Финляндская национальная мифология и верхневолжский эксперимент.

Доброе утро, день, вечер, ночь.

Продолжаем лекцию о феномене Рыбинска в контексте цивилизации Петербурга - Урала (начало здесь).

Попробуй быть хорошим

Особого внимания заслуживает плоскость "поверхности воды". Это – слой объективной реальности, квантового произвола, ограничиваемого инерцией, симметрией и статистикой. Любая прямая, проходящая через поверхность воды, либо содержит "хорошее" и "плохое" направления, либо строго горизонтальна (тогда направление становится делом вкуса, то есть зависит от ряби на воде). Это – вольное каменщичество, "масонство", мир равноправных горизонтальных связей, "общечеловеческих ценностей" и порождаемых ими бинарных оппозиций "так нельзя, а так можно и нужно".

"Иерусалим 2010"

В чем здесь секрет? В особой талантливости местного населения? Ну, этого не скажет ни один самый ярый финляндский патриот. <...> Есть труд и труд. Труд грубый, труд вола и битюга, труд надорванной клячи - и труд разумный, труд просвещенный. Труд, усиленный знанием в десять, в сто и в тысячу раз. // Есть ещё труд скованный, крепостной, труд безвольный, труд чужеголовый, труд из чужих рук. Труд гнетущий. И есть труд бодрый, бодрящий. Труд свободный, самодеятельный. Труд живой, творческий. Труд с орлиными крыльями.

Григорий Петров. "Страна белых лилий", гл. III "Икуйнен Тайстелу"

Первой и основной попыткой сформулировать финляндскую национальную мифологию (не финскую, а именно финляндскую) следует, видимо, считать книгу бывшего священника Григория Петрова "Страна белых лилий" (в первом, 1923 года, издании - "Созидатели жизни"). На языке оригинала книга впервые опубликована "Европейским домом" в 2004 году; в сети, несмотря на истечение срока охраны смежных прав, ее текст пока не обнаружен. Купить книгу можно на "Озоне" и в "Болеро" (на последнем ее - наверное, в спешке - поместили в раздел "Путеводители"). Рецензия Леонида Олыкайнена в "Торговом пути" дает достаточно взвешенное представление об издании, поэтому мы только расставим некоторые акценты (точки над "a").

Главный герой (и, de facto, "образ автора") петровского мифа - "апостол финской культуры" Снельман, прототипом которого служит реальный деятель финляндского национального возрождения Юхан Вильгельм Снельман; степень агиографического упрощения приблизительно соответствует "Рассказам о Ленине" Михаила Зощенко. "Снельман" Петрова, выступая на различных собраниях, отстаивает программу модернизации посредством европеизации, то есть на первый взгляд соответствует "Петру" петербургского мифа. Но есть и отличия.

Во-первых, "Снельман" (как и реальный Снельман) выступает за народовластие и самоуправление. При этом Снельман (реальный) не индивидуалист: национальная автономия и индивидуальная свобода нужны ему, чтобы предоставить свободу действий "народному духу".

Во-вторых, "Снельман" фантастически мелочен в своих нравоучениях - или, точнее сказать, в его нравоучениях частное хаотично смешано с общим. Требование "пробудить подлинную веру" (из выступления на церковном соборе) сочетается у него с критикой офицеров за ругань в казармах или студентов за чрезмерное увлечение футболом. От первого лица Петров много пишет о необходимости "разумного" ("просвещенного") устройства жизни, но, устраивая в главе "Карокеп" своего рода выставку достижений, на одно из первых мест помещает рационализированную систему маркировки и контроля качества яиц.

Теоретические абстракции "Снельману" ненавистны. "Лилипуты - люди с большой отечной головой на тонкой шее и с узкими плечами. Вся их жизнь устроена по книжным формулам, по геометрическим чертежам и ... все у них мерзко и уродливо, как мерзки и уродливы они сами", - заявляет он в главе "Футбол".

