Театральная Москва. №15

Театральная Москва №15.

Уважаемые подписчики рассылки "Театральная Москва"! Обратная связь осуществляется через почтовый ящик Yan-sosnov@yandex.ru и через форум рассылки: http://teatr-forum.narod.ru.

Сегодня в выпуске:

1. Рецензия. Превращение Эдипа.
2. Фестиваль. Завершился «NET».
3. Юбилей.  Михаил Светину – 75.
4. Юбилей 2. Евгению Стеблову - 60.
5. Полезные ссылки. Сайты актеров.
6. Интервью. Алла Демидова.

1. Рецензия. Превращение Эдипа.

Спектаклем «Эдип Царь» в постановке Оскараса Коршуноваса накануне завершился  фестиваль «Балтийский дом в Москве». В этом году он проходил под девизом «Литовский акцент». И свои спектакли на нем также представили режиссеры - Эймунтас Някрошюс, Цезарис Граужинис, Йонас Вайткус.

Поставленный Оскарасом Коршуновасом в Городском театре Вильнюса/ОКТ "Эдип-царь" уже объехал многие фестивали. В Москве его ждали с особым напряжением. Коршуновас воспринимается не только как литовский режиссер, но как один из наиболее ярких молодых лидеров западного современного театра.

Ожидания оправдались. "Эдип" Коршуноваса продемонстрировал родную для него, знаковую, аттракционную режиссуру. Античный театр с его архетипами, котурнами, масками, хором, прямыми апелляциями к богам, року и публике противоречит постмодернистскому сознанию, но вполне годится для изысканий в области чистой формы. Сложнее с той малостью, которую с легкой руки Аристотеля принято считать главной и неотъемлемой составляющей трагедии, с катарсисом - очищением через ужас и страдание.

О. Коршуновас строил свое высказывание, откровенно отталкиваясь не от самой античной трагедии, а от Эдипова комплекса, сформулированного Фрейдом и растасканного сегодняшней масс-культурой. Видимо, режиссер считает, что эти "вторичные признаки" трагедии более понятны публике. Но он пытается и разрушить, преодолеть стереотипы, а в результате привести зрителей к катарсису "от противного".

Действие спектакля разворачивается на детской площадке (сценография Юрате Паулекайте). Качели, песочница, решетки-лазалки, залитые зловещим светом, то красным, то фиолетовым. Гигантский плюшевый мишка, из недр которого раздается утробный глас. Хор, который является то в виде младенцев с огромными головами, то в масках, напоминающих одновременно кошек, демонов и летучих мышей. Вся эта нечисть то карабкается по решеткам, то неистово пляшет, то принимает изысканные позы с античных рисунков. Оглушающие звуки гонга перемежаются с грохотом современных ударных.

Кошмарные образы наступают на Эдипа (Дайнюс Гавенонис), который поначалу именно и напоминает инфантильного ребенка, лицо его расплывчато и неопределенно, кажется, не имеет индивидуальных черт. Детская инфантильность, агрессия, неуправляемость живут в нем как протест против мира взрослых. Постепенно, по мере того, как ему открывается истина, Эдип все более превращается в мужчину, страдание дарит ему индивидуальность и делает его красивым.

В песочнице происходят многие ключевые сцены борьбы за власть - здесь деспотичная Иокаста (Юрате Онайтите) подчиняет себе мужа-сына, здесь Креон (Ремигиюс Вилкайтис), воплощение бюрократической правильности и лицемерия, жестоко бьет поверженного царя-соперника. Здесь герои посыпают себе голову песком, словно пеплом, и безжалостно топчут чужие "куличики". Конечно, постановочные эффекты отвлекают от актеров, но актерские работы очень сильны, энергичны, осмыслены. А сцена, в которой Эдип наконец осознает ужас свершившегося, "вплотную" подступает к трагедии не только благодаря изумительной красоте и значимости придуманной режиссером мизансцены. Качели разворачиваются к залу своим концом, который задирается подобно стреле крана или носу корабля. Полуобнаженный Эдип взмывает над зрителями в луче света. Все-таки лучше знать истину и вырваться из кошмаров песочницы. Женщины хора снимают маски и исполняют дивной красоты пластический танец. Лицо Эдипа прекрасно.

"Российская Газета".

Информация взята с сайта: http://www.rg.ru

http://www.rg.ru/2005/12/08/edip.html

2. Фестиваль. Завершился «NET».

Что и следовало ожидать.

Я не буду говорить, что в этом году программа фестиваля Нового Европейского театра была как никогда сильной - нет, пожалуй, в прошлом году она была не хуже. Но зато на этот раз NET выглядел неожиданно разнообразным, кидался из крайности в крайность, и думать о том, что вот все это и есть новый европейский театр, было весело.

Заодно, приехали, конечно, и спектакли ожидаемые, проходные. Резон везти в Москву каждый из них был понятен: бельгийское "Бытие # 2" в постановке болгарина Галина Стоева появилось, чтобы показать, что нашего Вырыпаева и в Европах ставят. Невнятная "Плоскость" демонстрировала неизвестный нам португальский театр. Добротные "Головы" Анук Ван Дайк подтверждали приверженность NETа качественному современному танцу. Отечественная премьера пелевинского "Шлема ужаса" в постановке Живиле Монтвилайте (она называлась "Shlem.com") должна была продемонстрировать торжество интернет-технологий и сложное интерактивное общение публики с действом на сцене. Но все это так, до кучи.

Важны были другие спектакли и другие резоны. Например, тот, что позволил отнести к новому европейскому театру не только эффектнейшее французское действо "К Пентесилее", но и бесхитростного, почти домашнего финского "Странника". Или парадоксальный для приверженцев традиционного театра факт: в этот раз технологически накрученные постановки вдруг оказывались среди самых непредсказуемых и страстных. А те, где не было ничего, кроме актера - поражали точной, почти компьютерной выверенностью. Расскажу по порядку.

