Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Невозможно без мата или без слез


11 августа 2010 г.

Невозможно без мата или без слез


10 лет назад погиб ракетоносец «Курск». Как живут те, кто ждал его на берегу

Знаете, чем трагедия «Курска» отличается, скажем, от «Норд-Оста» или Беслана? Я не могу представить, чтобы какие-то другие родственники погибших в какой-то другой путинской катастрофе могли позвонить на второй канал - Олегу Добродееву - и попросить сделать фильм о своей трагедии.

- Нам показалось, что десятая годовщина - это веский повод, чтобы государственный канал про нас вспомнил, - говорит София Петровна Дудко. На подлодке погиб ее сын - капитан 2-го ранга Сергей Дудко.

София Петровна только что вернулась из Москвы, где отсматривала готовый фильм. Его покажут по госканалу 12 августа 2010 года. Мне интересно, что именно покажут?

- Сначала была идея снять родственников, вспоминающих своих сыновей и мужей, и как они жили все эти десять лет, какие дети у них выросли. Мы же понимали, что о причинах трагедии и о расследовании говорить никто не разрешит. Но они и от нашего «мирного» варианта напряглись. Созванивались много раз с нами, даже попросили написать расписку, что все родственники согласны именно с такой концепцией фильма и не будут скандалить. Мы написали. И подписи собрали (София Петровна покажет мне эту расписку, адресованную Олегу Борисовичу Добродееву). Потом наконец позвонили и сказали, что разрешили фильм сделать. (София Петровна почему-то абсолютно уверена, что разрешение давал лично Путин: «А кто же еще?») Вот только идею они все-таки поменяли. Теперь это фильм не про нас, а про лодку и экипаж. Как она строилась и какими парнями они были. Но в принципе хороший фильм получился.

- А как они рассказывают о том, что произошло 12 августа 2000 года?

- Никак. Просто констатируют факт и показывают Попова (на тот момент командующего Северным флотом. - Е. М.) Он там что-то рассказывает, но что именно, я не помню. Я, если честно, поразилась тому, как он постарел за эти десять лет. Помню, еще показывают, как он кулак свой сжимает-разжимает. Ну когда ждет, что «Курск» всплывет сам, а он все не всплывает и не всплывает…

- А Куродоева покажут? - допытываюсь я.

- Хотели. Дегало предложил: мол, надо снять Куроедова в кабинете главкома, и чтобы по всей форме. Но тут мы против выступили. Категорически!

Мы идем с Софией Петровной по Серафимовскому кладбищу, что в Питере. Тут похоронено много военных, поэтому кладбище имеет статус мемориального. Впечатление, что моряков тут похоронено больше всего. Это из-за черного гранита. У морских - форма черная, и такое впечатление, что мы проходим через строй офицеров, стоящих во весь рост в своих гранитных кителях. Еще деталь: в отличие от бандитской традиции высекать на надгробиях целые картины маслом и оставлять чудовищно безвкусные надписи, тут все аскетично. Имя, даты рождения и смерти. И еще - пустые гробы. Ведь моряки захоронены на самом деле не в земле. И даже не в море. Правильнее было бы сказать: в Мировом океане. Цена, которую пришлось заплатить за создание второго по мощности флота мира. Флота уже и нет, а платим до сих пор, словно ипотечный кредит взяли у Бога.

- Вот и наша птичка. Ее теперь во всем мире знают, - в голосе Софии Петровны явно звучат нотки пренебрежения.

Родственникам не очень нравится мемориал, который действительно знают во всем мире. Куб, над которым парит чайка. Чайка вроде как парит, но на самом деле касается крылом куба (за счет чего и держится). Место стыка окисляется (по выражению Софии Петровны, - «течет», что отчетливо видно по серой неряшливой дорожке на лоснящемся гранитном боку куба). Сам куб треснул, что тоже отчетливо видно, если обойти памятник. Мне объяснят, почему именно этот проект выиграл конкурс: потому что на всех остальных была подлодка в разных вариантах. Сегодня родственникам как раз хотелось бы, чтобы вместо птички была субмарина. Но они не включились сразу в процесс создания мемориального комплекса, а потом было поздно. Деньги были найдены, конкурс выигран, установка шла полным ходом и закончилась как раз в разгар губернаторских выборов, в которых Матвиенко сражалась против Яковлева. На открытии памятника была Матвиенко, а не Яковлев. Именно из полпредства федерального Северо-Западного округа (полпредом была Валентина Ивановна) поступили деньги на мемориал «Курска».

