Сложно сказать, чем привлекли организаторы спектакля полный зал Пушкинского в этот вечер, притом, что все остальные спектакли фестиваля происходили на глазах скудненькой стайки "друзей и родственников". Зал был переполнен, похоже, и балкон тоже…
Когда свет выключился, зал, как водится, расслаблено и слегка угрожающе затаился. Под мерный электронный стук тусклый лучик высветил на сцене коленки. Зал слегка заволновался и массово поднялся, поскольку партер Пушкинского совершенно не приспособлен для наблюдением за лежащими на сцене фигурами. Зрители, впрочем, быстро успокоились, сели и стали ждать, когда танцовщики поднимутся на ноги. Андрогинные тела, лежащие на сцене, подниматься не спешили и радовали зрителей чудесами подвижности
стоп и коленных суставов, складывавшихся в чудесные распускающиеся цветы и узоры. Расслабленность молчащего зрительного зала все больше уступала место угрозе. Пока кто-то не хмыкнул… Тут зал взорвался громким шепотом обсуждений и выражений недовольства.
Танцовщицы (на поклонах все же разрешился один из самых актуальных вопросов публики – все оказались девочками) на ноги так толком и не поднялись. Под мерцающий, но далеко неизысканный свет и мерные электронные слегка печальные обработки шлягеров типа "Rien de rien" явно русского Тьери Забойцефф, тела артистов медитативно трансформировались в объекты, ни разу так и не напомнившие человека, перемещались в горизонтальной плоскости, вспучивались ягодицами, проваливались между коленей.
Все это больше всего походило на переливающиеся галлюциногенные заставки телеканала "Культура" и получало самые разнообразные интерпретации, с которыми можно было ознакомиться в зале он-лайн. Пубертатного возраста соседи голосовали за аллюзии на сперматозоиды и мужские гениталии. Похоже, именно эта версия получила наибольшую популярность. Что творилось за окаменелыми лицами старушек представить даже страшно.
Ни программа, ни буклет какой-либо внятной содержательной интерпретации происходящего на сцене не давали. Намеки на поэтичность произведений г-жи Браун, экспрессивный стиль, юмор либо социальную критику воспринимались как явная издевка над зрителем.
Спектакль, однако, дал понять, что телесность волнует хореографа больше духовности, и секреты тела интригуют больше, чем секреты мозга, не говоря уже о стиле или социуме. Скудный телесный опыт зрителей, бесспорно головастых, но использующих ноги лишь для ходьбы, а руки - для сумки и клавиатуры, не позволяет настроиться на ее волну. Впрочем… можно попробовать зафиксировать приседание с углом в коленях 90 градусов с опорой спиной об стену, постоять в такой позе, пока не рухнешь на пол, а потом лежа
на спине поднять совершенно расслабленные ноги и поболтать ими. Может быть, эта легкость именно то, о чем пытается говорить г-жа Браун.
Нет смысла обсуждать ценность показа этих экзерсисов публике. Они и в более изощренной свето-пиротехнической обработке, как, например, у Пандлтона, вызывают определенный скепсис. Ценность их в знании, которые они сообщают профессионалам, в том импульсе, который заставляет работать наученное тело. Да, господи, живопись Сезана – скучища, но именно к ней апеллирует вся последующая французская живопись. Ну, Браун, может, не совсем Сезан… the end