Главными событиями NETа организаторы сочли два спектакля - "Между собакой и волком" Андрея Могучего и "Эмилию Галотти" Михаэля Тальхаймера,- которыми они, как водится, открывали и закрывали программу. В питерской постановке (я писала о ней год назад, рассказывая о фестивале в Ницце), было немало сложных технологий и мультимедийных эффектов: разнообразная видеопроекция, анимированные картины Брейгеля и Ван Эйка, теневой театр, богатая многосоставная звуковая партитура и прочее. Но, несмотря на это, история оказывалась щемящей и очень человеческой. Здесь голытьба из мифической советской Заитильщины, придуманной Сашей Соколовым, - инвалиды, юродивые да шлюхи - легко обживалась в пространстве всей мировой культуры, каталась рядом с брейгелевскими конькобежцами, выпивала с Пушкиным и Дантесом. Она суетилась внизу - среди рядов густо развешенного на штанкетах старого барахла. А мечтала о рае - заснеженной брейгелевской деревне и небе с плывущими облаками, которые возникали в вышине, над их тесным и грешным земным муравейником. Бог знает, каким образом эта мечта являла себя нам в густом вареве спектакля Могучего, где не было ни определенных диалогов (так, какие-то обрывки), ни внятного сюжета, но не услышать ее было нельзя.

"Эмилия Галотти" поставленная немецким режиссером Михаэлем Тальхаймером в "Дойчес театре", являла как раз собой обратный случай. Тут на сцене не было ничего. Совсем ничего - ни мебели, ни бутафории, только высокие стены, углом сходящиеся в глубине сцены к двери и несколько актеров, в скромных современных костюмах разыгрывающих пьесу классика немецкого Просвещения.

Немецкий театр сейчас у нас считают эталонным по части "новизны", на которую ориентируется NET. В Германии модный нынче Тальхаймер стал знаменит пять лет назад, тогда ему было 35 и он поставил в Гамбурге "Лилиом" - пьесу австро-венгерского классика начала ХХ века Ференца Мольнара. Я видела этот спектакль тогда на венском фестивале. Говорили, что австрийцы считают, будто длинная многословная пьеса про вора и ходока Лилиома рассказывает об их душе. Но Тальхаймера романтизированные представления об австрийской душе не интересовали, он представлял холодноватый европейский спектакль: так же, как и сейчас, сцена была пуста, героев оставлено немного, они носили современные костюмы, казались статичными и немногословными. Никто демонстративно не "переживал", но пьеса почему-то звучала пронзительно. Был немолодой, некрасивый, обрюзгший Лилиом, на которого, видимо от безрыбья, вешались женщины (его самого женщины интересовали мало - он больше по пиву). А девчонка, с которой у него случался роман - с торчащими коленками, угловатая, косноязычная - казалась похожа на дешевую и неумелую начинающую проститутку. Никакой романтизации и рассуждений - все как-то жалко, грубо, некрасиво и безнадежно. Как и следовало ожидать, тогда венские критики объявили, что немцы не поняли и опошлили их классика, но публика оказалась менее консервативной - она вызывала актеров бессчетно и, стоя, вопила от восхищения.

В "Эмилии Галотти" жесткая концептуальность режиссера осталось той же, вернее, стала еще жестче и рассчитанней. Тут каждое движение выстроено, как в балете, это, в сущности, спектакль не слов, а жестов. Снова пьеса сильно сокращена, снова нет никаких "переживаний" - скорее их обозначение. Но оказывается, что именно этот холодноватый балет действует особенно сильно. Тальхаймер показывает, что любовь материальна - и вот мешковатый принц, раз коснувшись лица Эмилии, уносит в руке ее образ, будто он впечатался в ладонь - и не может на него насмотреться, прижимает к лицу и к груди. Любовь, которая так телесно ощутима, так конкретна, что, кажется даже до зрителей доходит ее волна, - это мука. И Эмилия не единственная женщина, от которой несется эта болезненная волна: брошенная принцем графиня Орсина так же действует на коварного маркиза Маринелли. Лишь она уходит, и камердинер принца уже сломлен, и бежит за ней и рвет рубашку, и бьет себя в грудь. И седой красавец - отец Эмилии - протягивает к лицу Орсины руку, чтобы, как прежде принц у его дочери, поймать ускользающую красоту - образ любви.

Так получилось, что две главных постановки фестиваля обозначили два внятных направления в его программе, условно: технологическое и актерское (то, где режиссер принципиально оставляет актера на сцене одного, не помогая ему эффектами). Пиком высоких технологий в нынешней программе был французский моноспектакль "К Пентесилее" Эрика Лакаскада. Заранее об этой работе знали немного: что Лакаскад знаменит во Франции постановками Чехова, что для этой работы "Пентесилею" Клейста сократили и разложили всего на два голоса: рассказчицы и заглавной героини, и они оба отданы одной актрисе - Дарии Липпи. И что под руководством Лакаскада режиссеров и хореографов над этим спектаклем трудилось больше десятка. Нельзя сказать, что эта информация обнадеживала - ждали холодноватого и формального представления с умелой актрисой, впадающей экстатическое безумие в соответствии с трагическим сюжетом. А действо оказалось сильным и в первую очередь напоминало о спектакле "Медея материал" в постановке Анатолия Васильева, который как раз в эти дни сняли с репертуара.

Страшную историю Медеи, превращенную Хайнером Мюллером в обрывистый монолог, в Школе драматического искусства играет Валери Древиль, актриса куда более знаменитая и мощная, чем молодая исполнительница у Лакаскада. Но и Дариа Липпи в своем античном сюжете, где страсть так же смешана с яростью и отчаяньем, работает точно, самоотверженно, и ничего не форсируя, без ложной экзальтации, которой мы опасались.

Поначалу, пока на сцене действует только актриса и микрофон, спектакль еще выглядит предсказуемым. Вот только когда она бросает себе под ноги огромный букет роз и тщательно, каблуками растаптывает бутоны, поеживаешься. Раздавленные бутоны хрустят в микрофон как хрящи. Рывок происходит, когда вступает видеоарт. Амазонка сбрасывает с себя одежду, выходит на авансцену голая и поднимает руки. На ее гладкое тело проецируется видео так, что кажется, будто все оно чем-то кишит, потом посреди живота намечается продольная трещина, чьи-то ладони словно раздирают кожу, а под ней обнаруживаются зеленоватые внутренности. Бомбящее уши техно дает ритм войны. Кажется, что по телу Пентесилеи ползет что-то, похожее на скребок, счищая цвет - кожа остается белой-белой и вдруг на нем в разных местах проступают красные пятна, как следы выстрелов. Они расплываются и текут кровавыми ручьями вниз по животу и ногам.

