мне предлагаете, ведь цена еще не дошла до трехсот рублей, как я планировала!
Я говорю ей в ответ:
– А если цена опять начнет падать, то мы закроем часть позиции и опять купим, ниже.
– А если цена уйдет выше?
– То будем ждать уровня в триста рублей.
– Владимир, но акций у нас будет на сто тридцать тысяч меньше. Значит, мы получим меньшую прибыль.
– Да, но помните, что мы брали их по двести десять рублей! – парирую я.
– Нет, – решительно говорит Надежда, – так мы делать не будем. Нужно ждать цену в триста.
Слежу за рынком. Цена действительно отошла вниз до отметки в двести тридцать четыре рубля. Я нервно рассуждал: «Вот послушалась бы меня тетка, имела бы прибыль в полмиллиона рублей, а теперь что? Жди теперь, когда Газ начнет расти».
На следующий день началось что-то страшное. Открытие по акциям «Газпрома» –двести тридцать восемь рублей. Затем цена срывается с катушек и резко уходит вверх, к уровню в двести сорок восемь. Движняк не прекращался, акции «Газпрома» брали и брали, брали и брали. «А Надька оказалась права, – думал я про себя. – Действительно, зачем было дергаться? А если бы мы сделали, как я предлагал, то есть, закрыли бы позицию, а цены бы не упали, то тогда Надька, наверное бы меня убила». Ближе к обеду телефонный звонок:
– Владимир, как видите, я была права.
– Конечно, вы всегда правы, но и я тоже был немного прав, ведь перед началом роста цена упала на целых четыре рубля.
– Приезжайте ко мне, – вдруг выдает она без паузы и без лишних слов. – Я хочу вас видеть.
– Прямо сейчас? – переспрашиваю я, предполагая, что она ответит «На днях», либо еще чего-нибудь такое, что обычно говорят женщины ее возраста.
– Прямо сейчас. Можете взять такси, я оплачу.
– Но сегодня пятница и у меня через два часа лекция в компании Феко.
– Да шут с ней, с этой лекцией… Придумайте что-нибудь. Приезжайте, я буду вас ждать… Пожалуйста, приезжайте, я давно вас не видела.
И вот я уже в пути. Я попросил прочитать лекцию Костю, который не отказал и заменил меня в острый момент жизни.
Итак, я опять в ее однокомнатной квартире в «доме на ножках». Все тот же большой кожаный угловой диван с большим количеством маленьких подушечек, огромный телевизор с умопомрачительной диагональю, под ним большой панцирь океанской черепахи. Тот же застекленный шкаф с разнообразными статуэтками из кости, из красного, черного, сандалового дерева… Одним словом, интерьер не изменился. В аквариуме резвятся рыбки. Они пытаются поймать лучик солнца, который падает на аквариум и на хрустальные бокалы…
Надежда встречает меня довольно радушно:
– Ну что, садись… Коньяку маханешь?
– Да я сейчас не пью, – выдавил я из себя шаблонную фразу.
– Что это с тобой, никак заболел? Брось всю эту ерунду… У меня отличный французский коньяк, подлинный, не то, что здесь в Москве. У вас тут сплошное говно продают.
«Так, – думаю я про себя. – Значит, в Москве – это у нас. А где тогда это у вас? В Лондоне, что ли»?
Я говорю очень спокойно:
– Ну ладно, давай выпьем.
Выпили. Коньяк отменный, мягкий, приятный, пошел по жилам горячей волной. Надежда спрашивает:
– Еще?
– Давай!
– Ну, как там рынок? – спросила она, держа рюмку коньяка за тонкую ножку.
– Давай посмотрим.
Включает компьютер, а связи с Интернетом нет. Надька реагирует бурно:
– Вот, говенная Москва, даже цены посмотреть не можем.
– Я набираю номер компании «Феко»:
– Сколько стоит Газпром?
Брокер сообщает мне котировки. Я говорю Надежде:
– Отвечают, что Газ торгуется по двести пятьдесят три рубля шестьдесят копеек.
Надька захлопала в ладоши:
– Я знала, что Газ поднимется!
– Может, по этой цене закроемся? – предложил я. – У тебя же хорошая прибыль!
– Нет, нет, и еще раз нет, – отвечает она очень жестко. – Будем закрываться по триста рублей. Ведь Газ развернулся вверх, на хера нам его закрывать? Не забывай, Володя, что мы с тобой полтора месяца стояли в убытках. Я уверена, что цена будет выше трехсот рублей.
– Откуда такая уверенность?
– Ну, как бы это сказать… Есть у меня один источник, – и она усмехнулась.
Я про себя подумал, «Да, у богатых, наверное, есть какие-то свои источники ценной информации».
– Еще по одной? – продолжает неугомонная Надька.
– Ну, давай еще по одной.
Выпили. Закусили маслинами. Надька сбегала на кухню, принесла несколько бутербродов с севрюгой. Выпили еще, закусили. Моя ученица спрашивает:
– Вкусно?
– Вкусно, – отвечаю я.
– Тогда давай еще по одной.
– Но ты уже не в форме.
– Херня, давай еще.
Маханули, и тут началось интересное кино. Надька, сидя ко мне в пол-оборота, начала стаскивать с себя кофту:
– Уф, жарко, – объясняет она.
Я вижу ее огромные сиськи под красным лифчиком, округлые плечи, курчавые волосы подмышками, ощущаю запах ее пота, смешанный с дезодорантом. Затем она начинает стаскивать с себя юбку. Юбка заворачивается у нее на талии узлом, и слезать не хочет.
Я думаю про себя:

