В начале было слово. Православные знакомства г. Орёл. Выпуск 26
Почитай отца твоего и мать твою, (чтобы тебе было хорошо и им) чтобы
продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.
Это значит, что...
Любовь к своей семье и всем ее поколениям – неотъемлемая часть человеческой жизни. Без уважения, помощи, поддержки и участия в судьбе близких людей невозможно построить крепкий фундамент собственной жизни.
Братья и сестры. Здравствуйте
Начался Великий Пост
Укрепления Вам и веры
В Первую седмицу вспоминаем
в начале было слово..
О
ключе к сокровищнице Сегодня — первая суббота Великого поста. Прошла уже первая седмица, а церковь не оставляет заботы о правильном настрое души. Сегодня речь о «субботе». Cуббота, это — как символ всех предписаний, по которым жила ветхозаветная церковь. Но и в христианстве за две тысячи минувших лет тоже образовался целый свод различных правил. И
если к этому подходить неразумно, то это — бремя неудобоносимое, а если
правильно, то — бесценное сокровище. И сегодня к этой сокровищнице
дается ключ.
Однажды, проходя засеянными полями, ученики стали
срывать колосья, выбивать из них зерна, и есть. Законники укорили
учеников, потому что это считалось молотьбой, и запрещалось делать в
субботу. А Господь привел пример из истории, как священник Авиафар
тоже нарушил одно правило, причем, прямо написанное в Моисеевом законе.
Он дал Давиду и его спутникам хлебы, «которых не должно было есть
никому, кроме священников». После
этого Господь и назвал две истины, с помощью которых следует подходить
ко всякому религиозному правилу. Во-первых, что «Сын Человеческий есть
Господин и субботы». И во-вторых, что «суббота для человека, а не
человек для субботы».
«Сын Человеческий», это — Господь наш Иисус Христос, именуемый и «Сыном Божиим», и «Наследником всего». Чрез
Него Бог Отец «и веки сотворил». О Нем говорится, что Он совершил
«Собою очищение грехов наших» и «воссел одесную (престола) величия на
высоте». И нет ничего, что существовало бы само по себе, независимо от Его воли. Он устанавливает, Он и отменяет. И
как мы чувствуем Его волю за видимым миром, так и за всеми церковными
установлениями должна ощущаться Его воля, живая, разумная, любящая. Он —
Господин всего. Он — Господин и субботы.
А суббота — для человека. Как
все в мире служит тем или иным потребностям человека, так и суббота.
Потому что человек не только алчет и жаждет телесной пищи. Он еще и
восклицает: «чем заплачу Господу за всю Его любовь и за все Его дары»? И
вот, чтобы это живое чувство благодарности нашло свой выход, нам и даны
— и Богослужебный устав, и посты, и все остальное. Как хлеб для
голодного, так и суббота для человека. Поэтому, как нельзя насильно
кормить сытого, так нельзя и перегружать правилами того, у кого еще не
проснулся духовный голод, желание потрудиться для Господа.
От
поста к посту, — все всегда по-новому. То возьмешь слишком круто,
возгордишься и сорвешься. То — слишком расслабишься, и почувствуешь себя
ленивым рабом, которого только пинками можно заставить трудиться.
Когда-то еще научишься отличать попечения о плоти от похотей. Когда-то
еще поймешь, что ты просто-напросто раб своего чрева, своих привычек, и
жадно ухватишься за протянутую руку поста!
Понимая, как непросто достичь такой простоты во Христе, будем особенно чутки к тем, кто от нас зависит, к нашим детям. Тут
особенно опасно перегнуть. Надо постепенно, терпеливо, именно своим
примером пробуждать в них любовь к посту, желание присоединиться к отцу и
матери. Чтобы всем вместе, как иной жаждет и предвкушает
угощения, — жаждать и предвкушать благословенного, сопряженного с
молитвой и милостыней, времени воздержания.
О торжестве православия
Это воскресение называется «Торжество православия». В этот день на седьмом вселенском соборе была осуждена последняя из крупных ересей.
К этому времени церковь уяснила и о Лицах Святой Троицы, и о соединении
Божества и человечества в Иисусе Христе, и о том, что Дева Мария есть
истинная Богородица. И вдруг — новое, еще невиданное:
иконоборчество. Начал император Лев Исавр. Иконы были объявлены идолами.