Очевидно, что "Снельман" - не "прогрессор" в строгом смысле, т.е. не автор и даже не носитель реализуемого им Замысла, Генерального Плана. Он и не деятель Заговора, так как вообще не оперирует высокими абстракциями, ни аутентичными, ни поддельными. Наконец, он не "Командор" и вообще не "подводный" персонаж, так как доступ к смыслу жизни не рассматривается им как особенно трудная (а именно - как не разрешимая в одиночку) задача: предполагается, что для этого достаточно прислушаться к некоему внутреннему голосу, присущему каждому человеку, даже (см. глл. XI "Карокеп", XII "Крестьянство") не обязательно "каждому хорошему". Замысел представляется ему непосредственно данным в ощущениях, и в определенном смысле он прав - на нулевой отметке высоты/глубины Замысел конкретизирован до ощущений.

Как это ни парадоксально, "Снельман" воспроизводит распространенный тип религиозного консерватора - наивного защитника распадающегося или распавшегося на его глазах миропорядка, наподобие русских старообрядцев или протестантов южных штатов Америки. Этот порядок рассматривается наивным консерватором как интегральное целое, который можно принимать без рассуждения ("сердцем") или отвергать целиком, но нельзя разделять на части ("приемлемое - неприемлемое", "основное - неосновное"). Для того, чтобы встать в один ряд с протопопом Аввакумом или Хосе-Марией Эскривой, "Снельману" недостает только равнения на миф о Золотом веке. (Последний вообще малоактуален для Города и используется в основном для оформления воспоминаний об эпохах относительного культурного расцвета.)

Образно выражаясь, "Снельман" отличается от "Петра" или "Ленина", как дежурный службы технической поддержки от генерального конструктора. Выражаясь формально, "Снельман" - это потерявшая одно измерение из пяти проекция Генерального Конструктора (вот и пригодился еще один термин Даниила Андреева) на плоскость поверхности воды. Его задача - поддерживать актуальность нижнего надводного этажа Города, то есть этажа, которому больше всего угрожает деактуализация; который стоит в очереди на деактуализацию.

* * *

Аскетическая программа Петрова-"Снельмана" (т.е. предлагаемые им(и) средства самодисциплины) компактно изложена в альбоме "Другой" Дмитрия Умецкого:

Встань в середину дождя.
Поверь - капли его из крестильной купели.
Войди в его шум
И попробуй быть хорошим,
Попробуй быть хорошим.

Встань в середину ветра,
Пойми его и будь, как ребенок.
Пусти его в себя
И попробуй быть хорошим.

Встань в середину огня.
Он сольется с красным вином в твоем сердце.
Полюби его
И попробуй быть хорошим.
http://www.zvuki.ru/S/P/1970

Упоминания стихий можно толковать непосредственно, по одной. "Дождь", осадки - символ не поддающегося классификации; "войти в шум" - это быть внимательным к исключениям, к тому, что не нашло места в иерархии категорий. (В словах о крестильной купели есть доля правды: в Новом Завете Христос предстает законоучителям величайшим исключением из правил, и мнение, что Он не только реально стал им, но и оправдал всякое исключение из правил, составляет одно из популярных пониманий христианства, не чуждое, как видно из главы XIII "Пастор Макдональд", и Петрову.) Ветер - это то, что отклоняет поверхность воды от горизонтали (см. эпиграф), т.е. придает нормали (перпендикуляру) к поверхности воды горизонтальную (оперативно-реальную) составляющую; иными словами, ветер - это нормы бытового поведения, этикет, comme il faut в строгом смысле. "Огонь", наконец, трудно интерпретировать иначе, как апелляцию к "высоким чувствам", характерную для сентиментализма и предромантиков и регулярную в проповедях Петрова.

"Накал чувств" - удобный индикатор нахождения на нулевой отметке высоты/глубины, в плоскости "подлинной жизни" на границе осмысленного и бессмысленного.