«Вот, юбка закрутилась узлом. Наверняка, моя жизнь сейчас вот так же закрутится… Надо вспомнить, какие узлы мы изучали в мореходке? Ага, вспоминаю… Беседочный, двойной беседочный, боцманский, брамштоковый, буйрепный, выбленочный, калмыцкий… Вот, например, беседочный двойной. Это незатягивающийся узел в виде двух петель, служащий для подъема человека на мачту, при этом одна петля служит сиденьем, а другая охватывает туловище, – вызубренные сорок лет назад формулировки начали всплывать в сознании. – Хорошо, еще,
если меня обвяжут таким вот беседочным узлом, это еще ничего, он незатягивающийся. Подумаешь, поднимут на мачту… А вот, если сдавят горло калмыцким, то это конец…»

Я пытаюсь остановить Надьку, но не тут-то было. Она с остервенением срывает юбку, и я вижу ее крупные ляжки и большую жопу. Хотя многие предпочитают заменять такие слова эвфемизмами, но я не из таких. Какие тут эвфемизмы? Слова «жопа» я не боюсь. Итак, я вижу большую, крепкую женскую жопу в каких-то немыслимо ярких трусах. Надька поворачивается ко мне и быстро расстегивает лифчик. Я пытаюсь встать, но ее сиськи уже лежат у меня на лице, а ее рука сжимает мою промежность. Еще мгновение и ее пальцы шевелят мой
взбухающий член. Вот так! Что делать? А делать нечего. «Снегопад, снегопад, – промелькнуло в голове. – Если женщина хочет…».
С ее стороны все произошло быстро и агрессивно. Потом она курила, сидя рядом со мной. Халат, который она надела на себя, все время расстегивался. Она что-то говорила. Я ее не слушал, а только глушил коньяк. В девять часов вечера я сказал, что мне пора идти домой. Надька встала с дивана, поправила прическу и с улыбкой спросила.
– А что, Владимир, разве я тебе не понравилась?
Я отвечаю слабым голосом:
– Понравилась, но мне надо идти домой.
– Но, если я тебе понравилась, разве ты меня не хочешь? Разве ты не хочешь женщину, которая только-только распалилась?
Я опять ей мямлю:
– Все было замечательно, но время идти домой.
Она садится ко мне на колени и начинает меня облизывать. Ее рука опять у меня между ног, но в этот раз я устоял и потихонечку, помаленечку, бочком выскользнул из квартиры.
Прошла неделя, на рынке было затишье, и цены вяло колебались в небольшом диапазоне. Надьке я не звонил, потому что не было повода, и она тоже притаилась. Проходит еще неделя. «Газ», да и весь фондовый рынок просто замер. Цена на акции «голубого гиганта» та же, что и две недели назад – двести пятьдесят три рубля.
В отношениях с Надеждой начинает складываться дурацкая ситуация. Вроде бы надо позвонить, потому что между нами что-то было. Кроме того, я как бы ее управляющий, и когда идет сильное движение по бумагам, либо когда надо закрывать позицию, я должен звонить, а ни того, ни другого условия нет. Разредила ситуацию сама Надежда. Поздно вечером раздается звонок:
– Владимир, привет! Как дела? Куда вы пропали?
– Да никуда я не пропал. Я здесь, в Москве.
– А мне показалось, что вы испугались меня и уехали в какой-то другой город.
– Да что вы, Надежда! Зачем мне вас пугаться и ехать куда-то? Все в порядке. Вы все еще находитесь в Газе?
– Да. Цену в триста рублей он еще не показал. Ваше мнение, когда опять начнется рост?
– Я не знаю… Это может быть завтра, или придется подождать месяц. Пока на рынке идет консолидация цен на текущем уровне. Обычно она кончается сильным движением.
– Хорошо, а если так, то, что же вы задаете мне дурацкий вопрос о моей позиции? Ведь вы сами прекрасно видите, что на рынке идет консолидация! Будем ждать цену в триста рублей. Да, вот что, чуть не забыла… У меня к вам опять серьезный разговор.
– Когда мы встретимся?
– Да, когда хотите, хоть завтра.
– Но завтра днем у меня ученик, – я как бы выстраивал перед ней свою занятость. – А вечером лекция.
– Ну, смотрите… Как будет время, так приезжайте. Но не затягивайте, это для меня очень важно.
«Ей это очень важно, а как у меня распланировано время, или, какое у меня настроение, так это ей не важно» – время от времени у меня начинала закипать ненависть на буржуев:

«Ну вот, смотрю я на Надьку… И что в ней есть такое, что она владеет десятью миллионами долларов? Что в ней есть особо выдающегося? Обычная баба, со своими заморочками… Да таких женщин на просторах России миллионы. Но почему у нее есть серьезные деньги, а у других серьезных денег нет и, видимо, не будет никогда? Что эти надьки ближе к Богу, что ли? В чем их заслуга перед мировым мирозданием? Ну, кто они такие, почему у них все есть, а у нас ничего нет? Вы задумайтесь на минуточку... Десять миллионов долларов
в американской валюте. Вы хоть себе представляете, как они выглядят? Что такое десять миллионов долларов? Это резанная, цветная бумага на сто кило. Также это возможность купить либо тысячу роскошных шуб, либо четыреста автомобилей «Форд Фокус», либо несколько суперквартир площадью не менее двухсот квадратных метров каждая в престижных районах Москвы».

Прошла неделя, звонить Надежде почему-то не хотелось. И не потому что я чего- то смущался или чего-то боялся… Ничего меня в Надьке не смущало и ничего не волновало, просто она богатая тетка, и этим все сказано.

«Хрен знает, – размышлял я, – что она выкинет в следующий раз? Миллионы долларов на счете делают людей свободными в своих поступках, но, в то же время, они делают людей более развязанными, циничными и наглыми».

