Театр на Таганке Юрия Любимова Интервью с актрисой Анной Агаповой

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!

В "ЖИВАГО" ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ВРЕМЯ

Анна Агапова — единственная исполнительница роли Лары в спектакле «Живаго». На протяжении последних 7-и лет живет в Лондоне, но каждый месяц она садится в самолет, чтобы вернуться в Москву и выйти на сцену Театра на Таганке в спектакле Юрия Любимова «Живаго».

- Роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» буквально пропитан библейскими мотивами. В спектакле Юрия Любимова они тоже очень сильны, неслучайно в свою постановку режиссер включил религиозные песнопения. Да и в конце спектакля актеры обращаются с заключительным хоралом к публике и последнее слово в нем — «Христос». А Вы, Анна, человек верующий?
 — Да, но крестилась я поздно, лет в 17 лет. Причем, пришла к вере интуитивно — поступила в театральный институт и захотела благодарность свою отдать, так как поступить было очень сложно. И хотя в детстве родители меня водили в церковь, то это скорее больше напоминало экскурсии. Помню, мы ездили в Загорск на Троицу. Запах берез, свет и… большое количество народа, которое меня всегда пугало. Мне было как-то странно неуютно. Не могу сказать, что в церкви в тот момент душа моя пела.

- А как же люди в зрительном зале? Они как на Вас как воздействуют?
 — В зрительном зале публика упорядоченна, и это меня не пугает, а вот толпа, стадионы — это не мое. Я испытываю ощущения некомфорта всякий раз, даже тогда, когда нахожусь в Ковенгардене или в Большом… А настоящая вера пришла с годами, со знанием, с переосмыслением, с мыслями о том, что то, что с тобой происходит — это неслучайно, это не может происходить просто так.

- Вы фаталист?
 — Скорее нет, просто мне ближе религиозный подход. Я склонна думать, что все в мире уже давно придумано так, как надо. И если что-то не получается, то это Бог отводит. Кстати в детстве со мной произошел любопытный случай: Мне было лет 9, и мы поехали в лес за ягодами и там нашли невозможную поляну лесной голубики. Она же некрасивая полубелая, но такая сласть… И вдруг совершенно случайно я наткнулась на золотой крестик. Представьте себе лес, заброшенная поляна и вдруг — золотой крестик. И это в те годы!? Тогда это было удивительно. Найти хозяина было нереально. Эта находка для меня была как зеркальце для вороны… Очень ценный подарок, эксклюзивный. Крестик до сих пор у меня находится. Одно время я его даже очень активно носила, а сейчас не ношу.

- Носили? Но ведь существует распространенное мнение о том, что чужой нательный крест не только носить, но и одевать не стоит, так как он программирует судьбу своего хозяина…
 — Да, действительно так говорят, но я разговаривала со священником, и он мне разрешил носить этот крестик. 

- Анна, давайте вернемся к Вашей семье. Ваши родители связаны с театром, искусством?
 — Что вы… Папа с мамой работали на закрытом предприятии в подмосковном городе Электросталь. Мне, как и моим одноклассникам, не светило никакого будущего, кроме МИФИ и еще двух-трех учебных заведений такого же направления. Но Электросталь — город интеллигентных людей. И у нас была своя театральная студия. В студию меня привела подруга, которая очень хотела стать актрисой. С тех пор я мечтала только о театре.

- И как складывались ваши взаимоотношения с актерской профессией?
 — В 9 классе я решила попробовать поступить в театральный институт. Тогда в конкурсе участвовали 300-500 девочек на одно место. Никаких предпосылок, что я поступлю, не было. И я не поступила. Вторая попытка оказалась более удачной. Хотя поступить было очень сложно. Мне казалось, что каждый раз я вишу на волоске. Вокруг такие красивые девочки, многие из них — из актерских семей, все читали, все знают. Но когда уже поступила, то мои страхи быстро развеялись. Я оказалась в Щукинском училище на курсе Рубена Евгеньевича Симонова. Наш курс был очень разношерстным. Актерской группой на курсе руководила парторг Явкина Галина Ивановна. Ярая убежденная коммунистка, она внесла к нам тоталитарный режим. Но легкомыслие и вольнодумие гуляло в наших юных головах. Нам не нравился ее тоталитарный стиль общения, который она нам устроила, и мы написали в ЦК и во все центральные газеты об этом. Мы все подписали это письмо, и ее сняли с должности. Ей пришлось отдать нас другому педагогу. В училище даже хотели расформировать наш курс, но мы отстояли. Правда, после этого события в Щукинском училище нас прозвали декабристами, так как дело было в декабре.