Теперь родственники пытаются добиться, чтобы мемориальный комплекс приобрел некую завершенность. Для этого не хватает скамеечек и ограды. Они попросили эти недостающие детали у питерской власти. Софии Петровне отписали: дадите скамеечки - установим за счет города.

- Где я им скамейки возьму?! - возмущается Дудко.

Я обещаю написать про этот ответ из Смольного, хотя очень многих такая позиция родственников - «Мол, все нам должны» - возмущает. Меня не возмущает. Мне тоже кажется, что должны. Памятник мне на самом деле нравится. Своей простотой. На кубе высечена золотом надпись старорусским шрифтом «Курск» и координаты (долгота и широта) места гибели подлодки. И слова - «отчаиваться не надо…» Так закончил свою записку капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Это была прощальная записка, написанная в темноте человеком, который понимал, что шансов на спасение мало - «процентов 10- 20%».

После взрывов на «Курске» 23 подводника выжили, и капитан-лейтенант взял тогда командование на себя. Они все перешли в 9-й отсек, они боролись за живучесть, они надеялись, что их будут спасать. Колесников начал писать свою записку еще при свете (аварийном). Первая часть - список личного состава, спасшегося в 9-м отсеке. Чуть позже - обращение к своей жене Ольге. И много позже, когда уже и аварийный свет отключился, и отсеки потихоньку заполнились водой, и стучать по переборке металлическим молотком стало невмоготу, он напишет: «Всем привет! Отчаиваться не надо…»

На Серафимовском кладбище - надгробные плиты 32 подводников. Моют, обихаживают каждый свою могилу родственники. Они пришли по просьбе Софии Петровны, чтобы пообщаться со мной. Впрочем, они бы и без меня сюда пришли. Александр Владимирович Иванов-Павлов (на «Курске» погиб его сын - старший лейтенант Алексей Иванов-Павлов), приходит сюда практически каждую субботу, все десять лет.

Александр Владимирович - представитель той группы родственников погибших подводников, которая верит в версию о том, что «Курск» торпедировала американская подлодка «Мемфис». Таких «верующих» - большинство среди родственников. Среди военных моряков, особенно среди начальствующего состава, тех, кто непосредственно причастен к гибели «Курска», тоже распространена именно эта версия. Я понимаю, почему на американском супостате сошлись и виновники, и потерпевшие. И тем, и другим так думать - легче. Родственникам тяжело признать тот факт, что если взорвалась торпеда - значит, есть и вина экипажа. Ведь тогда получается, что сын Александра Владимировича, командир БЧ-3, тоже как-то, может быть, виноват.

Военным страшно не хочется верить, что взорвалась торпеда. Потому что тогда, выходит, в трагедии виноват бардак. А у бардака есть - должны быть! - вполне конкретные фамилии.

Безнадежная позиция только у Путина. Он виноват при обоих раскладах, причем неизвестно, при каком больше. В случае с официально установленной причиной - взрыв перекисно-водородной торпеды - не наказал начальников, которые отвечали за то, что «Курск» ушел на учения с неисправной торпедой и с экипажем, в котором никто никогда не имел дело с таким оружием.

В случае с американской подлодкой - ходят безумные слухи о якобы списанном американцами после гибели «Курска» российском долге - то ли 10 миллиардов долларов, то ли 118: по 1 миллиарду за каждого члена экипажа «Курска». Вот с такими мыслями и цифрами живут родственники погибших подводников все эти десять лет.

Ирина Белозерова, вдова капитана 3-го ранга Белозерова Коленьки. Так она зовет своего погибшего на «Курске» мужа, эта потрясающе красивая женщина. Она вышла замуж за своего Коленьку в 18, вдовой стала в 31 год. Видно, что тут, на кладбище (где в основном матери и отцы подводников), ее все любят, хотя других «вдов «Курска» другие родственники - матери, отцы, братья не очень любят.