Царица амазонок ходит из угла в угол по квадратной площадке и говорит, говорит. На стену проецируется видео с ее нечетким силуэтом, потом - ее рот, медленно произносящий фразы - она вступает в диалог с этим ртом, перекрикивая его, произносит слова в микрофон и какой-то волшебный эффект преобразует звук так, будто к ее голосу присоединяется мужской - она говорит хором с Ахиллом. Липпи сама с помощью наручников, спустившихся сверху, подвешивает себя за руки и за ноги. Тросы тянут то вверх, то вниз, она то оказывается вниз головой, то висит гамаком, то переворачивается, но будто не замечает этого, как Пентесилея не осознавала, что попала в плен. И все говорит, говорит... Ее спутанные волосы заколоты розой, как шпилькой, лицо заливает кровь. Но в самой актрисе нет бешенства, нет той ярости, которая заставила амазонку в затмении убить любимого Ахилла и вонзить зубы в его грудь. Ярость и энергия есть в музыке, в цвете, во всей густой аудиовизуальной среде, которая создается вокруг актрисы, а в ней самой - только напряженное спокойствие.

Второй полюс фестиваля (если первым счесть "К Пентесилее", атмосфера которого создается технологиями помимо актрисы) - спектакль "Странник", который я упоминала в начале. Представление финской группы "Братья Хоукка" (трое актеров, среди которых профессионал только один - Кристиан Смедс, он же режиссер и драматург) - это как бы наивный театр, больше похожий на домашний разговор, чем на шоу. Да, собственно, это и был застольный рассказ: усевшись по трем сторонам стола в фойе библиотеки СТД и рассадив человек 30 зрителей рядом и вокруг, финны взялись рассказывать трогательную историю, похожую на житие праведника. В ее основе была анонимная русская книга конца 19 века "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу", конечно, сильно облегченная и осовремененная. Улыбчивый, даже с каким-то просветленным лицом, Юха Валкепаа говорил за ее героя, одновременно рисуя на столе: вот я (поставил мелок), вот мой брат (второй мелок), дедушка умер (нарисовал крест и положил мелок рядом). Два других актера при необходимости подавали ему реплики за родственников и знакомых, иногда он обращался с вопросами к зрителям, но вообще-то его рассказ не нуждался в поддержке и аранжировке. Это была какая-то удивительно тихая и ясная история о человеке, который счастлив своей любовью к Богу и не имеет решительно никаких претензий к окружающему миру, как бы тот с ним ни обходился. Искренняя, даже простодушная интонация, безо всякого пафоса и претензий выглядела так неожиданно, что некоторым казалась спекуляцией. Вряд ли это было правдой: финны намеренно и открыто сочиняли религиозный театр, но оказалось, что доверчиво отнестись к непривычному жанру не так-то просто. Юха забавно рассказывал, что перед тем, как взяться за этот спектакль, он разослал по электронной почте письма всем своим знакомым, спрашивая: "что вам нужно для жизни в этом мире?". Из ответов он склеил гирлянду, надел ее поверх монашеской рясы и вышел на главную улицу Хельсинки с мегафоном, громко читая эти письма. Юха прошел всю шестикилометровую улицу из конца в конец и - "представляете? - удивлялся он - все делали вид, что меня нет!". Интересно, как отнеслись бы к такой акции профессионалы нашего актуального искусства, специализирующиеся на антирелигиозности.

Ну, и, наконец, последний спектакль из "актерской" части программы NET - тоже по-своему наивный, но к тому же веселый, крикливый, иронический, сентиментальный и особенно понятный нам, выросшим в СССР - алматинский "Back in USSR". Три девушки из театра Art&Shock (как говорят, чуть ли не единственного независимого театра Казахстана) разыгрывают истории о детстве - обычном советском детстве от ясельного до подросткового, которое, судя по всему, выглядело одинаково на всем пространстве Союза много-много лет подряд, поскольку зрители от пятидесятилетних до двадцатипятилетних ностальгически узнавали в этих историях себя.

В спектакле есть условный сюжетный ход - что-то про немецкую журналистку, приехавшую в Россию за старой киносъемкой о советских годах, но на него вполне можно не обращать внимания. Обаяние спектакля именно в свободном течении перебивающих друг друга воспоминаний, которые девушки разыгрывают самозабвенно, не только не боясь, что иногда их этюды напоминают "сценки" из художественной самодеятельности, но даже подчеркивая это сходство. Здесь все свалено в кучу: и длиннющий Гимн СССР, во время которого, стоя на линейке под пионерским салютом, девчонки успевают выяснить отношения с подругами, перемигиваниями наладить контакт с кем-то в зале, отпинать подальше кед очкастой одноклассницы, чтобы все увидели дырку у нее на пятке и так далее. И горшочницы в яслях, сидящие рядком в трудолюбивых позах на корточках (одна хвастливо приподнимает попу: "Смотрите, горшок приклеился!"). За кряхтеньем они беседуют, кто-то задумчиво ковыряет в носу и облизывает козявку, степенно излагая что-то неприличное (идет тетенька, а за ней дяденька и говорит: тетенька, тетенька, а у тебя есть трусики?) или страшное (про черный унитаз, откуда вылезает черная рука Гитлера). Играет "Арлекино", "Абба" и "Один раз в год сады цветут", подметая пол в пионерской комнате, школьница поет "Товарищ, сердце" с переделкой на "товарищ Ленин" и "товарищ Брежнев".

