Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Мужской и женский взгляд за чашечкой кофе. Кофе 'Молочница'


Если хочется уединения и проникновенной тишины, нынче необязательно переться в глухой лес или зависать дома в четырех, пусть хоть трижды, прекрасных стенах. Тем более, что глухого леса теперь на порядок меньше чем глухих музеев. Наш расчет оказался верным и в светлое январское  воскресенье мы тропаемся по даче Китаевой, где кроме нас и смотрителей нет ни души. Развесили «польта» в прихожей, «вбулись» в страшную редкость – музейные войлочные тапки, чтобы не царапать пол подметками и каблуками и пошли себе скрыпеть старым паркетом.  Лестницы музыкальны, страсть! Вдовья дача внутри уютная, светлая, многооконная и балконистая. В 1831 году Пушкины проживут здесь все лето, прежде весной отписав Плетнёву из Москвы, чтобы тот сыскал им «Бога ради фатерку». Мол, будет нас двое (с женой), три человека, да три бабы. Мы ходим по комнатам, и я воображаю себя Гоголем, а мужа Жуковским, которые наведались к Пушкиным в гости. Здесь будет написано «Письмо Онегина к Татьяне» и выйдут из печати «Повести Белкина».  Они и теперь лежат тут на столике в мезанине. Мы медленно бродим из угла в угол гостиной и будто на миг в том пространстве, где не существует времени, но существую я и авокадового цвета стены, мы пересекаемся с домочадцами.  Ненароком задеваю часы, они звякают и все невольно смотрят сквозь меня. Я не вижу их, они не замечают меня. Хожу Гоголем. Листаю брошюру тысяча девятьсот восемьдесят девятого года и не могу понять куда подевался прежде стоящий тут другой формы самовар и другая чайная пара. Неужели разбили!? Невольно ловлю себя на мысли, что начинаю сличать и прочие экспонаты. Ковры истлевают, рисунки бледнеют. Что будет со всем этим еще через двести лет? А с нами? Все исчезает. И мы исчезнем значительно раньше, чем вот этот вот канделябр. Мой Василий Жуковский постояв у окна, сложа руки на груди, поворачивается и рассматривает «Девушку с кувшином» на стене. Любуюсь его профилем. Мы все друг для друга здесь бесплотные духи. Я думаю, что гуляю по музею, Пушкин с женой – будто сидят и пьют чай за большим гарнитуром из карельской березы в летней, светлой и просторной комнате, окна которой открыты и теплый ветерок играет, как котенок, белыми занавесками (другими, не теми опять же, что на фото в брошюре). А муж мой Василий не догадывается, что женат сейчас на Николаше.

- Почему  её называют молочница?  - спрашиваю у него я, разглядывая литографию.

Лето.  В Петербурге холера, двор весь целиком переехал в Царское. На улицах против обычного шумнее. С пяти до шести Пушкины выходят прогуляться к Большому озеру, куда наведываются зеваки - глазеть на них. Наталье Николаевне девятнадцать, у них еще медовый период, свадьба сыграна вот только в феврале. Она - сто тринадцатая любовь поэта – судачат языки. Пушкин заложил свое родовое имение, а деньги дал в долг будущей теще – чтобы та, по правилам того времени, могла собрать приданое для Натальи. Долг теща, кстати, Пушкину так и не вернула. Теперь они взяли внаем этот чудный деревянный дом, что приискал им Плетнев. Дом новый, построен четырьмя годами ранее и принадлежит Анне Китаевой, чей муж, придворный камердинер, отошедши уже в мир иной. В доме одиннадцать комнат: восемь снимают Пушкин с супругой, в трех живет сама хозяйка. Мебелишко красного дерева для обстановки подкинул Вяземский. Так и зажили. Царь разрешил копаться в архивах петровской и пугачевской эпохи, но А.С. тяготится «присмотром», всеми этими позволениями и собственным бездельем, за которое ему, однако, хорошо приплачивают, приняв на государственную службу. Наталью Николавну зовут на балы. Двор шушукается о красоте её, о прошлых романах поэта, о странной его женитьбе и делают ставки надолго ли.

Во время венчания Пушкин уронил кольцо и стоявший на аналое крест. «Всё это дурные знаки», - произнесет он. Но Наталья убедит его не верить приметам. В их 1831 они полны оптимизма, надежд, любви и вдохновения, что счастье продлится вечно. Всё хорошо.  Лишь смерть друга юности Дельвига, с которым он работает в настоящем в «Литературной газете» коробит  А.С., он немного начинает хандрить и в июле пишет Плетнёву: «Дельвиг умер, … погоди, умрет Жуковский умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья… Были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы».

Весьма позитивный рецепт поэта, которым мы не в силах пренебречь, чтобы сварить свой ароматный и не слишком крепкий, но ободряющий кофе.

Поздней осенью Пушкины уедут в Петербург. Мы же зимуем в Царском. Чтобы жить, варить и пить свой конечный кофе. C молоком, конечно же.

 другие рецепты кофе в нашей кофейне


В избранное