Разделение пошло как-то сразу. Во-первых, стало принято говорить про всех потерпевших - «вдовы «Курска». А отцы? А матери?

Вот когда говорят «матери Беслана» - я понимаю почему: там объединились и взяли на себя ответственность именно матери.

С «Курском» - не та история. Я знаю лишь одну попытку объединения родственников погибших подводников - вокруг адвоката Бориса Кузнецова, который добивался расследования, суда и наказания виновных в гибели лодки и экипажа. Добивался, пока самого Кузнецова не выкинули за борт России (завели уголовное дело и вынудили к старости бежать из страны и просить политубежища в США).

Разделили вдов и родителей подводников «курские» деньги - первые большие деньги за смерть и за молчание в России. С тех пор стало традицией - покупать горе.

Нет и, видимо, долго не будет закона, который бы оценивал жизнь человеческую в России по принятым в цивилизованных странах меркам. Поэтому кому-то власть дает 1 миллион, кому-то - 100 тысяч. Зависит от резонансности. Не всякая трагедия поднимает шум, достаточный для того, чтобы вызывать власть на торг: мы вам деньги - вы нам лояльность.

«Курск» был резонансной трагедией. Национальной! Путин, чтобы перекричать, переубедить, победить битком забитый родственниками зал Дома офицеров поселка Видяево, тогда пообещал (и дал) 720 тысяч рублей семье каждого подводника. Получателями первой очереди стали вдовы. Далеко не все поделились с родителями своего мужа. Отсюда раздор и пошел.

Может, если бы тогда Путину не удалось купить горе у этих людей, сегодня все было бы по-другому. Но он знал, что возьмут.

Вспомните! Что больше всего поразило в видяевских репортажах десятилетней давности? Разруха, унижение, безысходность, даже фактический голод - реальные условия, в которых существовали наши подводники. Впрочем, не только «курские», не только подводники, не только в Видяеве.

София Петровна рассказывает, как везла из Белоруссии сумки еды и от тяжести у этих сумок отваливались колесики. Еще она везла белорусский трикотаж, который продавала в Мурманске. Потому что у сына родилась дочь, а зарплату не давали. И она возила все это - еду и трикотаж - каждый месяц. Как проклятая.

Вот письмо сына Лидии Михайловны Панариной - старшего лейтенанта Андрея Панарина. Читать невозможно без мата или без слез - это уж кто на какую реакцию способен:

«Мы выгружали боевые ракеты, чтобы потом ими стрелять по мишеням. Стрельба будет на приз главкома. До 26 июня возились… То ракета неисправна, то комплекс сломался или опять какая-нибудь «залипуха»… Доходило до того, что с закрытыми глазами включали комплекс, нажимали кучу кнопок и тумблеров, садились в кресла, ноги на приборы (выше человека) и с закрытыми глазами сидели, ждали и молили Бога, чтобы все прошло нормально. И, наконец, все проходит нормально. Остается нажать кнопку «залп», чтобы проверить, отойдет ли борт-разъем, и, когда все проходит замечательно, бегали по посту, как малые дети, кричали «ура»… Были моменты усталости, сидел в контейнере под ракетой, присоединял кабель и кричал… И вот 9 августа мы опять уходим в море и должны прийти 14 августа. А меня как самого единственного инженера группы управления БЧ-2 на все три экипажа, самого подготовленного, кидают из одного экипажа в другой, чтобы сходить с ними в море, сдать задачу… Если бы не эти моря, мама, ты давно бы приехала ко мне. Я не знаю, когда будет у меня время, чтобы ты могла приехать. Вот и все новости. Всем привет! До свидания! Старший лейтенант Панарин. 07.08.00»

Хоть один спасся

Еще одна версия. Православная?


Есть книга о трагедии «Курска», которую многие родственники, хотя почти все - верующие, отказываются приобретать (она продается). Книга эта называется «Неугасимая лампада «Курска». Автор - потомственный военный моряк, ныне клирик Мурманской епархии РПЦ игумен Митрофан (Баданин).