Их стали уничтожать, и жестоко преследовать несогласных. Это
продолжалось более века.
Глубоко не случайно, что именно восстановление иконопочитания празднуется как торжество православия. Когда
Филипп радостно сообщил Нафанаилу о том, что они «нашли Того, о Котором
писал Моисей в законе и пророки», Нафанаил с сомнением спросил: «из
Назарета может ли быть что доброе»? На что Филипп сказал: «пойди и
посмотри». А разве мы не мечтаем увидеть своими глазами все
удивительное, о чем слышим от людей? Разве не спрашиваем в случае
сомнений: «А ты сам видел»? Видеть, это — торжественная полнота
знания. «Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо
отверстым, и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну
Человеческому».
Посылая Апостолов на проповедь, Господь говорил:
«Идите, научите все народы» (Мф. 28, 19). Он не ограничил их в способах
учения.
Не написано, чтобы создавать иконы. Но не написано, и чтобы писать книги. История не отмечает момента, когда началось иконопочитание. Это потому, что оно было в церкви всегда.
Наши
иконы, это — торжественное свидетельство обо всем, что видела церковь
от воплощения Господа Иисуса Христа, и до сего дня. Потому что все, о
чем говорит Евангелие, действительно происходило в определенное время и в
определенном месте. Бог поистине стал Человеком, и — вот Его человеческий облик, который видели, и который попытались запечатлеть и сохранить. Вот так младенец Иисус лежал в яслях, в кормушке для скота. Вот так Он крестился от Иоанна в Иордане. Вот так Он въезжал на ослице в Иерусалим. Вот так Он был распят на кресте. Вот так вознесся на небо. Вот так пришел впоследствии, чтобы взять на небо душу Своей Пречистой Матери. Как же эти изображения должны волновать
сердце и укреплять веру!
Господь
говорил ученикам: «Ваши же блаженны очи, что видите» (Мф.13, 16). Были
христиане и до Христа, которые, как говорил о них Господь, только
«желали видеть», «и не видели» (Лк. 10, 24). И все же их вера была
такова, что они «побеждали царства, творили правду», «заграждали уста
львов, угашали силу огня, избегали острия меча». «Другие испытали
поругания и побои, а также узы и темницу». Они тоже свидетельствуют о Божией славе, о торжестве Православия. Это
их имеет ввиду Апостол, когда говорит: «Посему и мы, имея вокруг себя
такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас
грех, и в терпении будем проходить предлежащее нам поприще». А ведь для
нас это «облако свидетелей» еще больше: для нас встают в памяти еще и
бесчисленные свидетели последних двух тысячелетий!
И наши иконы, это наше боевое, походное знамя, которое всегда впереди. Это — видимое свидетельство нашей веры. Это — изобразительное предание нашей церкви. Но знамя победы только тогда — знамя победы, когда оно в руках радостных победителей, а не в руках уныло отступающей толпы.
о жизни
Святого великого Пророка ПРЕДТЕЧИ Иоанна КРЕСТИТЕЛЯ (часть 12
)
Внимательно следя за
своей совестью, храня её в нерушимом спокойствии, святой Иоанн столько
утвердился в истине и добродетели, что никакие искушения уже не могли
отклонить его от прямого пути истины. Всё это образовало в Иоанне тот
строгий, нравственный, отшельнический дух, которым отличалась вся земная
жизнь праведника...