А вот как, полемизируя с надводно-созерцательной позицией "полярного летчика", о "градиенте смысла" пишет Юрий Яковлев (мы уже коротко представили его в предисловии, а развернуто представим ниже):

"Помню, мы с Генкой ломали голову, зачем люди ходят на корриду. // И вдруг поняли: чтобы рядом с чужой смертельной опасностью ощутить липкую сладость своей безопасности. Но никто в этом не признавался. Когда я заговаривал с испанцами о корриде, они говорили: коррида — душа Испании, коррида — зрелище для мужчин, она закаляет сердца, делает их мужественными, коррида — школа для будущих бойцов...

Пустые слова! Жестокая трусость — душа тех, кто спешит сюда, наступая на ноги сидящим, чтобы насытиться чужим страданием. Набить себе рот, нажраться им до оскомины. Как медом.

Тогда мы с Генкой сделали открытие: высокие чувства выстраивают людей в колонны, низменные превращают в толпу".
("Тяжелая коррида")

Как черный ветер, над землей кружится ночь,
Но пробил час, настал твой век.
Уже отмечена судьбой твоя ладонь -
Седлай коня, отважный человек!

Еще не поздно повернуть коня назад,
Но пробил час, настал твой век.
Одна звезда горит, как солнце, над землей -
Твоя звезда, отважный человек.
http://www.zvuki.ru/S/P/1968/

("Надводность" Умецкого (хотя и в "эпсилон-" - бесконечно близкой - окрестности воды) легко проверить по песне "Вальс для Марии": "Когда время придет умирать, мне бы очень хотелось стать фонарем, который горит, когда весь мир уже спит" - всюду защищая осмысленный космос (в очень частном его случае) от бессмысленного на самой его границе: "Я всю ночь охранять готов [дорифмовано] от кошмарных снов" - то "в переулке глухом", то "возле старой пивной", то, наконец, "там, где темный причал" - автономным или подключенным к электрической сети источником света. "Там, где темный причал", наше предположение подтверждается не только на уровне идеологии лирического героя, но и на уровне символики, выражающей его мироощущение.)

У "зажигательно"-нравоучительного стиля Петрова, Умецкого и Яковлева есть еще одна общая особенность: в нем регулярно, иногда на разные лады, повторяются ключевые фразы - иногда афористические обобщения или императивы, иногда реплики героев. Это плата за максимальное снисхождение к частному - необходимость реализовывать общее частным; что-то подобное (программист поймет) должен был бы производить компилятор C++, в котором поддерживается иерархия классов, на чистый C, в котором классов нет вообще.

Мотивы comme-il-faut, "малых дел", чуткости-к-изменчивому ради верности-неизменному смыкаются в образе флюгера. "Случается, что у одного из городских флюгеров так крепко заклинит ржавые петли, что он уже не может пошевельнуться. Флюгер погибает, как боец на посту", - так перефразирует Яковлев во "Всаднике, скачущем над городом" тезис "Снельмана" о лилипутах.

На верхних этажах Города коннотации "флюгера" отрицательны: ~"колебался вместе с линией". Яковлев помещает флюгер на герб безусловно положительного героя, рыцаря, совершающего подвиг во имя дамы. Флюгер (как регулярно бывает у Яковлева) фигурирует в рассказе и как принцип, идея, и как материальный объект. Место действия рассказа ("Мостовая мокрая, как палуба, по которой только что прокатился соленый морской вал") повторяет место действия "Вальса для Марии" и однозначно отсылает к уровню океана.

У эстонских имен главных героев "Всадника" (Киру, Айна) финские корни: kiire - "поспешность" (kiiruhtaa - "торопиться"), ajna (ajno) - "единственная". За описанием города угадывается Таллинн, и все же однозначно в его пользу свидетельствуют лишь две улики: упоминание о моряках, а не о речниках (что исключает Рыбинск) и об отделении милиции (что исключает Хельсинки).

