Доброе утро, день, вечер, ночь.

Краткое содержание предыдущих серий:

• 12 августа, 2005 - об особенностях архитектуры и городского пространства Рыбинска и Хельсинки;
• 26 августа, 2005 - о ситуации "нулевого этажа" и о "травме деактуализации".
• 26 февраля, 2006 - о двух средствах возвращения к актуальному ("маяк" и "театр").

В предыдущей лекции мы обратились к творчеству Юрия Яковлева как к отвлеченной, но предположительно точной модели - фактически, инструменту лабораторной реконструкции - финляндского национального и верхневолжского регионального мироощущений. К настоящему времени нам удалось собрать достаточно материала, чтобы проверить сделанные спекулятивные выводы практически.

В оставшейся (трехсерийной) части нашей лекции мы рассмотрим:

• оформление Зимней войны (Talvisota) и Войны-продолжения (Jatkosota) в финляндской историографии и культуре;

• особенности самосознания потомков переселенцев из Мологи;

• мотивы, характерные для творчества Юрия Яковлева, - в частности, символику "штурма небес", - в городском облике Рыбинска;

• Рыбинск как "прото-Урал": становление (именно становление, а не проникновение извне) уральской эстетики и уральских мировоззрений в рыбинском культурном пространстве.

При подготовке разделов о Рыбинске и Мологе были использованы записи бесед с Н.М. Алексеевым (заведующим Музеем Мологского края), А.П. Лукиным (главным инженером РОП-7) и Н.Н. Бычковым (директором района гидротехнических сооружений). Настоящая лекция не претендует на сколь-нибудь полное подведение итогов мартовской (2006) рыбинской экспедиции; об официальной публикации (бумажной и электронной) собранных в ее ходе материалов будет сообщено дополнительно.

Автор благодарит Марка Гендельмана и Елену Радовскую за неоценимую помощь в проведении полевых исследовательских работ, Дмитрия Александровского со товарищи за теплый прием, Дмитрия Черясова и Дарью "Ginn" за музыкальную критику, а также Сергея Васильева и группу "Сиблинги" за расстановку ряда точек над "ä".

"Мимовоенный билет" Финляндии

Я б военный билет променял на билет довоенный,
Выпил времени море и сушей вернулся б назад.

Константин Арбенин. "Как взрослые" [mp3]

В небе шипело и грохотало, словно там рвались миллионы ракет и миллиарды ручных гранат, гора тряслась и дрожала. <...> С гулом и грохотом комета протащила свой пылающий огненно-красный хвост над долиной, над лесом и над горами и с ревом унеслась дальше в мировое пространство.

Туве Янссон. "Муми-тролль и комета"

"Эффект внезапности", который СССР не удалось в полной мере использовать в лесах Карелии и на сопках Лапландии, все же принес определенные результаты в пропагандистском поле. Первый документ, подводящий итоги Зимней войны с финской стороны, - Приказ Верховного главнокомандующего #34 от 14 марта 1940 года - в своей основной идее сводился к тому, что финны оставлены западными державами и вынуждены (были вынуждены и будут вынуждены) рассчитывать только на собственные силы. В тонах, диаметрально противоположных тонам советской пропаганды, Маннергейм признал ее главную посылку: существование "белой" Финляндии более не санкционировано силами, вершащими мировую историю.

"Мы должны были пытаться получить помощь, которая не пришла... после трех с половиной месяцев войны мы остаемся практически одни, - констатирует маршал. - <...> К сожалению, крупномасштабные обещания, данные Западными державами, остались нереализованными, так как наши соседи, озабоченные собственной безопасностью, отказали в транзите войск. <...> Мы с гордостью осознаем свое историческое предназначение, столетиями являвшееся частью нашего наследства - защиту Западной цивилизации, - которое мы продолжаем выполнять. Но мы знаем также и то, что до последнего пенни расплатились со всеми кредитами, предоставленным нам Западом".
http://heninen.net/miekka/p34.htm (пер. с фин. Andrew Heninen)

"Для финнов Зимняя война не закончилась в марте 1940 года. <...>  Моральная травма и тяжелый урон, нанесенные Зимней войной, в которую, как считали финны, они были втянуты безвинно, были важнейшими стимулами к "получению компенсации"", - указывает А.И. Козлов со ссылкой на финского исследователя Mauno Jokipii.