Девчонок зовут Иванова, Петрова и Васильева. Васильева побогаче - у нее на стене фотография папы в Югославии и в Чехословакии в 68-м году (условная, конечно, декораций в спектакле нет), у нее чешская люстра, румынский гарнитур, конфеты "Мишка на севере", нестандартный кружевной передник, жвачка, которую она держит как валюту, и первый в классе бюстгальтер, которым она хвастается. На танцах томная Васильева кричит: "Белый танец давай!" и под "Для меня нет тебя прекрасней" приглашает молодого человека из первого ряда. Потом все хором вопят: "Оттован! Оттован!" и, выстроившись в линеечку, синхронно скачут и машут руками под "Hands up, baby hands up", потом под "Синий-синий иней"... (Я тут же вспоминаю, что в мои пионерлагерные годы был такой же, в линеечку, общий танец "Кик" под лихую песню "Толстый Карлсон" - переделку "Yellow River" теми же "Поющими гитарами". Кто это, кроме меня, теперь помнит?).

Пионерская комната становится клубом: они учатся целоваться на маленьком гипсовом бюсте Ленина, заворачиваются во флаг дружины, как в королевскую мантию. В одиночестве сочиняют: "Сидит Ленин в Шушенском - Крупская уехала, а он маленький такой, хорошенький, пишет-пишет, и тут входит наш отряд и он меня спрашивает..." И спущенные хб колготки в резинку, и физкультура - упражнение на бревне, и прием в пионеры, и торжественный караул у траурного портрета Брежнева, который тут же превращается в портрет Андропова. Девчонки под гитару поют то "Мне нравится, что вы больны...", то что-то дворовое про мальчишку, который "вернулся в цинковом гробу". В ссоре одна с другой срывает галстук, обиженная прижимает к себе, как куклу, бюстик Ленина, отпихивается ногами и ревет: "Мой Ленин, не отдам!".

Говорят, этот спектакль отлично принимают во всей Европе. Вполне возможно, обаяние его не связано с чем-то уникально советским. Но разве европейцы, смогут так, как мы, целый час не расходиться после спектакля, подробно обсуждая школьную форму, цвета фартуков и что у нас на физре все носили сатиновые трусы-фонарики, а особо модные щеголяли в трикотажных, которые назывались "обтяжками", волнуя молодых учителей.

На вечеринке закрытия NETа в клубе "Пластилин" марка NESCAFE Gold, проводившая конкурс зрительских симпатий, перечисляла что именно больше всего понравилось фестивальной публике. Приз достался спектаклю "Back in USSR". Что и следовало ожидать.

Дина Годер.  «Русский журнал».

Информация взята с сайта: http://www.russ.ru

http://www.russ.ru/comments/culture/103943251?user_session=7e80708c7276f134ad92d74f9dd461ab

3. Юбилей.  Михаил Светину – 75.

К 75-летию Михаила Семеновича Светина, ведущего актера санкт-петербургского Театра комедии имени Н.П. Акимова, телеканал «Культура» показывает документальный фильм «В эстетике маленького человека» 11 декабря в 19:55.

О комическом:
Я считаю себя комедийным артистом. Сыграл все-таки около 100 фильмов. В основном, роли комические. А вот тот же Чаплин - он же грустный комик. Вот такого плана роли мне бы хотелось, но ни в коем случае не трагедийные. Я хочу смешить людей! Когда мне дают играть богатых людей, состоятельных - это не мои роли. То директора магазина подсунут, то «мужчину по вызову», то чиновника какого. Мне удается то, что называется «маленьким человеком», который хочет стать Человеком, как все, но получает опять по голове. Помните фильм «Любимая женщина механика Гаврилова»? Вот это моя роль.

Для того чтобы играть комедийные роли, нужен талант от Бога,
нужна редкая искра. Научиться этому нельзя. Можно научиться играть лучше, хуже, быстрее, медленнее, убедительнее, но научиться быть смешным нельзя. Очень часто актеры красятся, мажутся, надевают парики, создают маску клоуна, но они не смешные. Это качество дается от рождения. Недаром же говорят: этот смешной, а этот несмешной.
И все.

Когда я показывался Райкину (после того, как методично «добивал» его шесть дней, и он вынужден был меня прослушать), то читал чеховского «Оратора». Было это в Москве, на сцене театра имени Маяковского, где он гастролировал. Райкин сидел в зале с Зиновием Гердтом. Я начал: «В одно прекрасное утро хоронили коллежского асессора Кирилла Ивановича Вавилонова, умершего от двух болезней, столь распространенных в нашем отечестве - от злой жены и алкоголизма». Тут Райкин прыснул. Я остановился и спрашиваю: «Ну что?» Он говорит: «Продолжайте, продолжайте». Я, значит, был смешной. Сам по себе. Этому не научиться, не объяснить и не определить.

Человек смешной. Он обязательно должен иметь обаяние, и в нем обязательно должна быть заложена искра юмора. Ее нельзя сделать, придумать. Многие крупные актеры прекрасно играют комедию, но они все равно не комики. Они хорошие артисты, поэтому хорошо играют юмористическую роль. Но комик - сам по себе, «штучный товар». Его выход, его глаза, его улыбка - все должно навевать смех. Как это объяснить - я не знаю, не знаю...

О детстве и начале карьеры комика:
Мне было года три, когда я начал выступать перед зрителями. Я танцевал фокстрот, а в качестве вознаграждения получал что-то вкусненькое. На вопрос, кем я стану, когда вырасту, отвечал не задумываясь: «Артистом». А когда увидел «Огни большого города», стал отвечать совсем нахально: «Чаплином»!

Тут надо оговориться, что мои родители не имели к искусству никакого отношения. Правда, отец был довольно странным человеком. У него не было никакой специальности, но был безусловный талант. Он прекрасно танцевал, играл на всех инструментах (хотя не знал ни одной ноты), заразительно вел свадьбы - в общем, умел нести радость людям. Именно он впервые привел меня в театр и в кино. Я обожал комедии с Ильинским «Праздник святого Иоргена» и «Закройщик из Торжка». Так что, во многом я обязан своему отцу.