Флюгера Рыбинска не так многочисленны, как флюгера Таллинна, но - повторимся - составляют заметный и характерный элемент архитектуры исторического центра. Башенки рыбинского костела, где кресты реализованы флюгерами и имеют, кроме выделенного вертикального, выделенное горизонтальное направление, показывают, что символическое значение флюгера осознано в Рыбинске лучше, чем где бы то ни было.

* * *

Система, в которой общее реализовано идеально подогнаным под погодные условия частным ("настроили - ничего не трогай!") при всех возможных преимуществах обладает по крайней мере одним недостатком: если ее не удается сохранить полностью, ее невозможно сохранить даже частично. Это верно не только для машин и механизмов, но и для систем ценностей: если все, что мне дорого, дорого мне одинаково, исчезает возможность пожертвовать малым ради большего, отступить или уступить. Любое сомнение становится сомнением в основах, любое добровольное отступление кажется жертвой Авраама.

Это означает, что

1. для обитателя "нулевого этажа" проблема аутентичности Замысла (мережковское "Бог или бес?") наиболее актуальна;

2. а возможности разрешить ее аналитически, отвлеченным размышлением, - минимальны.

Умышленный город с отягчающими обстоятельствами

Вспомните картину, на которой изображен Петр Первый, шагающий по берегу Невы. Огромный царь яростно печатает шаги. Выпуклый лоб, глаза навыкате, усы торчат, как проволочные, ноздри раздуты. Царь спешит. Свита еле поспевает за ним. И кажется, слышно, как гремят о камни тяжелые, кованые, с пряжками башмаки и свистит ветер, развевающий полы густо-зеленого камзола.

Теперь представьте, что картина ожила. Заплескались невские волны, и в лицо пахнуло глубинным холодом. Рослый мужчина с вьющимися, как у Петра, волосами, шагает по набережной, держа в руке, вместо треуголки, фуражку защитного цвета с алой пятиконечной звездочкой. Камзол ему заменила красноармейская гимнастерка. А дальше — совсем не царские и не красноармейские — брюки навыпуск и остроносые штиблеты. По-настоящему царские у него только осанка и шаг — широкий и тяжелый.

Юрий Яковлев. "Был настоящим трубачом".

Несмотря на предуведомление, все же повторим определение и основные признаки Заговора:

1. Мифологема Заговора - это особый, характерный для Города, подвид мифологемы ужасного (чужого, проникшего внутрь охраняемых границ и захватившего власть над своим).
2. "Вертикаль власти" в Городе существует как иерархия категорий "от общего к частному". Захват власти состоит в подмене иерархии категорий, перетолковании старого частного в духе нового общего.
3. Космическому мифу, обслуживающему организованное общество, свойственно отделять средства осуществления законной власти от средств захвата власти. Первые рассматриваются как приемы "белой магии", поддерживающей освященный традицией миропорядок; вторые - как приемы "черной магии", этот миропорядок разрушающей.
4. В мифе Города нишу белой магии занимает технология; основание Города и его укрепление связаны с распространением влияния техники. "Белый маг" - это инженер, пользующийся универсальными законами природы для воплощения Генерального Чертежа (Замысла) или, рекурсивно, чертежей инструментов его воплощения.
5. Нишу черной магии в Городе занимает теургия, "богостроительство". За "черной магией" Города стоит надежда на то, что коллектив, собрание частных случаев, может предшествовать Генеральному Плану, диктовать Замысел; для этого коллективу нужно только отречься от прежнего Замысла и стать интегральным целым (осознать себя как единое целое). На практике "черная магия" Города - это магия революции.
6. Коллективно-теургический акт предусматривает три ролевых идентификации: (1) коллектива как целого, (2) единичного исполнителя ("революционного матроса") и (3) проводника воли коллективного целого внутри коллектива, т.н. "крысолова" ("политрука", "комиссара").
7. Неизбежное промежуточное состояние между личным отречением от Замысла и личным присоединением к Заговору - это так называемая "сумеречная зона", или "фаза беззакония". За классическим ее описанием отсылаем к поэме "Двенадцать".