Сознательно или нет, но в ходе "Войны-продолжения" эта моральная травма была успешно скомпенсирована. Несмотря на еще худшие для Финляндии, чем в 1940 году, условия перемирия 1944 года, психологическая задача возвращения к довоенной жизни была и поставлена, и выполнена. Исполнению этой задачи служили и формальное возвращение Выборгской ляни в состав Финляндии 6 декабря 1941 г., и возвращение переселенцев на освобожденные территории, и - уже в 1944-м - новая "учетная политика" различения победы от поражения.

"In the defensive battles of summer 1944 the Finns managed to stop the massive Red Army attack. The Soviets had the initiative at first and forced the Finns to retreat, in haste in places, but were not able to crush the Finnish Army. Despite the early difficulties the Finns could for the most part maintain combat readiness and pull back to new defensive lines in the rear in an orderly fashion. The Red Army failed to fully achieve their objectives with Finland. By fighting successfully the Finns avoided occupation and maintained independence – Stalin had to drop his demand for unconditional surrender. Hence the Finns have called this a "defensive victory" (torjuntavoitto)". ("В оборонительных боях лета 1944 года финнам удалось остановить массированное наступление Красной армии. Изначально Советы обладали инициативой и вынуждали финнов спешно отступать, но не смогли подавить сопротивление финской армии совершенно. Несмотря на первоначальные неудачи, финнам удалось сохранить боеготовность и организованно отступить к новым оборонительным линиям. Красная Армия не смогла достичь своих целей в Финляндии в полной мере. Успешно сопротивляясь, финны избежали оккупации и сохранили независимость - Сталин вынужден был отказаться от требования безоговорочной капитуляции. Финны назвали это достижение "оборонительной победой"".) -- Rajajoki.com

Заметим на полях, что в этом воплощении сюжета яковлевского "Пленного" нашлось место даже для эпизода с пузырьком лекарства. Мишка-пленный торопится домой, чтобы принести микстуру больной сестренке Зойке, - но бросает пузырек, как гранату, под ноги Смирнову-длинному; Финляндия переходит в наступление, стремясь вернуть утраченные карельские территории, - но в результате оставляет укрепленные районы Ладожской Карелии на произвол судьбы. Парадоксально не то, что оба "пленных" идут на подобные вынужденные меры, а то, что эти вынужденные меры не омрачают финальный "триумф воли". Этот парадокс мы обсудим далее в разделе о военной игре.

О том, насколько умонастроение успешного возвращения к мирной жизни - не просто прекращения войны, а восстановления довоенного быта во всей его полноте - глубоко укоренилось в финском обществе, можно судить по его проникновению в области культуры, предельно далекие от пропаганды и идеологии.

Советские издатели сказок Туве Марики Янссон, "подверстывая" их к идеологии "борьбы за мир", не пропускали случая указать, что сказочница "...не скрывает от детей опасностей, грозящих человеку и всему человечеству... говорит с ними о комете, которая столкнувшись с Землей, может уничтожить все живое. Этой угрозе она противопоставляет добрую волю людей. Герои Туве Янссон спасены от кометы, потому что в гроте, где они собрались, царит добрый мир" ("Сказочные повести скандинавских писателей". М.: Правда - 1987. Предисл. А.И. Исаевой. Стр. 14) - но скромно умалчивали о том, по горячим следам какой войны и с чьей стороны фронта написана вышедшая в 1946 году "Муми-тролль и комета", первая большая повесть из цикла о муми-троллях. Читателям переводов Брауде, возможно, будет трудно представить, что реальная угроза, вызвавшая к жизни образ красной звезды с хвостом, не имеет прямого отношения ни к ядерному столкновению сверхдержав, ни к гипотетической космической катастрофе. У этой угрозы есть конкретно-историческое лицо: советские танки на шоссе Виипури - Хельсинки.