На уроках я гримасничал, паясничал, болтал без умолку. Но если в детском саду меня даже любили за это, то в школе учителя задыхались от гнева. Я же постоянно ощущал себя, как на сцене! От меня ждали «номеров», и я не мог обмануть этих ожиданий! Класс содрогался от смеха, и никакие уговоры учителей, никакие педагогические внушения не срабатывали. В итоге меня выгнали из школы после восьмого класса. Дальше подался в музыкальное училище. Отец помог мне научиться играть на фортепиано, и я отправился «штурмовать» отделение хорового дирижирования. Решил, что практика махания палочкой перед репродуктором поможет. Но взяли в класс гобоя. По окончании училища я некоторое время преподавал музыку в средней школе. Дети рвались на мои уроки, никто не хотел уходить. Директор удивлялся, почему дети за дверью не столько поют, сколько смеются. Я возражал, что школьникам нужна разрядка, и давал им сольные концерты. Моя карьера учителя была недолгой.

О начале карьеры:
Дело в том, что в Москве я поступал сразу в два института, и ни в один меня не приняли. Несколько месяцев я был личным учеником Аркадия Исааковича Райкина. Он пробил такую должность специально для меня, вытребовал ставку на одну единицу. Я должен был сидеть на репетициях, наблюдать за игрой актеров. Для меня приглашались преподаватели по мастерству и по гриму. Но я так себя повел, что меня выгнали через несколько месяцев. После каждого спектакля я шел за кулисы и делал замечания актерам. Причем, я настолько обнаглел, что стал делать замечания самому Райкину! Но я хотел играть, а не сидеть. И если бы я остался в этом театре, то всю жизнь подыгрывал бы Аркадию Исааковичу. Он же ведь такой один! Все остальные - лишь окружение. И это правильно. Но я хотел играть сам! Поэтому пришел на биржу. Каждый год в августе в Бауманском саду в Москве работала биржа. Меня встретил человек и спросил: «Хотите в театр?» Отвечаю: «Да». - «Что вы кончали?» - «Музыкальное училище». - «Ну, пошли». Взял за руку, привел к другому человеку. Тот спрашивает: «Что вы играли?» - «Играл Шмагу в музыкальном училище». - «Я Вас беру. Шестьдесят рублей в месяц, город Камышин». Я спрашиваю: «Где это? Приблизительно!» - «Ну, как где? В Волгоградской области! Камышин! Там, где арбузы! Вы что не знаете?» Да мне было уже все равно, арбузы - не арбузы. В театр? Поехали! И, должен сказать, дали мне сразу одну из главных ролей, комическую. И... как будто я всю жизнь работал на сцене! Ну не было никакого мандража! Как будто я профессионал из профессионалов! Сели за стол, разобрали роль, поговорили, вышли на сцену. И началась игра.

Мне часто задают вопрос: «Как же вы так - без института, без школы?» А школу я прошел! Двенадцать лет на периферии! Я объездил: Камышин, Петропавловск, Иркутск, Кемерово, Пенза, Петрозаводск - шесть городов. Причем, из них четыре года в Пензе, четыре - в Кемерово. В остальных - по году. Летние гастроли по три месяца были самыми тяжелыми испытаниями. Мы ездили по областям: степь, суслики, ночлеги в колхозах, в клубах. Захватывали места - кто где спит: кто на стуле, кто на полу, кто на диване у директора. Утром - опять в грузовую машину, рассаживаемся на скамейках и едем дальше, в новый колхоз. И так шпарили двенадцать лет! Очень тяжело.
Но я встречал прекрасных артистов, каких сейчас даже близко нет! В Камышине - Николай Павлович Гуро - какой был блестящий комик! Он так сочно работал, с таким юмором! О, у него я многому научился. А в Иркутске какие были актеры! Их выслал из столицы Сталин, и они застряли там навсегда. Мхатовцы! Человек десять настоящих, маститых индивидуальностей уровня Грибова, Массальского. Меня ввели в «Обрыв», я играл Петеньку и постоянно торчал за сценой, следил за игрой этих великолепнейших актеров и не мог оторваться. В Пензе - Кирсанов, народный артист СССР. А какие там старики! Ну, что вы, ребята! Это Актеры! Когда-то, говорили, в Москве Кречинского играл Кенигсон. Вот это были остатки «породы», «породистые» мужики, которые шли в театр. А сейчас в театр такие не идут.

Просто театр:
В свое время я пришел в Малый драматический, работал у Ефима Патова и у Льва Додина. Додин - это крупный режиссер, которого я очень уважаю и люблю до сих пор. Но он ставит такие спектакли, в которых мне... можно, конечно, найти рольку, но она не будет решающей, важной. В его спектаклях мне нечего было делать. Но потом в Театре Комедии вдруг появился Петр Фоменко и предложил мне перейти к нему. Мы долго обсуждали этот вопрос с Додиным, он говорил: «Жаль, что ты уходишь. Может, еще поработаем?» Но я ушел.
Фоменко поставил два спектакля, в которых я был занят, а потом переехал в Москву. И посыпались самые разные режиссеры. С некоторыми мне везло. Юрий Аксенов, например, поставил на меня сразу несколько спектаклей, в которых я играл очень долго: «Синее небо, а в нем облака», «Двенадцатая ночь», «Тень».

О кино:
Сниматься мечтал всю жизнь. Мечта эта осуществилась в Киеве. Мой родственник договорился с осветителем, работавшим на студии Довженко, и по большому блату меня туда повели и загримировали, чтобы попробовать на роль приятеля главного героя. Режиссер посмотрел на меня, расхохотался и сказал: «Уберите его!» А на этой студии работал очень хороший комедиограф Иванов. Он натолкнулся на меня в коридоре и предложил одну из главных ролей в картине «Ни пуха, ни пера». Потом Элем Климов пригласил в «Агонию». Леша Петренко играл Распутина, а я - филера Терехова, который за ним все время следил. Но при монтаже «зарубили» голых баб, за которыми я подглядывал, лежа под кроватью, и вырезали эпизод в бане - и роль моя стала эпизодической. Но зато после этих двух первых фильмов все пошло-поехало.