В книге есть цитата другого священника - отца Владимира, настоятеля церкви при Серафимовском кладбище: «Произошедшее с «Курском» - трагедия нравственная, и характер ее чисто духовный. Это трагедия-символ. Главная причина в том, что дома ребят никто не ждал. И за это всегда бывает наказание. Я это знаю, мне рассказывали о том холоде, том равнодушии, которое было у жен многих моряков к своим мужьям, им в спину неслись даже проклятия. Вы не хотели, чтобы ваши мужья, сыны России вернулись домой? Что хотели, то и получили. Главная причина гибели - нравственная: женщины перестали любить своих мужей, ждать их, делить их тяготы».

Такова еще одна версия гибели «Курска». Интересно, это версия РПЦ или отдельно взятого ее представителя?

А каков же нравственный итог этого клерикального осмысления трагедии. Он есть! В книге великомучеником представлен командующий Северным флотом в 2000-м Вячеслав Попов - единственный (кроме самих священнослужителей) положительный герой. О его здравии молятся, потому что в результате трагедии «Курска» он стал верующим, пришел к Богу.

Хоть один спасся…

Источник - Новая газета - Елена Милашина

Правосудия не будет


Единственный заявитель по делу «Курска» отозвал свою жалобу из Европейского суда.

Благодаря предсмертной записке капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова мир узнал, что 23 подводника в 9-м отсеке оставались живыми после взрывов на «Курске». Благодаря усилиям Бориса Кузнецова, адвоката 53 семей погибших подводников, стало документально известно о стуках SOS, которые фиксировались на аудионосители и 13 августа, и 14 августа 2000 года во время поисковой операции затонувшего «Курска».

Представители военного командования в это время врали, что все члены экипажа погибли в первые минуты аварии. Следствие стояло непоколебимо: 23 подводника в 9-м отсеке прожили всего 4,5- 8 часов (то есть до 20 часов вечера 12 августа 2000-го), и, значит, спасти их было невозможно, даже если бы спасали. Стуки SOS - да, были, но стучали не на «Курске», а с «подводной части надводного корабля, неустановленного следствием». На этой фальшивой ноте следствие по делу о гибели «Курска» и экипажа было закрыто.

Когда все российские механизмы правосудия были исчерпаны, Борис Кузнецов подготовил и отправил по делу «Курска» жалобу в Страсбургский суд. Заявителем по этой жалобе был отец капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова - Роман Дмитриевич Колесников. У всех, кто следил за развитием этой общенациональной трагедии, постепенно превращавшейся в очевидный фарс, оставалась надежда: правда еще будет сказана. Сегодня, в 10-ю годовщину гибели «Курска», уже ясно: правды не будет.

Только на днях мне стало известно, что Роман Дмитриевич Колесников еще в мае прошлого года отказался от своей жалобы. Отказался в тот момент, когда ему позвонили из Страсбурга и сказали, что жалоба принята к рассмотрению. Было очень обидно, что так произошло. Почему он это сделал? Колесников-старший не сразу согласился дать интервью и объяснить свои причины. Но все-таки согласился.

- Роман Дмитриевич, почему только вы один подали жалобу в Страсбург?

- Я был выбран представителем, потому что сам служил на флоте и разбирался в технических вопросах дела.

- Другие пострадавшие хотели присоединиться к жалобе?

- Да! Борис Аврамович 1* нам тогда сказал, что это - единственный путь возобновить расследование уголовного дела, которое на тот момент было уже прекращено. Но были и такие, кто не хотел… Например, вдова командира «Курска». (Ирина Лячина, вдова командира АПРК «Курск», капитана первого ранга, Героя России Геннадия Лячина. - Е. М.) Она говорила в том духе, что пора нам всем успокоиться… Но подавляющее большинство хотели что-то делать дальше.

- Почему же к вашей жалобе никто не присоединился?

- В этом на тот момент не было необходимости.

- После подачи заявления в Страсбург вас вызвали в военную прокуратуру. Зачем?

- Выясняли, чего я хочу. Объясняли, что если компенсации, то без всякого Страсбурга могут это сделать. Я объяснил, что хочу суда. Тогда стал вопрос о прокуратуре. Я к ним претензий не имел. Понятно было, что не майор Егиев 2* принимал решения закрыть уголовное дело по «Курску» в тот момент, когда весь мир следил за ходом следствия и ждал результатов.