Отвлекаясь от содержательной хроники событий, повествование о комете довольно точно передает работу механизма психологической защиты. Первая часть повести посвящена расшифровке "знамений кометы"; во второй предупрежденные ("следовательно, вооруженные") герои возвращаются домой, не пропуская ни лавки, ни танцплощадки. В финале Муми-мама заносит в грот все вещи, которые ей удается вынести из Муми-дома. Как тут не вспомнить беженцев из "Погонщика слона", тащивших с собой картину "Утро в сосновом бору" и фикус в горшке...

Каждый осколок голограммы содержит отснятое на нее изображение целиком. "Безопасность может заключаться в знакомых и повторяющихся вещах. Вечерний чай на веранде, отец, который заводит стенные часы, - это то, что неизменно. Отец всегда будет заводить часы, и поэтому мир не может быть разрушен", - поясняет "принцип маяка" сама Туве Марика ("Сказочные повести...", там же). (Любопытно, что в более поздней, но сюжетно предшествующей "Муми-троллю и комете" повести "Опасное лето" средством восстановления актуальности после большого наводнения выступает театральное представление. Привыкание к "принципу театра" занимает определенное время и сопряжено с определенными трудностями - в частности, члены Муми-семьи порываются применить театральный реквизит по его видимому назначению, т.е. (см. пред. лекцию) адресоваться не к первообразу, а к общему случаю. Наконец, в "Опасном лете" актуальность Муми-дома восстанавливается на новом месте - в отличие от "Муми-тролля и кометы", где "докометное" бытие возвращается в точности.)

На практические шаги финляндского правительства, послужившие преодолению психологической травмы, мы уже указали выше. Однако активность общества, демонстрирующего самому себе способность к мирной-жизни-несмотря-ни-на-что, по определению не могла бы свестись только к хозяйственному и юридическому обслуживанию войны. Что же послужило "вечерним чаем на веранде", необходимым ритуальным оформлением акта коллективной психотерапии?

- Ты танцуешь мамбо? - спросила фрекен Снорк.
- С грехом пополам,- ответил Муми-тролль.- Больше всего я люблю вальс.
- Вряд ли мы поспеем к сроку в долину с этой вашей танцплощадкой,- завел свое Снорк.- Взгляните на небо.

Они взглянули.

- Да, теперь ее видно и днем,- сказал Снусмумрик.- Еще только вчера она была с муравьиное яичко, а сегодня уже с теннисный мяч.
- Но уж танго-то ты должен уметь,- продолжала фрекен Снорк.- Маленький шажок в сторону и два больших назад.
- Это можно попробовать,- отвечал Муми-тролль.
- Сестренка,- сказал Снорк,- почему у тебя одни глупости на уме? Неужели нельзя держаться ближе к делу?
- Танцы - не глупости! - запальчиво возразила сестра.- Мы начали говорить о танцах, а ты вдруг вылезаешь с кометами. А я и дальше хочу говорить о танцах!

Туве Янссон. "Муми-тролль и комета"

В лекции от 26 августа мы уже указывали на то, что финские военно-пропагандистские песни времен WWII основаны на популярных танцевальных ритмах и, в отличие от немецких или советских, не выделяются в особый музыкальный жанр. Но интересно отметить, что появление большинства этих песен (в том числе самой известной - "Njet Molotoff", посвященной реалиям Зимней войны 1939 - 1940 гг.) относится уже приблизительно к 1942 году, когда линия фронта стабилизировалась за Терийоки и Петрозаводском, а не к наступательной (осень 1941 г.) или какой-либо из оборонительных кампаний. Отличие стиля соответствует отличию задачи: не подготовка, а закрепление победы, символическое изображение уже совершившегося торжества.