Я обожаю играть в сказках, люблю всяких королей, гномов, необычных персонажей. Они и мудрые, и смешные одновременно. К сожалению, детское кино совсем заглохло, а то, что есть, - это не те светлые фильмы, которые когда-то были нашей гордостью, на которых мы росли, и в которых работали. Даже один из последних детских фильмов - «Приключения Карика и Вали», где я сыграл какого-то смешного человечка с барбосом, - и он не порадовал.
Я снялся в десятке сказочных фильмов: «Осенний подарок фей», «Захудалое королевство», «Сказки старого волшебника», «Она с метлой, он в черной шляпе», в телевизионных постановках. И совершенно точно могу сказать, что дети меня любят. Сразу узнают во мне своего человека. Я много лет в Малом драматическом играл Карлсона, который снова прилетел - с этим пропеллером, кнопкой, песнями, прыганьем и полетами. А в антракте дети заваливали меня конфетами и шоколадками, и я вынужден был при них все это съедать, дабы не разубедить их, что я Карлсон! И давал им нажать мне на кнопку, и пропеллер сзади начинал вертеться. Если батарейки работали.

Обожаю оперетты! Обожаю, где мне дают попеть! У меня на этой почве конфликт с женой. Она считает, что я не должен петь, а дочка говорит: «Нет, папа, ты пой. У тебя хорошо получается». А жена гнет свое: «Ты раздражаешь». Я говорю: «Хорошо, я буду петь в ванной, в туалете. Но буду петь все равно!» Кто мне может запретить петь в туалете? Нет такой силы.

О Леониде Гайдае:
Да, это был режиссер, которого я понимал. Мне интересна не только эксцентрика как жанр, но и, конечно, внутренняя актерская эксцентрика. Леонид Иович очень любил, когда ему приносили собственные придумки, просил «поставить точку» в образе. В фильме «Не может быть!» я играл соседа, и мы долго не могли найти эту самую точку. И я придумал. Вячеслав Невинный должен был театрально произнести фразу: «Береги ее!» И никак не мог сыграть этот эпизод - не выдерживал, начинал смеяться. Так вот этот финал придумал я, и мы так хохотали, что Слава Невинный никак не мог успокоиться. Вроде, и зрителям понравилось, смеются. Гайдай потом объявил, что должен мне две бутылки коньяка. Правда, так и не поставил. Гайдай очень хорошо меня понимал, чувствовал, использовал. Но я делал одну большую ошибку. В фильме «Частный детектив» я играл отца героиньки - бегал, падал, ловил преступников. И когда нас пытались утопить, девочка меня спрашивала: «Папа, что будем делать?» Я отвечал: «Надо прощаться». И тут от Леонида Иовича приходит новый сценарий, где я читаю: русская мафия в Америке, мой герой - Кац, которого потом сыграл Джигарханян. Его спрашивают: «Ну, господин Кац, что будем делать?» Я говорю: «Надо сдаваться». То есть роль - один к одному. Я даже рассердился. Гайдай спрашивает: «Миша, ну а какую роль вы в таком случае хотели бы сыграть?» И вот какой же я глупый человек! Я ему отвечаю: «Надо подумать». Конечно, Леонид Иович обиделся, ведь он очень хорошо ко мне относился. И ответил: «Ну, до лучших времен». Я очень об этом жалею. По глупости своей проявил принципиальность там, где не нужно. В других картинах снимаюсь - порой во всякой ерунде. А у самого Гайдая вдруг пошел на принцип, взбрыкнул.

«Чародеи» - это незатейливая сказка, невыигрышная, нерепризная. И все-таки я прожил там свою маленькую жизнь. У меня было «свое» дело, и я был тем самым маленьким человечком, образ которого мне так дорог. Мой Фома помогал герою Виторгана, я с удовольствием на нем ездил и на репетициях предлагал: «Давай поездим еще». Он рычал на меня все время: «Захребетник». Это, действительно, моя роль! Поэтому до сих пор ее все вспоминают.

В Петербурге меня любят, зрители очень хорошо ко мне относятся. Особенно совсем простые люди - видят во мне своего. В театр они, конечно, не ходят, но знают меня по кино. Я в этом не раз убеждался. Все актеры считают, что их любят, но меня любят «без дураков». Иногда и на машине бесплатно подвозят, и на рынке угощают. Это приятно. Приглашают в гости, каждый пытается со мной выпить. Я могу зайти к любому начальнику, меня примут.

Я - как клоун. Должен быть клоун в народе? …Я вам больше скажу. Я вообще должен был работать клоуном. Я и родился клоуном, и фактура моя клоунская. Я неверно выбрал путь. Честное слово, я был бы очень интересным клоуном - это я совершенно точно говорю, не хвастаюсь. Я двигаюсь, прыгаю, играю на разных инструментах. И когда я пару раз оказывался на арене - когда меня приглашали как народного артиста поздравить, почествовать - я так хорошо себя чувствовал! Прошелся по арене туда-сюда... Такой простор вокруг! Люди вокруг тебя, а ты - в центре... Черт его знает, что надо было выбирать?!

Информация взята с сайта: http://www.tvkultura.ru

http://www.tvkultura.ru/issue.html?id=30946

4. Юбилей 2. Евгению Стеблову - 60 лет.

Новое издание автобиографической книги народного артиста России Евгения Стеблова "Против кого дружите" выпущено в Москве к 60-летию известного артиста театра и кино. Эту знаменательную дату он отмечает в четверг на сцене театра имени Моссовета, где исполнит роль Гаева в спектакле "Вишневый сад" Чехова.

Как рассказал Стеблов, с коллективом его связывают 36 лет творческой деятельности. "Сюда меня, молодого актера, пригласил знаменитый режиссер Юрий Завадский и я благодарен ему за уроки творческого мастерства", - подчеркнул юбиляр. Целая галерея комедийных и драматических образов в спектаклях классического и современного репертуара создана здесь артистом. Среди них - роли Василия Теркина в спектакле по поэме Твардовского, Алеши - в "Братьях Карамазовых" и Егора Ростанева в "Фоме Опискине" по Достоевскому, доктора Дорна в чеховской "Чайке". На моссоветовской сцене Стеблову посчастливилось работать с легендарными "стариками" - Верой Марецкой, Фаиной Раневской, Ростиславом Пляттом, которому принадлежит такая характеристика: "Женя Стеблов являет собой тип изящного актера". К

роме работы в театре, Евгений Юрьевич много и успешно снимается в кино и на телевидении. Еще студентом-первокурсником театрального училища им.Щукина он сыграл смешного и трогательного влюбленного юношу Сашку в фильме Георгия Данелия "Я шагаю по Москве". После того дебюта было множество образов: в лентах "Раба любви", "Несколько дней из жизни Обломова", "Сибирский цирюльник" Никиты Михалкова, в картинах "Вас вызывает Таймыр", "По семейным обстоятельствам", "Не хочу быть взрослым".