- Родственники погибшего экипажа «Курска» довольно часто общались с командованием ВМФ - с командующим Северным флотом Поповым, начальником штаба Моцаком и т.д. Вы когда-нибудь поднимали в этих разговорах тему: сколько времени прожили 23 подводника в 9-м отсеке?

- Нет. Зачем? Дать четкий вопрос на этот ответ мог только суд, и я к этому стремился. А так… Ну сидели мы на поминках рядом с Поповым. Мне что, его за грудки хватать, что ли? Его моральные качества - это его проблема. Да, Попов владел всей информацией. Врал ли он президенту или главкому, почему он уехал тогда 3*, почему он три раза шапку снимал, это его личное дело.

- Три раза шапку снимал?

- Ну этот знаменитый его жест, когда он у нас прощения просит и пилотку на землю бросает. По телевидению показывали. Оказывается, он три раза репетировал.

- На вас оказывали давление, чтобы вы забрали жалобу из Европейского суда?

- Нет.

- Когда вам пришло уведомление из Страсбургского суда о том, что дело принято к рассмотрению?

- Весной 2009 года. Я думал, что Кузнецову тоже эти документы послали. Но потом мне позвонили из Страсбурга и сказали, что нашего адвоката найти не могут и я должен прилететь и сам все делать. Я сказал, что не юрист, без Кузнецова не могу, у меня нет достаточных средств, я за границей ни разу не был.

- А попросить помощи у кого-то? Например, у Клуба подводников, который вас всегда поддерживал?

- Я никого в известность не ставил. Кому я должен говорить, мол, с Кузнецовым это дело сорвалось, давайте что-то придумаем другое… Ни здоровья, ни финансов у меня нет. Ну вы же видите обстановку? Что я, пойду увещевать «Рубин» 4*, командование флота, которое давно снято?

- Как я поняла, из Страсбургского суда вам звонили дважды?

- Да. Первый звонок был предварительный, когда я сказал, чтобы закрывали дело. Второй звонок был окончательный. Меня спросили: «Мы вас правильно поняли?» Да. Сказали, что дело закрыто и спросили, нужны ли мне какие-то подтверждающие бумаги. Я сказал, что мне ничего не нужно.

- По телефону вы мне сказали, то десять лет пытаетесь забыть то, что случилось. Почему?

- Потому, что с этим враньем, с коррупцией, с воровством у нас никто не борется, хотя президент и премьер-министр делают очень красивые заявления. А я вот сейчас пойду и буду с этим бороться. Чтобы на меня пальцем показали, мол, нашелся Дон Кихот? Конечно, все понимают, что это было вранье, что не спасали, что на флоте все давно было продано и разбазарено… И это все расписано в уголовном деле. И при этом принимается решение: дело закрыть. Причина - безысходность нашей системы. С другой стороны, Путин мог бы сделать так, чтобы состоялся суд и был бы объективный разбор. Тот факт, что ему врали, когда докладывали, что там всех спасают, и он все это дело выслушивал, и верил, и в Сочи оставался… Ему так докладывали. Но к развалу флота отношения не имел! И он мог бы в начале своей президентской карьеры разобраться в деле «Курска». Но он принял другое решение. У него, видимо, были совсем другие планы относительно будущего России и своего личного будущего.

1*. В 2007 году ФСБ инициировало уголовное дело против адвоката Бориса Аврамовича Кузнецова. Он вынужден был в буквальном смысле бежать из страны. Возвращаться в Россию (а точнее, в «Лефортово») он не пожелал. Получил политубежище в США. Созданное им «Братство 9-го отсека» распалось. Так я называю всех его 53 клиентов, оставшихся, по сути, без поводыря. Ни один другой российский адвокат не предложил им свои услуги. Причина, возможно, банальна: в 2007-м уже мало кто помнил про «Курск» и про жалобу в Европейский суд.
2*. Артур Егиев, руководитель следственной группы по уголовному делу о гибели АПРК «Курск» и 118 членов личного состава.
3*. Речь идет о том эпизоде, когда группа кораблей, несмотря на зафиксированный подводный взрыв, ушла из района гибели «Курска», а командующий флотом улетел в штаб и сообщал журналистам, что учения прошли успешно.
4*. ЦКБ «Рубин» - проектировщик АПРК «Курск».

Источник - Новая газета - Елена Милашина


В избранное