Время от времени я ловил себя на мысли, что надо бы ей позвонить, потому что у нее был ко мне какой-то очередной «серьезный разговор». Не выдержал, позвонил. Это было уже начало июня. В телефонной трубке знакомый голос:
– А, Владимир, рада… Очень рада тебя слышать. Ты мне очень, очень нужен. Нам надо обсудить одну очень важную проблему. Давай, дуй ко мне прямо сейчас.
– Но сейчас я должен идти к теще.
– Кончай с этими тещами, давай приезжай. Дорогу помнишь?
– Помню.
– Ну, так давай, я жду.
Я приезжаю к ней через час с небольшим. Тот же подъезд, тот же этаж, та же квартира и та же Надька. Накрашенная, в домашнем халате, слегка датая. Открывает стальную дверь:
– Заходи!
Захожу.
– Выпить хочешь?
– Давай.
– Но у меня сегодня только виски.
– Виски? Это тоже хорошо.
Она достает бутылку, рюмки, начинает наливать.
– О, Чивас Ригал, – говорю я, – отличное виски. Этот напиток пьют из больших стаканов, наливая всего на два пальца, чтобы вискарь окислился воздухом, находящимся в стакане. В этом состоит важная особенность потребления данного продукта. Не я это придумал, а родоначальники этого алкоголя – шотландцы.
Надежда тут же убирает рюмки и приносит стаканы, наливает мне и себе «на два пальца», причем себе пытается налить какой-то сок. Я ее останавливаю.
– Виски, Надежда, пьют напрямую, без всяких смешиваний.
Смотрю, она меня послушалась, отставила сок. Мы маханули вискаря, заели сушеным инжиром. Сидим все на том же кожаном диване. Хорошо. Солнце играет теплыми лучами в огромном аквариуме, рыбки стремительно гоняются за отблесками этих лучей. Тишина. Вискарь растекается по жилам. Надежда снова наливает, наклоняется ко мне, чтобы чокнуться стаканами. Ее халат распахивается, под ним ничего нет. Выпирает ее голый живот и мохнатый бугорок. Чокнулись, выпили.
– Ты меня хочешь? – медленно выдавливает она из себя.
– У тебя, помню, ко мне был серьезный разговор, – угрюмо отвечаю я.
– Да был, – говорит она несколько раздраженно.
Надежда немного помолчала, потом налила виски, причем только себе, задумалась и встряхнула головой:
– Я хочу сделать тебе одно предложение, – она отпила немного из стакана и начала медленно говорить. – Это предложение заключается в следующем.
Потом последовала долгая пауза. Я ей говорю:
– Да, я внимательно слушаю.
А сам думаю: «Сейчас что-нибудь брякнет. Им, миллионерам, все позволено». Я весь напрягся и сильно вспотел. Говорю ей:
– Давай еще выпьем.
Выпили. Она еще раз показала из-под халата свои стареющие прелести: сморщенный живот и обвисшие сиськи. Они выглядели как цветы, которые давно не поливали.
«Да, и миллионеры тоже подвластны старости» – промелькнуло у меня в мозгу.
– Ну и в чем вопрос? – разредил я тишину довольно резкой репликой.
– А вот в чем, – начала излагать свои мысли моя ученица. – Я вижу, ты мужик нормальный во всех отношениях, и я хочу попросить тебя поуправлять моим счетом.
Здесь я пытаюсь возражать:
– Я не управляющий, а советник. За такие дела я не берусь.
Она жестко меня перебивает:
– Владимир, слушай меня внимательно. Ты знаешь, что у меня открыта большая позиция по Газу, а он никак не может достигнуть цены в триста рублей. Понимаешь, мне на несколько месяцев нужно уехать в Англию.
– В Лондон? – почему-то переспросил я.
– В Англию, – поправила она меня. – Так вот, я еду в Англию, и смотреть за Газом мне будет некогда, поэтому я прошу тебя закрыть Газ когда он достигнет цены в триста рублей. Понятно?
В этом месте ее голос стал довольно жестким. Я притих и очень тихо ответил:
– Понятно.
Наливая себе «Чивас ригал» она продолжила:
– На днях, скорее всего это будет во вторник, я дам тебе свои пароли, номер счета и имя моего брокера в компании Боцман плюс.
– И когда ты уезжаешь?
– Еще точно не знаю, может, через неделю, а может через две.
– А если за это время цена Газа подойдет к трестам рублей, ты и сама сможешь его закрыть.
– Со следующей недели я буду за городом, у своих друзей, а потом сразу улечу в Лондон. У меня не будет времени следить за рынком.
Я выждал паузу. Потом спросил:
– Желаете дать еще какие-нибудь указания? – я постепенно стал входить в роль эдакого придурковатого компаньона, который старается поймать каждое слово своего более опытного и богатого партнера.
– Время от времени я буду тебе звонить, чтобы узнать как наши дела, – на мое паясничанье Надежда внимания не обратила.
– А как долго ты будешь отсутствовать?
– Месяца два, три… А там посмотрим. Что, скучать, что ли, будешь?
И она сморщила лицо, закашляла, зачихала. И все это одновременно. Потом она очень грустно улыбнулась и сказала:
– Жди меня и я вернусь, только очень жди… Не помню, кто это сказал.
И налила себе еще виски.
– Это сказал поэт Константин Симонов, – как бы подводя черту под всем сказанным, неожиданно для самого себя выдал я.
Мы расстались. Надежда закрыла за мной стальную дверь. В пятницу утром она позвонила:
– Владимир, я тебе все передам во вторник. Я позвоню, и мы встретимся.
– Хорошо, нет проблем, во вторник, так во вторник.
И тут со мной что-то началось. Что – понять не могу. Тревога какая-то… Сам себя, конечно, успокаиваю, но все равно хожу сам не свой. Проходят пятница, суббота, воскресенье и понедельник. Мысли путаются, в голове «сердце стучит», судорожно размышляю, что, в принципе, идея простая – закрыть «Газ» по триста рублей и все. Но в мое сознание вторгается другая мысль:

«Все, да не все. Сколько у нее сейчас куплено? – считаю. – Здесь купила, здесь еще купила, здесь добавила… Так, триста десять тысяч акций… Умножаем на триста рублей… Получаем девяноста три миллиона рублей… Делим на курс доллара… Ба! Да Надька мне доверяет более трех с половиной миллионов долларов»!
Ух ты, аж в жар бросило: «А если после того, как я ее закрою, начнутся какие-нибудь предъявы? Я, ведь, про Надьку толком то ничего не знаю… А происхождение этих денег»?