Но за захватом власти следует ее удержание. Новая власть вынуждена опираться на то же самое предельно частное, что и предыдущая. Иными словами, "новый порядок" новой власти неизбежно сталкивается с консервативным порядком "нулевого этажа".

Быстрое освоение "белой магии" - один из простейших способов мимикрии под аутентичную власть, легитимации Заговора через общность средств с Замыслом. Для Города, где в роли "белой магии" выступает техника, это означает курс на форсированную и демонстративную индустриализацию.

* * *

В Рыбинске техника бросается в глаза, как агитация на оккупированной территории. Промышленность не прячется в "промзоны"; ее нервы на виду. В пригородных автобусах висит "Карта опасных участков маршрутов общественного транспорта". Над главной улицей светится предостережение: "СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА ПОЛЬЗОВАНИЯ ГАЗОВЫМИ ПРИБОРАМИ" (фотография сделана по нашей просьбе Дмитрием Александровским).

У западного въезда на шлюз можно наблюдать уникальный железнодорожный переезд: железнодорожные пути (перегон между станциями "Шлюзовая" и "Каменники") не просто пересекаются, а смыкаются с проезжей частью. В других городах так обычно поступают трамваи (напомним: "символ опасного, непредсказуемого по последствиям, но необходимого личного выбора, единственно ведущего "напрямую к кольцу" - в отличие от железной дороги как символа фатального предопределения). В Рыбинске трамваев нет.

И главное: гидроузел.

Тема реки

Река - повсеместно распространенный (и особенно актуальный для Города: Нева!) символ термодинамического (жизни/смерти) и исторического времени. Советская пропаганда изображала строительство плотин остановкой рек ("человек сказал Днепру - я стеной тебя запру", "...перекрываем Енисей"), имплицитно связывая его с остановкой истории и победой над смертью. (На деле, конечно, выходила не остановка, а задержка и накопление: задержка истории и накопление смерти).

Тема строительства-на-костях

Стадион "Металлист" построен на обширных захоронениях 30-х годов. Десятки тысяч узников Волголага лежат в этой земле. Кладбище простирается далеко за пределы стадиона и уходит в близлежащий лес. В тридцатые годы прошлого века здесь находился больничный городок для заключенных. Умерших хоронили неподалеку.

[...]

Рыбинск в конце тридцатых годов оказался в центре грандиозной стройки. Возводились гидросооружения Волжской плотины и ГЭС. Все работы были поручены главному управлению лагерей НКВД, располагавшему огромными людскими ресурсами. На месте строительства вырос Волголаг. Лагерь, в котором содержалось несколько сотен тысяч человек. Это был настоящий город.

Рабочих особенно не жалели. Смертность в лагере была высокой. Всего с 1936 по 1953 год в этих местах было похоронено более 880 тысяч человек. В самые сложные периоды строительства в год погибало до 100 тысяч человек. Людей сотнями сваливали в окрестных лесах или полях, поросших кустарником, и присыпали курганы землей. Сейчас на этих местах выросли городские районы. Практически на костях построены поселки Переборы и Волжский. Обширные кладбища простираются на многие километры в округе, и даже сотрудники ФСБ, работавшие по запросам местных краеведов в закрытых архивах НКВД, не могут дать точных данных о количестве захоронений.

(И, кстати:

Два года назад Ким Катунин связался с финнами, родственниками тех, кто погиб в лагере под Рыбинском. После Советско-финляндской войны их пригоняли сюда тысячами.)

"Лагерный след". "Известия", 29 октября 2003 г.
http://www.izvestia.ru/community/40426_print

Тема сопротивления силам природы

В окрестностях Рыбинска сложилась уникальная для Города ролевая ситуация: выражаясь категориями пушкинской поэмы, "Медный Всадник подчиняет водную стихию, чтобы уничтожить Евгения".