Как сказал Стеблов, "всех ролей и не перечислишь, но каждая дорога по-своему". Своим громадным опытом Евгений Юрьевич охотно делится с молодежью. В этом году он стал художественным руководителем актерского курса в Российской академии театрального искусства. Особое место в общественной деятельности Стеблова занимает работа в Союзе театральных деятелей России, где он является секретарем правления. Об этом сообщает

ИТАР-ТАСС.

Информация взята с сайта: http://www.strana.ru

http://www.strana.ru/news/267293.html

5. Полезные ссылки:

Сайт Аллы Демидовой

http://www.demidova.ru

Сайт Владимира Высоцкого

http://www.kulichki.com/vv

Сайт Евгения Миронова

http://www.art-agentur.com

Сайт Сергея Безрукова

http://lightangel.sitecity.ru/index.phtml

Сайт «Мастерская П. Фоменко»

http://fomenko.theatre.ru

Сайт «Центр Мейерхольда»

http://meyerhold.theatre.ru

6. Интервью. Алла Демидова.

«Толпу боюсь, людей стесняюсь».

Утверждение, что талантливый человек талантлив во всем, еще раз нашло подтверждение в творчестве Аллы Демидовой. Актриса звездной "Таганки" и героиня многих кинофильмов, она ко всему прочему оказалась замечательным литератором. Недавно переизданная - шестая по счету - книга Демидовой "Ахматовские зеркала" (первое издание вышло мизерным тиражом, большая часть которого разошлась во время презентации) еще раз демонстрирует дар Демидовой тонко чувствовать внутренний мир поэта. О себе и о своем видении сегодняшнего дня Алла Сергеевна рассказала корреспонденту "ЕР".

- Алла Сергеевна, о вас говорят как об эстетке, как о рафинированной интеллектуалке. Наверное, вам очень трудно понравиться и еще труднее с вами дружить.

- Абсолютно безоговорочное условие: чтобы мне понравиться, нужно быть умным и очень добрым человеком. А вот чтобы подружиться - это уже дело судьбоносное.

- Именно по этой причине у вас не сложились отношения в Театре на Таганке, где вы проработали много лет? Говорят, вы со всеми здоровались, но не больше.

- Вообще-то мне казалось, что у меня там со всеми отношения сложились. Но вот сейчас, когда вышло издание дневников Золотухина (я с большим интересом их прочитала), поняла, что не совсем так воспринимала тогдашнюю жизнь в театре Юрия Любимова. Мне вообще на какое-то мгновение показалось, что Валерий пишет о каком-то другом театре. Там, оказывается, было все очень непросто, но это проходило как-то мимо меня. Видимо, я всегда была на обочине.

- Вас туда столкнули?

- Нет, думаю, это черта моего характера. Я, например, всегда сажусь так, чтобы смотреть фильм сбоку. Такие же места выбираю, когда прихожу на театральные спектакли. И в жизни чаще всего наблюдатель. В театре я не была закрытым человеком, но не любила принимать участие в том, что ныне называют тусовкой. Хотя понаблюдать за подобными посиделками со стороны была не прочь. Мне нравились веселые актерские байки. Но сами актеры в большинстве своем народ пьющий или, по меньшей мере, выпивающий, позволяющий себе приложиться к бутылке даже во время спектаклей. А я не выношу тех, у кого сильная склонность к алкоголю.

- А как же пьющий Высоцкий? Насколько мне известно, он был единственным в театре, отношения с которым у вас были близки к теплым.

- Я бы так не сказала. Просто мы были постоянными партнерами. И в "Гамлете", и в "Вишневом саде", и в других спектаклях. А в последний год его жизни стали репетировать пьесу Уильямса "Крик". Это пьеса на двух актеров. Володя там и играл, и выступал в качестве режиссера. Когда у нас был готов первый акт, мы вывесили объявление, что показываем его для работников театра - приходите. Не пришел никто, кроме художника Давида Боровского и его какого-то приятеля. Никто - ни Любимов, ни актеры.

- Представить себе, что не придут на Высоцкого и на такую актрису, как Демидова, очень трудно.

- А мы не удивились, мы почти ожидали этого. Хотя, конечно, можно предположить, что именно в этот день все оказались очень занятыми.

- Этот спектакль не увидел свет?

- Да, работу над ним прервала Володина смерть.

- Вы упомянули, что не любите тусовки, что очень трудно стать вашим другом. Означает ли это, что вы любите одиночество, что оно вас не тяготит?

- Я не сказала бы категорически: да! Но признаюсь, что толпу боюсь, а людей стесняюсь. Одиночество действительно мне милее. Дома есть книжки, музыка. Мне одной с ними хорошо. Люблю смотреть в окно. Ночью, когда Тверская под моими окнами начинает пустеть. А уж когда нахожусь на природе, в лесу, одна могу находиться сутками.

- Что, по-вашему, интереснее для наблюдения - общество иди отдельно взятый человек?

- Если под отдельно взятым человеком вы имеете в виду Личность, то, несомненно, предпочту его. Но и к обществу проявляю любопытство, даже, как мне кажется, знаю его и то, что в нем происходит.

- И как вы его оцениваете?