Я перестал спокойно спать. В голову полезли какие-то дурацкие мысли… Наконец, наступил вторник. К этому дню я как-то осунулся. На лице у меня появилось выражение озабоченности. Жена спрашивает:
– Ты как себя чувствуешь?
– Нормально.
– Что-то ты осунулся в последнее время, – жена заглядывает мне в глаза. – У тебя все нормально?
– Нормально, – эхом отвечаю я.
– Ну, славу Богу, – она меня перекрестила и еще раз заглянула в глаза.
Прошел вторник, Надежда не позвонила. «Ну вот, – думаю, – у этих баб то на белых клавишах играют, то на черных, и нет никакой определенности». Сам решил не звонить. В таких делах все в руках Божьих, да и вообще в Божьих руках абсолютно все.
Наступил среда. Звонка нет. Я без конца проверяю свой мобильный телефон, заряжен ли электроэнергией, есть ли деньги на счете? Вроде, все в порядке. Акции «Газпрома» слабо колеблются около цены двести восемьдесят один рубль. Сплошные нервы. Четверг – опять никаких звонков от Надьки. «Ну и что делать? – говорю я сам себе. – Как быть? Договорились, выпили, закусили и тишина».
Наступает пятница. В восемь часов утра раздается телефонный звонок. Я чуть не свалился с постели:
– Да, слушаю, – стараюсь говорить я как можно спокойнее, а сам судорожно сжимаю телефонную трубку.
– Володя, привет! Ты готов сегодня со мной встретиться?
В ответ я лепечу, что готов.
– Отлично! Значит, так. Мы встречаемся через полтора часа на Кропоткинской, там, где стоит Кропоткин.
– Там Энгельс стоит, а не Кропоткин, – отвечаю я как можно мягче.
Из трубки несется:
– Ну и хрен с ним, с этим Энгельсом или с Кропоткиным… Самое главное – не опаздывай, времени у нас очень мало.
Приезжаю на десять минут раньше. Она уже меня ждет – какая-то очень нервная, дерганная, с синяками под глазами и плохо положенной косметикой.
– Здесь есть какое-нибудь приличное кафе? – говорит Надежда сходу, без всяких приветствий.
– Да. Тут есть неплохое кафе Азия, на той стороне улицы.
– Пошли… Только побыстрей, Владимир, у нас совсем нет времени.
Переходим улицу и садимся за столик. Подходит официант. Он спрашивает:
– Что-нибудь, выпьем?
– Да, но неагрессивно, дел полно, – отвечаю я.
– У вас водка есть? – как всегда, Надежда берет инициативу в свои руки.
– Да, – отвечает официант. – Водка Алтай и саке.
– Вот этой гадости нам не надо. Давай два раза по сто Алтая и что-нибудь закусить, – выпалила Надька.
Официант отошел выполнять заказ. Моя ученица начинает быстро говорить:
– Бери ручку и записывай. Логин Мельникова, пароль Утес, счет номер сто сорок семь, компания Боцман плюс, брокер Рыков Вадим.
Тут принесли водку. Она нервно со мной чокнулась:
– За успех нашего предпринимательства.
Выпили, закусили.
– Проверь еще раз, что написал.
– Давай, проверим
Надежда продолжает довольно озабоченно:
– Номер договора, логины, пароли… Надеюсь, ты понимаешь, что это важно?
– Понимаю, не первый год на рынке.
Сидим, проверяем. Я говорю:
– Все правильно.
Она говорит
– Да, кстати, я компанию предупредила, что вместо меня счетом будет управлять мужчина. Ты будешь давать им команды по телефону. Понятно?
Отвечаю, что понятно.
– Ну вот, все… У меня мало времени, – говорит она очень печально. – Я буду позванивать. Но нечасто.
Потом Надежда резко встала и пошла к выходу, на ходу расплачиваясь с официантом. Затем вдруг развернулась ко мне и говорит:
– Совсем забыла, – она лезет в свою сумку и достает пачку долларов, перевязанную резинкой. – Здесь десять тысяч долларов. Это тебе аванс. Приеду – расплачусь окончательно.
– Спасибо, Надежда, вы так щедры ко мне, но я еще для вас толком то ничего не сделал.
Она быстро выходит из кафе. Я зачем-то иду за ней. Мы доходим до угла Пречистенки. Она говорит:
– Не сделал, так еще сделаешь… Какие твои годы, Вовчик? У тебя же еще все впереди!
С этими словами она быстро ловит такси, и уже из машины несутся слова:
– Пока, я позвоню… Через две недели…

Продолжение следует.