Внутренняя чистота души св. Иоанна, глубокое подвижническое его настроение отражались в самой его внешности. Глава его, как назорея, была покрыта длинными, волнующимися волосами. Одежду он носил из грубого, жёсткого верблюжьего волоса. У иудеев лица священнического сословия обычно носили льняную, чистую белую одежду. Но Иоанн, по словам златоуста, для того, чтобы и самою одеждой научить нас удаляться человеческого
и ничего не иметь общего с землёю, но возвращаться к прежнему благородству, в каком был некогда Адам, прежде нежели возымел надобность в пище и одежде. Таким образом, самая одежда Иоанна служила знаком и царского достоинства, и покаяния. Блаженный Иероним говорит, что Иоанн, в знак проповедуемого им покаяния имел одежду из волос верблюда, согбенного животного. Чресла его препоясаны были широким кожаным поясом. "Таков, - говорит Златоуст, - был обычай древних, прежде, нежели введена была в
употребление одежда мягкая и раздувающаяся. Так апостолы Пётр и Павел упоминаются опоясанными; так же одет был Илия; так же одевался и каждый из святых, потому что они непрестанно были в деле, пренебрегали всякое украшение и любили жизнь строгую и суровую". Пищею для великого пустынножителя служили акриды. Большая часть толкователей Евангелия под словом акрид разумеют саранчу. Некоторые виды жители Востока употребляли в пищу. Она не запрещена и законом Моисеевым и употреблялась в Палестине
бедными жителями. Другие из толкователей под акридами разумеют побеги или почки молодых растений и деревьев, которые и составляли пищу св. Иоанна. Арабы, живущие близ пещеры св. Иоанна, на основании древних преданий доселе указывают на одно растение, называя его - хлеба св. Иоанна. Некоторые из бедных до сих пор употребляют это растение в пищу. Это растение – рожковое дерево. В пользу последнего мнения можно привести следующее: - саранча в Палестину прилетает редко; в иные
годы её совсем не бывает. - сбор, приготовление саранчи в пищу, и её хранение требует особых забот. Как же согласить с этим слова златоуста, что св. Иоанн стол имел всегда готовый, даже в самом нежном возрасте? Что было бы необыкновенного, если бы Иоанн употреблял пищу, для бедняков на Востоке обычную. Не выше ли его в этом отношении были ранние пустынники, питавшиеся одними травами и кореньями? Поэтому некоторые учёные под акридами не решались разуметь саранчу, почитая её пищею, не приличною
для св. Иоанна. Считая, что пищей Иоанну мог служить дикий мёд. Полагают, что дикий мёд, которым питался Иоанн Креститель, из сахарного тростника, который служил пищею пустынных отшельников здешних мест. На вкус этот мёд был горек и не сладкий. Эту малопитательную пищу св. Иоанн употреблял в таком малом количестве, что Господь Иисус Христос говорил об этом иудеям, как о предмете им известном: Приде Иоанн ни ядый, ни пияй.
Ангел удаляет от Иоанна вино и сикеру, как бы предполагая, что
они унизили бы наибольшего в рождённых женами, и призывает пост, чтобы сей поддержал его величие. Удаляет для того, чтобы Иоанн был достойным образом приготовлен к высокому служению – быть предтечею Христа, крестителем воплощённого Сына Божия. Строгая подвижническая жизнь не беспримерна в Ветхом Завете: Такую жизнь вели, например, Илия, Елиссей и другие пророки; они любили жить в пустынном уединении, хотя такое уединение их было только временное. Но чтобы кто нибудь из ветхозаветных праведников
с самых ранних лет посвящал себя уединению в глубине пустыни, вдали от человеческого общества, всю жизнь свою провёл в горных пещерах, среди лишений – такого примера до Иоанна Крестителя не было. Жизнь св. Иоанна была так необыкновенна, столь поразительна для его современников, что враги его, фарисеи, не имея возможности отвергнуть действительно чрезвычайной высоты её, старались приписать её скорее влиянию духа злобы, чем сознать её истинное, небесное достоинство. Евангелие не указывает нам,
в каких именно пустынях иудейских подвизался величайший из пророков Господних. Но сохранилось доселе живое предание о местах уединённых его подвигов. До семнадцатилетнего возраста своего он пребывал в пещере в одном часе пути от Иутты, где сокрыт он был со своею праведною матерью от злобы Иродовой. В летах юношеских св. Иоанн избрал для своего пребывания более строгую, малоплодную и скалистую местность близ Хеврона, в восьми милях от Иерусалима. Пред призванием своим на проповедь народу иудейскому
Предтеча жил по сию сторону Иордана, недалеко от Иерихона, в пещере, недалеко от того места, где евреи перешли Иордан под предводительством Иисуса Навина, когда возвращались из Египта в обетованную землю.