...вопреки принятому высшим руководством страны первоначальному решению услужливые исполнители - молодые проектировщики ГЭС из института "Гидростройпроект" во главе с профессором Рахмановым для перевыполнения установленных показателей выработки электроэнергии на Рыбинской ГЭС (повышение мощности гидростанции с 200 до 330 тыс. кВт) и создания "самого большого рукотворного моря" сумели с помощью Я. Рапопорта, всесильного руководителя Волгостроя-Волголага НКВД, протащить через Госплан СССР (постановление от 1 января 1937 года) новый НПУ, равный 102 м, то есть на 4 м выше утвержденного ранее. Это привело к двукратному увеличению затопленных земель и возникновению огромных мелководных площадей.
http://yar-volgar.narod.ru/Mologa.html

Совсем уж зловеще в этом контексте звучит формула предельной мощности ГЭС: произведение давления на расход.

Тема подъема уровня воды

Затопление - это то, что происходит с этажом (отсчетом на шкале "общее-частное"), когда он утрачивает актуальность, то есть причастность и необходимость Замыслу. Так, в цепочке "жизнеобеспечение - энергообеспечение - добыча топлива - добыча угля - добыча угля шахтовым способом" последнее звено уже неактуально (и существует там, где существует, вместе со сцепленным с ним образом жизни, лишь по инерции), предпоследнее стоит в очереди на деактуализацию, а без пред-предпоследнего человечество, видимо, не обойдется еще достаточно долгое время.

Намеренное затопление этажа - это явный, априорный отказ в причастности Замыслу (~Заговору, выдаваемому за Замысел) определенному отсчету на шкале "общее-частное": "какие бы цели мы ни преследовали, вы, какие вы есть, и ваш образ жизни для нас бесполезны". Намеренно затопленной, то есть объявленной устаревшей или бессмысленной, может быть и достаточно абстрактная система представлений (например, "идеалистические религиозные предрассудки"), но первым в очереди все же оказывается "обывательский быт", слой непосредственного бытия. Вместо него "непосредственным бытием" объявляется  некоторый срез иерархии категорий, порожденной революционной идеологией и революционной бюрократией - как, например, при военном коммунизме для того, чтобы не умереть от голода, недостаточно быть просто сколь-нибудь трудо- и договороспособным человеком, а требуется приписка к учреждению, "карточка" ("литера"), устное или письменное распоряжение "комиссара", или т.д., или т.п.

В общем случае затоплению подлежит мироотношение, "плоскость зрения", а не ее носителя. Носители подлежат перемещению, эвакуации.

Официальное наименование нашей группы: "Отдел подготовки зон затопления". <...> Достаточно сказать, что в какой-нибудь месяц нам пришлось переселить более тридцати тысяч крестьянских хозяйств! <...>

Думаете, мы оставляли хоть что-нибудь на том месте, где стояли села? Что вы! Снимали и увозили постройки, разравнивали бугры, убирали дно под метелочку. Новенькое море должно было быть чистым и прозрачным, как хрустальный стакан!

<...> А как мы поступили с городами, хотите спросить? <...> Наверное, вы представляете себе ветхие домики, покосившиеся заборы, через которые лениво перекатывается вода? Нет! Ни домов, ни заборов уже не было, когда море пришло сюда. Город Молога при нашем содействии переехал с реки Мологи на Волгу и обосновался там, влившись в город Рыбинск.

И наконец, совсем по-другому сложилась судьба ... Весьегонска. <...> Внизу, в той части города, которая была  предназначена  к  затоплению, сиротливо торчали кирпичные опоры фундаментов да кое-где, как шары перекати-поля, носились по пустырю брошенные жестяные банки из-под консервов.

Весьегонск был поднят над обрывом и утвержден на просторной зеленой площадке среди удивленно перешептывавшихся мачтовых сосен.