- Банку перевернули, и то, что было в свое время в осадке, стало пеной. Я не люблю давать людям характеристики, предпочитаю приводить примеры. В начале 90-х появились неожиданно и незаслуженно разбогатевшие "новые русские", надевшие свой отличительный знак - малиновые пиджаки. Однажды я оказалась среди таких на каком-то приеме. Был предложен а-ля фуршет. Подойти к столу оказалось невозможно - тебя встречали острые локти. "Малиновые пиджаки" сплотились, держали пространство вокруг стола, не желая в это пространство никого впускать. Сейчас эти невежественные наглецы, люди, многие из которых были близки к криминалу, пообтесались, сменили малиновые пиджаки на костюмы от "Армани", стремясь показать свою респектабельность. Но быстро культуру набрать невозможно. Зато можно быстро изменить вкус публики. Что мы и наблюдаем.

- А как это сказалось на вас?

- Я перестала выходить на сцену, если не считать поэтические вечера. Я люблю театр авангардный, а сейчас преобладает театр сюжетный с неважной драматургией. Поэтому наши пути - мой и нынешнего театра - в данный момент не пересекаются.

- Театр и литература перестали быть властителями душ?

- Не только они. При советской системе огромную роль играло общественное мнение. Я не вижу, что сейчас оно играет хоть какую-то роль, что в стране есть общественный слой, к которому бы прислушивались. Да, есть несколько авторитетов. Но кто на них оглядывается? Может, чуть-чуть косятся, ну изредка слушают - не более.

- Вам всегда удавалось что-то делать с залом. Это было подобно гипнозу, когда зрители буквально вторили вашему дыханию. Откуда эта демоническая власть?

- В начале 70-х годов я занималась экстрасенсорикой. В Фурмановом переулке была лаборатория под руководством академика Спиркина. Туда шли все экстрасенсы и ясновидящие. Ну и я потянулась. Очень много времени провела с этими людьми, обладающими удивительным даром. Потом поняла, что этим надо либо всерьез заниматься, либо закрыть за собой дверь. И я дверь закрыла.

- Но посещения лаборатории не прошли даром?

- Нет. Во всяком случае, что такое психическая энергия, я смогу сформулировать и знаю методику упражнений, чтобы ее, эту энергию усилить. На Западе по психической энергии давала много мастер-классов молодым актерам. У нас это пока не востребовано.

- Почему?

- Это не нужно нынешнему российскому зрителю. Он не тот, каким был когда-то. Другой. Не следует удивляться. Не так же много, например, людей, ощущающих необходимость пойти в консерваторию послушать 6-ю симфонию Малера. Большинство предпочитают концерты поп-звезд. Нынешнему зрителю нужно щекотать какие-то другие органы. У него иной орган вибрации, воспринимающий искусство.

- А Высоцкий, имевший неограниченную власть над зрителем, тоже посещал лабораторию Спиркина?

- Нет, природа его власти была иной. Я одна из немногих знала о болезни Володи - его пристрастии к наркотикам. Но, видимо, именно наркотики давали ему выплеск такой сильной вибрации, которая действовала на зрителя. Однажды я это почувствовала кожей. Во время спектакля, когда мы вместе находились на сцене, зашла за его спину - все нормально. Вышла перед ним - чувствую, как попадаю под удивительно сильное влияние. После спектакля Володя меня спросил: "Что это ты сегодня так ходила вокруг меня?". Я ему рассказала. Он ухмыльнулся. Но потом, когда мы работали над Уильямсом, к этому разговору о власти над зрителем вернулся. Его тоже интересовала природа этой власти.

- Говорят, что у вас какое-то особое, почти мистическое отношение к зеркалам. Вы блистательно сыграли в фильме Андрея Тарковского "Зеркало". Оно и в названии ваших книг - "Тени Зазеркалья", "Ахматовские зеркала"...

- Я действительно, как и Анна Андреевна Ахматова, очень люблю зеркала. Дома у меня их много. Если вы оглянетесь, то увидите, например, что сзади вас висит зеркало, когда-то принадлежавшее Прасковье Жемчуговой. Той самой, о которой говорят: в России не было истории любви светлей и печальней, чем любовь этой великой крепостной актрисы и ее хозяина графа Николая Шереметева.

Мое особое отношение к зеркалам, видимо, подсознательно актерское. В японском театре "Но" перед проходом на сцену есть зеркальная комната. Актер, отражаясь во множестве зеркал, должен внутренне сконцентрировать эти отражения-фантомы в одно и только после этого выйти на сцену. И в актерских гримерных наших театров на столах стоят трельяжные зеркала, в которых многократно отражаешься. И когда неожиданным поворотом, буквально полузатылком вдруг видишь какого-то другого человека - персонаж, который тебе предстоит сыграть в спектакле, когда фиксируешь этот образ, уже живущий в тебе, приходит совершенно удивительное чувство, необходимое каждому актеру. Во всех старых театрах есть зеркала. Несмышленыши думают, что они поставлены, чтобы актеры могли поправить прическу. Глупенькие! Зеркала нужны, чтобы убедиться, что там холодное отражение тебя уже другого.

- Есть, по-вашему, что-то самое главное, что должен знать о себе человек?

- Он должен осознавать и всегда помнить, что он не вечен, что должен достойно прожить свою жизнь. Важнее этого ничего нет.

- А смерти нужно бояться?

- Когда-то я ее боялась. А потом в мир иной ушли мои друзья - Булат Окуджава, Сережа Параджанов, Боря Биргер, Мираб Мамардашвили, Сергей Аверинцев. Я подумала: там хорошие люди. И страх исчез...

Газета "Единая Россия", № 39.

Информация взята с сайта: http://www.demidova.ru

http://www.demidova.ru/interv/text/int2005_02.php

Уважаемые читатели!

Вы можете общаться между собой, задавать вопросы и оставлять свои впечатления об увиденных спектаклях на специальном форуме рассылки: http://teatr-forum.narod.ru

Кроме этого, - Вы можете  присылать любую - интересную, - на ваш взгляд, - информацию  о театрах,  актерах,  спектаклях, театральных фестивалях, Театральных Тендерах (Российских и международных),  а так же -  ссылки на любые (!) интернет –порталы, сайты и форумы - имеющие отношения к театру. Ваши  материалы могут быть размещены в рассылке.

С уважением,  Ян.

 Yan-sosnov@yandex.ru  http://teatr-forum.narod.ru