Вот как описывает эту местность один из русских путешественников А.С. Норов: "Горный путь от Вифании к пустыне иорданской представляет местами бедно обработанные отлогости; но с отдалением от Вифании дикость возрастает более и более. После первого спуска видны одни опалённые горы. Через
двадцать минут пути от Вифании, по спуске в глубокую лощину открывается у подошвы горы источник. Этот источник, столь отрадный для утомлённых путников, идущих от иорданской пустыни, назван в книге Иисуса Навина источником солнечным; он освящён преданием, что Спаситель часто отдыхал возле него со своими апостолами. Отсюда начинается дебрь самая дикая; дорога следует направлению лощины по отлогости скал. Через два часа пути от Иерусалима мы поднимались на гору, на вершине которой видны остатки здания, называемого
ханом, или гостиницею благого самарянина. Это место называлось издревле кровавое, по причине частых разбоев, здесь происходящих. Оттуда мы ехали по краю пропасти; внизу шумел быстрый поток, а рёбра скал были изрыты пещерами, которые некогда служили обителью отшельников. Вскоре горы расступились, и открылись величественная пустыня иорданская. Иерихон, течение священного Иордана, Мёртвое море и горы Аравийские. Опускаясь с крутизны иудейских гор, мы оставили иерихонскую дорогу и почти тотчас повернули налево,
по обводу гор. Дикая пустыня оживилась; роскошные луга вдруг заменили бесплодную почву. Рощи маслин и смоковниц осеняли наш путь, радовали и удивляли взор, привыкший к дикости. По мере отклонения нашего от долины и приближения к горам жизненность начала исчезать, и, наконец, природа приняла самый грозный вид. Мы подъезжали к возвышению; въехав на него, мы увидели пред собою глубокую пропасть, а за нею две исполинские каменные горы поразительной дикости; они расстилались двумя огромными шатрами…
Вторая гора, самая конечная, с беловатою вершиною, испещрена глубокими вертепами. Она спускается от самой середины непреступною отвесною стеною известкового кряжа на дно пропасти. В одной из мрачных пещер этой горы Спаситель мира, уклоняясь от людей, приуготовлял Себя сорок суток в посте и молитве на великий подвиг искупления рода человеческого… Когда вы обратитесь отсюда лицом к пустыне иорданской, то грозный вид горы сорокадневной заменится перед вами самым свежим ландшафтом. Внизу,
на первом плане, под густыми навесами смоковниц падает с уступа на уступ быстрый поток пророка Елиссея. Далее водяная мельница, полуразрушенные арки водопроводов. Ещё далее – уединённая башня селения Рихи (предел Иерихона) и, наконец, неизмеримая пустыня ограничивается течением Иордана, светлою плоскостью Мёртвого моря и грудами гор Аравии". Безысходно ли жил св. Иоанн в пустыне до дня появления своего Израилю? Нет сомнения, что великий подвижник предпочитал тишину пустынного уединения мирскому
шуму и волнению, глубоко сознавая, что одно из верных средств не заразиться людскими пороками – удалиться от грешного человеческого общества. Между тем с достоверностью можно предполагать, что он оставлял иногда пустыню для того, чтобы предпринять путешествие, например в Иерусалим. Такое путешествие в Иерусалим было обязательным для всякого иудея. Господь предписал в своём законе: Три раза в году весь мужеский пол должен явиться пред лицом Иеговы, Бога твоего, на место, которое изберёт
Господь, Бог твой: В праздник опресноков, в праздник седмиц и в праздник кущей, и никто не должен являться пред лице Иеговы, Бога твоего, с пустыми руками, но каждый с даром в руке своей, смотря по благословению Иеговы, Бога твоего, какое Он дал тебе.
Сам Господь Иисус Христос ещё с двенадцатилетнего возраста Своего подчинялся этому закону. Св. Иоанн, как назорей, как сын священника, как Предтеча Мессии, сознающий своё назначение, должен был исполнять этот закон Божий. Весьма вероятно, что
перед такими праздниками выходил он из своего пустынного уединения и смешивался с толпами народа, со всех сторон стекавшегося в Иерусалим. Его необыкновенная наружность не могла не обращать на него внимания спутников; но привычка св. Иоанна к молчанию, его глубокое смирение невольно удерживали его спутников от праздного любопытства или бесед бесполезных. Во времена таких путешествий св. Иоанн имел возможность ближе познакомиться со свойствами и образом мыслей своих современников, с духовными потребностями
разных классов иудейского народа. В городе и храме приметить многое, чего не примечали тогдашние учители и блюстители народного благочестия или оставляли без внимания. Мало отрадного представлялось Богопосвящённому взору будущего проповедника покаяния в современном ему иудейском народе; в его политическом и религиозно – нравственном состоянии. И, возвращаясь в свою пустыню, он усиливал подвиги своего благочестия для духовного своего укрепления, предвидя те сильные препятствия, которые неминуемо
предстояли ему при исполнении великого его назначения.