Леонид Платов. "Архипелаг Исчезающих Островов".
http://lib.baikal.net/koi.cgi/PRIKL/PLATOW/vetlug1.txt#30

Вектор эвакуации не столько географический, "континуальный", сколько символический, "контекстуальный". "Поднят над обрывом" - перемена этажа. Переезд со сменой имени - перемена слоя ("варианта воплощения"). "Символической эвакуации" подвергаются и те, кого не удается подвергнуть эвакуации географической ("из Твери в Калинин", "из Калинина в Тверь"). Четырежды перименованный Рыбинск ("Щербаков" с 1946 по 1957, "Андропов" с 1984 по 1990 - см. статью в "Рыбинской среде") опередил по числу переименований даже "Петербург-Петроград-Ленинград".

Строго аналогично - как атакующими, так и атакованными - было сформулировано и осознано нападение СССР на Финляндию (состоявшееся, кстати, синхронно со строительством водохранилища).

"Зимняя война" 1939 - 1940 гг. началась с "признания" Советским Союзом - со ссылкой на подложную радиограмму - "Народного правительства Финляндии". В подготовленной к кампании песне "Принимай нас, Суоми-красавица" присутствует такое обещание:

Много лжи в эти годы наверчено,
Чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывай же теперь нам доверчиво
Половинки широких ворот!

Ни шутам, ни писакам юродивым
Больше ваших сердец не смутить.
Отнимали не раз вашу родину -
Мы пришли вам ее возвратить.

Аналогично, но более многословно тема утраты актуальности проводится в "Декларации народного правительства":

Ненавистное народу плутократическое правительство Каяндера-Эркко, которое делало все возможное, чтобы погубить нашу родину, потеряв всякую поддержку в народе, оказывается, подало в отставку. Это ненавистное правительство заменено правительством Таннера. Но Тан-нер такой же враг нашего народа, как и Каяндер. Правительство Таннера ни на йота не лучше, если не хуже правительства Каяндера. Оно также ненавистно нашему народу, как и правительство Каяндера.

Довольно показательно сравнение советских и финских propaganda songs времен WWII, раскрывающих "образ врага". В "Священной войне" враг - "сила", "орда", "отребье" (в другой редакции - "отродье") "человечества". В "Если дорог тебе твой дом..." "фашист" изображен взбесившимся животным. Напротив, в "Njet Molotoff" и "Uraliin" "Иваны" ("vanjat") изображены простаками-неудачниками и жертвами недальновидности собственного правительства. Подлинные враги названы в "Njet Molotoff" и "Aunuxen Anja": это крысоловы, "politrukit" и "komissaarit" (второй по значимости образ врага - пустобрех; в его роли выступает "Молотов", а также англичане с американцами в "Uraliin" (см. перевод)).

Советские пропагандистские песни имеют узнаваемый набор изобразительных средств (в том числе мелодических), восходящий к песням революционного подполья и гражданской войны. Финские же используют популярные танцевальные ритмы (музыка для основного исключения - "Uraliin" - была заказана немецкому композитору Ральфу Эрвину, известному в основном саундтреком для кинокомедии "Целую Вашу ручку" и другими лирическими композициями о любви).

Символично (как именно, мы увидим ниже) упоминание об Урале как о последнем прибежище побежденных и/или о пространстве "за Уралом", Uraliin taa, как о некоей "тьме внешней".

Инверсия петербургского эксперимента порождает диаметрально противоположную петербургской семантику архетипически обусловленного самоубийства.

В музее истории города Рыбинска, в архивах был найден рапорт начальника Мологского отделения Волголага лейтенанта госбезопасности Склярова начальнику Волгостроя – Волголага НКВД СССР майору Журину. Это первый документ, подтверждающий наличие людей на территориях, которые через короткое время стали дном крупнейшего в мире водохранилища. В рапорте лейтенанта НКВД сообщается, что 294 жителя пожелали добровольно “уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища”. Согласно рапорту, "общее количество погибших граждан при затоплении города Мологи и селений одноименного района осталось прежним – 294 человека. Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками к предметам. К некоторым из них были применены меры силового воздействия, согласно инструкции НКВД СССР".