- Я знаю, что сейчас Вы преподаете в Щукинском училище. Что привело вас на эту стезю?
 — В 90-е годы я какое-то время в театре не работала. В летние и осенние сезоны работала в Америке, играла в мюзиклах. А когда приезжала сюда, то оказывалась в каком-то вакууме. Мой любимый педагог по художественному чтению Ада Васильевна Пушкина предложила мне пойти к ней в аспирантки. И я пошла. Пошла целенаправленно к ней, так как именно она всегда говорила нам о нравственных принципах и ценностях. Да и Щукинская школа, я считаю, лучшая в мире, иначе бы я не припала к ней, как к иссохшей груди матери. Сейчас я преподаю. Стараюсь преподавать — себя, если можно так выразиться. Сегодня очень важно воспитать не просто актера, а воспитать человека. В прошлом году я работала с несколькими студентами на курсе Князева. Я им сразу сказала, что буду говорить с ними о чести. У нас же ее вытравили, а вот у англичан это понятие осталось. Я не касаюсь, конечно, ярких личностей, таких как: Сахаров, Солженицын или Любимов… Я говорю о том, что мы, русские, утратили понятие чести в своем массовом проявлении. А мне очень хочется, чтобы оно возродилось в моих студентах.

- Анна, вы сейчас упомянули о Юрии Любимове. Давайте обратимся к нему. Как Вы оказались на Таганке?
 — На Таганку меня привел мой педагог Евгений Рубенович Симонов, а случилось это так:
31 декабря он мне позвонил и сказал:
 — Мне надо пойти на Таганку, ты должна пойти со мной.
Я говорю:
 — Я не в форме.
Но он и слушать меня не стал, настоял на своем.

Когда мы с ним пришли, нас встретили. Тогда Театр на Таганке еще не был разделен. Это было большое здание. Все было так таинственно. Почему-то возникло такое ощущение, что я попала в церковь на Троицу. Нас долго вели таинственными таганковскими коридорами и привели в бар. В то время еще на Таганке была такая традиция — собираться всем вместе накануне Нового года. Там сидели, кажется, Демидова, Золотухин, Смехов, Славина, Шаповалов — вообщем все «старики»… Я ловила на себе их взгляды и чувствовала, что они воспринимают меня как пассию Евгения Рубеновича. Но я решила отрабатывать другую версию. Я спросила Юрия Петровича про Шнитке, про музыку. Мне было это все очень интересно. В завершении вечера Юрий Петрович пригласил меня прийти 2-го января на репетицию. Я, конечно, пообещала, но решила, что он пригласил меня просто посмотреть, поэтому не очень спешила, когда вдруг раздался звонок, и секретарь Юрия Любимова спросила: «А почему вы не на репетиции?» Я тут же собралась, пришла и больше уже не уходила из театра.

Юрий Петрович предложил мене попробовать репетировать Лару. Я была очень удивлена, так как он меня в деле никогда не видел. Мы стали репетировать, потихоньку присматриваться друг к другу… И долго-долго у меня ничего не получалось. Я даже предлагала Юрию Петровичу: «Давайте разойдемся». Сейчас по прошествии 10-и лет я это легко вспоминаю, а тогда было очень тяжело.

- Чем были вызваны сложности?
 — У Юрия Любимова совершенно определенный метод работы. Ни на что не похожий. Актер должен не играть роль, а показывать. Между этими полюсами существует очень тонкая грань, которую я никак не могла уловить. Я не понимала его метода, не знала, как произносить текст. Роль Лары и технически и голосово очень сложна. Нужно было сыграть женщину — мечту поэта, а как ее играть? Все было построено на музыкальном контексте. Мне казалось, что все актеры смотрят на меня нелюбящим взглядом, ведь я не такая уж и красотка. Ну, пою — так все на Таганке поют. Я чувствовала, что надо что-то сделать, что я не выдержу… Однажды на репетиции я сидела в глубине сцены, плакала и писала на сцене такие слова: «Ты же говорила себе, что больше не придешь в театр…» И вдруг Юрий Петрович окликнул меня: «Что ты там рисуешь?» Любимов невероятно тонко чувствует актеров. Иногда бывает, что на репетициях он прессингует, давит на актеров. И если бы в тот момент он как-то на меня надавил, то я бы встала и ушла — состояние было критическое. Но тогда этого не произошло. Постепенно я вработалась, стала понимать, что он от меня требуется. Хотя даже сейчас бывают случаи, что я срываюсь, но это бывает очень редко, и тогда Юрий Петрович говорит мне: «Истерии, но не часто». Я так и делаю (смеется).