Ко времени "Войны-продолжения" относится первый расцвет финского танго.

Позволим себе привести здесь сокращенный перевод статьи Пекки Гронова, директора архива грамзаписей Yleisradio, с Virtual Finland.

...Сложно объяснить, почему танго завоевало такую популярность в Финляндии и продолжает процветать здесь, почти забытое всем остальным миром. Как известно, танго зародилось на рубеже [XIX и XX] столетий в пригородах Буэнос-Айреса; занесено в Европу гастролирующими аргентинскими музыкантами и танцорами; впервые вошло в моду в Париже и широко распространилось в Европе в двадцатые и тридцатые годы. В ряде стран существовали танго-банды, подражающие стилю и облику аргентинских. <...>

Танго начиналось как резкий, синкопированный музыкальный стиль, имеющий много общего с джазом и блюзом; его сюжетный багаж питали драматические столкновения в темных переулках и питейных заведениях Буэнос-Айреса. Европейские композиторы, принявшиеся сочинять танго, отошли от канонической тематики. В Европе танго было принято как экзотическое заморское веяние; распространенными темами стали любовь и дальние страны. Специфически аргентинского в танго осталось не больше, чем специфически средиземноморского.

Первые финские танго тридцатых годов не привнесли в эту струю ничего нового; лишь к концу десятилетия стало возможным говорить о национальных особенностях стиля. В "Lumihiutaleita" ("Хлопьях снега" - М. Майя, 1936) в танго впервые появилась характерная "северная" образность. В танго оказалось возможным подмешивать слова и музыкальные ходы, заимствованные из старых финских и русских вальсов, играя на дорогих сердцу воспоминаниях. Персонажи танго так и остались штампованными влюбленными, но теперь они были помещены в приличествующие Северу декорации, нарисованные с любовью и мастерством. ["Танго: вступление"]

Финское танго обрело душу в годы войны, когда особенно возрос спрос на песни о любви и разлуке. Возможно, самым известным танго военного времени стало "Syyspihlajan alla" ("Под осенним рябиновым деревом", 1942) сочинения Арво Коскимаа и Вальтера Вирмайоки. Изображая осенний финляндский пейзаж, где нескончаемый дождь и сгущающиеся сумерки рождают чувство безнадежности, а спелые ягоды рябины напоминают о крови, проливающейся на войне, песня повествует о надеждах, обреченных не сбыться: "Стаи диких гусей надо мною проплыли в чужие края. Об окно мое бьются холодные слезы дождя. Я когда-то любил, но уже не дождусь тебя, радость моя".

Хотя танго прочно обосновалось в Финляндии в сороковые, все это время оно оставалось лишь одним из жанров популярной музыки. Ритм фокстрота считался подходящим для бодрой песни о неожиданной и приятной встрече. Скоттиш (schottische) или полька подошли бы для комических куплетов; на долю танго оставались сожаления об утраченной любви. В конце сороковых танго пережило некоторый спад популярности. Когда в 1951 году в Финляндии были опубликованы первые хит-парады продаж, в них не оказалось ни одной танго-композиции.

В 1952 году была отмечена вторая волна популярности танго. Она коснулась не только Финляндии: танго было на подъеме в Германии, где песни вроде "Алые розы, алые губы, красное вино" помогали стране подняться после проигранной войны. <...> ["Танго военных лет"]

С шестидесятых годов танго больше не появлялись в хит-парадах, но Рейо Тайпале и Эйно Грён, популярные танго-исполнители шестидесятых, до сих пор почитаемы в народе. Танго - это признают все финны, независимо от личных пристрастий, - стало одной из визитных карточек финской культуры.