РЫБИНСКonline: был город Молога...
http://ryb.ru/rybinsk/mologa.htm

(- А ведь тот человек, погибая, заслонил собой тень, - вслух подумал Пьеро, - сам погиб, а тень осталась.

Юрий Яковлев. "Мистерия. Страсти по четырем девочкам".)

Петербургский аналог очевиден: "Броситься в объятия красавицы Невы" (см.: Синдаловский, любое издание) - умереть, чтобы уйти. Интерпретируя реку как сток, получаем: "умереть, не найдя себе места в иерархии категорий". Напротив, отказаться от эвакуации при наполнении водохранилища значит умереть, чтобы остаться, то есть чтобы сохранить свое место у подножия этой иерархии.

Тема плотины (дамбы) и "острова естественной жизни"

Пошехонье-Володарск удалось сохранить. Вокруг города воздвигли земляной вал, довольно высокий, примерно в три человеческих роста, и устроили дренаж. Он забирает воду, которая просачивается через землю, а насосы на построенной рядом насосной станции откачивают ее.

Леонид Платов. "Архипелаг Исчезающих Островов".
http://lib.baikal.net/koi.cgi/PRIKL/PLATOW/vetlug1.txt#30

В географии Петербурга дамба защищает исторический центр освоенного пространства от исторически угрожающей ему опасности. Иными словами, дамба выступает инструментом экспансии.

В Рыбинском эксперименте дамба выступает инструментом изоляции. Защищенная ей территория служит как бы искусственным островом естественной жизни, где поэты сочиняют веселые песни ("Волга-Волга"), а мальчишки охраняют соседские яблоки ("Тимур и его команда"):

<...> последние счастливые дни убитого поколения... Гайдар, очевидно, имел в виду не это, но - так получилось... Запомните их такими.

Все это неявно присутствует в книге, надо только покрутить головой.

Мы никого не забыли? Да, дачный поселок, в котором происходит действие повести, находится, по всей видимости, к западу от Москвы (через него постоянно проходят войска по дороге на фронт), так что через него пройдет отступление Красной армии, с уничтожением всего, что удастся, потом - немцы, потом, во время контрнаступления - опять русские, потом - опять немцы, и - снова наступление Красной армии. Вероятно, от него останутся печные трубы, торчащие из пепелищ. И сады, обдирание яблок в которых послужило темой борьбы, и парк, и сарай, где приятели Тимура собирались - ничего этого не останется. И, поскольку поселок - дачный, возможно, это уже не будет восстановлено...

Автор - погиб спустя где-то полтора года...

Барух. "Тимур и его к."
http://www.livejournal.com/users/burich/2218.html

Изнутри охраняемая территория на первый взгляд представляет собой полноценным обитаемым космосом: счастливое и беззаботное "здесь", враждебное и беспокойное "там". (Более поздняя версия мифологемы известна как "железный занавес".)

Однако принципиальные отличия между "островом" и нормальным обитаемым пространством все же (а) есть и (б) независимы от ценностной относительности "их шпион - наш разведчик". Граница "острова", в отличие от границы Города, - не место встречи с абсурдным (то есть забавным и безобидным), а место напряженного столкновения, то есть арена борьбы за власть. А это означает (QED), что ближайшая к "острову" инстанция действующей власти не включена в него, а расположена на или подступает к его границе.

* * *

Описав пейзаж перед битвой, позволим себе немного передохнуть.

В следующей части рассылки мы поговорим о последствиях столкновения с "новым порядком" для мироотношения жителя ватерлинии: о травме деактуализации, о маяках и военной игре, о выборе между точным возвращением домой и образованием наивной "подводной" программы; о памятниках Рыбинска, танго в послевоенной Финляндии и - на сей раз подробно и систематически - о творчестве Юрия Яковлева.

До встреч!

С поклоном,
координатор рассылки LXE
mailto:team@mumidol.ru
http://gorod.mumidol.ru