Юрий Петрович всегда очень тепло ко мне относился, всегда меня поддерживал в нужное время. Многие моменты во время репетиций я очень тяжело переживала, и он чувствовал и никогда не давил на меня. У Любимова тонкое чутье, он и актеров всегда подбирает в театр, руководствуясь своим чутьем: «Я же вижу, что она сможет», — говорил он про Любу Селютину, которая очень плохо показалась в театре. И в итоге он оказался прав, Селютина — актриса большого драматического дарования.  В свое время, чтобы поддержать меня, Юрий Петрович ввел меня в «Преступление и наказание», где играли Алла Демидова, Александр Трофимов. Вообще-то Любимов все свои спектакли (за исключением может быть последних трех) делает на актера.

- А что для Юрия Любимова, на ваш взгляд является определяющим в работе с актерами?
 — Любимову всегда важен образ. Такое киношное видение. Видение типами. Тип соединяется с ролью. И здесь зависит не только от режиссера, от роли, но и от того, каким родился этот актер. Если индивидуальность актерская совпадает с видением режиссера, то рождается чудо. Вот так случилось и в «Преступлении и наказании», так было и в «Борисе Годунове», и в «Медее»… Хор в Медее заменить можно, а Любу Селютину-Медею нельзя. Как нельзя заменить Золотухина, меня… Ввести нового актера в старый спектакль конечно можно, но это уже будет новый спектакль. С годами приобретается высокое мастерство. Невозможно отказаться от роли, так как спектакль может рассыпаться. Лара держится не только на шарнирчиках, которые выстроил Юрий Петрович, но здесь еще присутствует химия. 

- Химия???
 — Да, определенные химические процессы, которые происходят между режиссером и актерами на нейронном уровне. Юрий Петрович — алхимик. Он взял кусок глины с золотой жилой и химическим способом, болезненным для самого себя, а в большей степени для меня, слепил Лару. Возможно, подобные химические процессы происходят во время акта любви между мужчиной и женщиной.

- А какую роль в вашей жизни играет любовь?
- Я считаю, что все, что окружает меня, это и есть любовь. Все в мире должно делаться через любовь. Все, что происходило и происходит в моей жизни — все идет через любовь. Мне близко христианское понятие любви.

- И тем не менее вот уже несколько лет…
 — Семь…
- Семь лет живете в Лондоне с любимым человеком, но каждый месяц Вы возвращаетесь в Москву, чтобы вечером выйти на сцену Таганки в роли Лары. Почему?
 — В Англии я живу достаточно обеспеченной жизнью, но не в таком аспекте, как в Москве. «Живаго» близкий мне спектакль. Вот вчера (Прим. : 4.02.2006) на спектакле я испытала дежавю. На какой-то момент время для меня остановилось. Прошло семь лет, а время для меня остановилось. «Живаго» для меня — возможность остановить время, вхождение в эту реку времени. Это для меня так странно. Но это для меня также ново, как и раньше. Ничего не поменялось, остались вечные истины. Жить без «Живаго», без профессии тоскливо. Ничего, может Бог даст, и еще что-нибудь сыграю у Юрия Петровича. Я знаю, что он не любит такие определения, но для меня существуют три Титана в современном европейском искусстве: Стреллер, Любимов и Брук. Я не беру во внимание Васильева, Судзуки… Все-таки Любимов в Европе — это величина. Мимо этого человека проходить в этом возрасте чудовищно. Это гигант, который связывает эпохи. Возможно, он делал ошибки, но он титан. Он уже есть в мировой культуре, в мировой сокровищнице искусства. Конечно, положение его высоко оценено и в мире, и у нас, но все равно, мне кажется, что недостаточно, особенно в России. Ведь он Россию представляет на мировом уровне…

Когда-то на «Живаго» ко мне подошел западный журналист и спросил: «Как вам работалось с такими гениями как Любимов, Шнитке?» И я тогда задумалась и ответила: «Знаете, когда ты работаешь с такими людьми, ты должен встать с ним вровень, иначе ничего не получится, невозможно будет работать», но при всем при этом он - Титан.

С уважением, Наталья Путичева

P.S.: В ближайших выпусках рассылки - интервью с актрисой Еленой Посоюзных.