Как объяснить эту непреходящую популярность? Возможно, дело в том, что танго - самый популярный вид бальных танцев в Финляндии. Обычное дело на танцах - пустой танцевальный зал в то время, пока играются открывающие номера; но звучат первые такты танго, и он забит подчистую.

Но это еще не вся правда. Лирическая традиция - вот подлинный ключ к загадке успеха танго. В готовящейся книге "Воспоминания о танго: язык любви и тоски" (Helsinki University Press, 1996) доктор Пирйо Кукконен высказывает гипотезу, что танго отражает "особенности характера, умонастроения и самосознания финнов так же, как их отражает народная поэзия". Основные темы лирики танго - любовь, скорбь, природа и родные просторы. Во многих композициях упоминаются покинутый дом или далекий счастливый край. Распространенными метафорами служат перемены времени года: весна как прорыв из плена зимы, первоцветы - вестники новых надежд, осенние дожди и ранние сумерки - образы их крушения.

Многие критики видят в "Satumaa" ("Сказочной стране", 1955) прототип всего финского танго. Satumaa - далекий заморский край вечного цветения. Только птицы могут долететь до нее, но не люди из плоти и крови, прикованные к земле:

Далеко за просторами моря есть берег иной,
Где о счастье, катясь, напевает волна за волной.

Это можно понять как песню о безответной любви, - но и как тоску смертных о потерянном рае. Прибавьте размеренную и торжественную мелодию - и вы поймете, почему один известный либеральный богослов недавно предложил включить "Satumaa" в официальную псалтирь Финской Лютеранской Церкви. В Финляндии к танго подходят предельно серьезно. ["Танго и финская душа"]

Уточним, чтобы замкнуть круг, что "пение катящихся волн" на берегу "далекой страны счастья" - образы известного вальса Жоржа де Годзинского "Онежские волны" ("Äänisen aallot"), написанного в 1942 году и объединяющего тему долгой разлуки с темой потерянного-и-возвращенного рая:

Расскажут волны Онеги
О новых богатырях,
Что древней пение меди
Вернули в эти края,
Что от победы к победе
Прошли леса и моря,
Пока невестой в убранстве белом
Ждала Карелия.

Лирический герой возвращается на привычный этаж мироздания: в "верхнюю эпсилон-окрестность" ватерлинии, вплотную у воды, и все же над водой, - в область предельно реализованного Замысла.

В культуре Верхневолжья эти образы тоже можно найти, если поискать; не мобилизованные сколь-нибудь массовой программой "возвращения рая", они так и остались на ее периферии в диапазоне модальностей от пророчества до маловероятной, но возможной удачи:

Встретимся в сентябре в верховьях Волги,
Где камням понятен смысл саг.
На-на-льна не может ждать долго -
Вепрь залива пьет стрелы дождя.

Нам по тем местам - не ходить.

Встретимся в сентябре - еще не поздно;
Слышал я, но слышала ли ты
Плач в ночи, плач по далеким звездам?

Встретимся в сентябре под усталым солнцем,
Вересковой тропой пройдем туда.
Встретимся в сентябре, пока не пришли холода.

Вам бы в тех местах побывать...

[Александр Шульц, гр. "Бежин Луг" - "Сентябрь", из альб. "К36"]

Верхневолжская (рыбинская и мологская) культурная традиция, не скрепленная (или "не скованная" - кому как нравится) национальными границами, показала значительно большую дивергентность, чем финская/финляндская. После того, как история показала: старый образ жизни не защитить, во всяком случае, не сохранить буквально, - основным "методом вернуться домой" для носителей традиции стала символическая апелляция к неизвестному Замыслу, символическая реконструкция - каждым на свой лад - Замысла как такового.

Обзоры имен и символических доминант мологской и рыбинской традиций are queued for completion и следуют в ближайшие дни.

С поклоном,
координатор рассылки LXE
mailto:urbanism@mumidol.ru
http://mumidol.ru/gorod