Реплика Алисы Витальевны, аристократической тетушки Костика из "Покровских ворот", о наших, которые играют французскую жизнь, стала идеальным эпиграфом к гастролям балета Нового национального театра Токио в Большом театре, а ее интонация – идеальным выражением смеси сочувствия и негодования, которую порождает эта японская "Дама с камелиями" в постановке создателя и худрука труппы Асами Маки на музыку Берлиоза.
Нет, конечно, подкупает, что г-жа Маки трудилась над своим сочинением, преисполненная бесконечным пиететом к традиции классического танца и европейской культуре, которая породила это высочайшее из искусств, в целом. Хореограф оставила нетронутым любовно-социальные перипетии литературный источника Дюма-сына, комиссовала итальянке Луизе Спинателли сценографию и костюмы спектакля и использовала музыку Гектора Берлиоза. Г-жа Маки с прилежностью хорошистки процитировала прерывистое скольжение пуанта, имитирующее чахоточный кашель куртизанки Маргариты Готье, и картинные статичные арабески аристократа Армана Дюваля, придуманные сэром Аштоном для пары Фонтейн-Нуреев в знаменитом "Маргарита и Арман". Наконец, крошечная г-жа Маки во всей красе представила идеальное тело и тягучие линии балерины, на которую ставила партию Маргариты и которая танцевала спектакль в Москве, Светлану Захарову.
Однако, видать, запад для японцев – дело такое же тонкое, как для нас непостижима культура японская. И в итоге спектакль превращается в набор нелепостей, начисто лишенный какой-либо достоверности, а как следствие, и интриги. И мужской кардеблет на французском балу танцует фламенко и старательно пучит пузо вместо груди, в дивертисментный чардаш вклиниваются итальянские шанжманы, а всеобщее веселье венчается соло двух пьяных пар, двигающихся в характерной для японского кино манере изображать опьянение с бесконечными суетливыми движениями и беспрецедентной верткостью и координированностью движений. И Арман бросает вызов Графу, достав из внутреннего кармана аккуратно сложенную перчатку.
Еще больший казус случился с музыкой Берлиоза. И в сцене приставания Арман минут десять хватает Маргариту за руки под формальный и торжественный полонез, а свое признание в любви танцует один под дрожащее адажио, чтобы в конце под возвышенные духовые перегнуть Маргариту через кушетку. И самая драматичная сцена объяснений между Маргаритой и отцом Аомана, поставленная на монотонную "дорожную" музыку, превращается в брюзжанье двух недовольных жизнью стариков.
Не слишком харизматичные Светлана Захарова и Денис Матвиенко в партии Армана (последний к тому же не слишком чист технически) не добавляли обаяния этой вампуке.
И право слово, хочется извиниться перед г-жой Маки и за Мадонну в образе гейши, и за все чайные псевдо-церемонии в московских кофейнях, потому что лишь стилизация может быть оправдана, а любая попытка детально воспроизвести элементы чуждой культуры скатывается впустую и вычурную декоративность. the end
