Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Братья во Христе и Исследование Библии. Малоизвестный Господь: Слова сказанные на Кресте ч.3



 Слова, сказанные на кресте (3):


“Ныне же будешь со Мною”







Было бы слишком легко видеть в злодее на кресте залог нашего успеха в делах распятия Господня, хотя Новый Завет и показывает Его, как представителя всех нас. Так Павел призывает нас сораспяться со Христом (Римл.6:6; Гал.2:20 ср. 1Кор.11:1). Распятие с Христом тут же напоминает злодея, который в буквальном смысле был распят вместе с Господом. Было бы весьма сомнительно, если бы Дух в Павле говорил о распятии, не подразумевая злодея. Господь приравнивает понятие “Царства” к “раю”, о котором молит злодей. Это слово встречается в Новом Завете всего три раза и трудно представить, что слова Откр.2:7 были сказаны без мысли о мучительном разговоре на кресте. “Побеждающему дам вкушать от древа жизни которое посреди рая Божия”, ибо только злодею на кресте несколько лет назад было дано обещание рая. Примечательно, что слова из Откр.2:7 были сказаны ревностным от природы, трудящимся до изнеможения, но оставившим свою первую любовь. Возможно, что этот разбойник был Зелотом, однажды уже обращенным к Христу, но позже потерявшим веру. Впрочем, обетование рая дано всем побеждающим…

Часто говорят, что в нескольких словах разбойника содержится вся основа “Одной Веры”: веры в человеческую греховность и праведность Христа, спасение по милостивой благодати во второе пришествие, суда и Царства. Однако он не просто верил во все это, так сказать, теоретически. Он видел страдания ни с кем несравнимого Сына Божия, а потому эти основы становились для него все яснее и осязаемее. Он постиг глубину их и отношение их лично к нему. Он был повешенным на древе христадельфианином. Он знал основы истинного Евангелия, но ему нужно было сораспяться с Христом, чтобы по-настоящему постичь их жизненное значение. Иов также прошел через то же самое, через образ страданий вместе с Христом: “Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя” (Иов 42:5). А что же мы? Злодей (не говорю Иов) – наш прообраз. Если мы по-настоящему распинаемся вместе с Христом, основы нашей веры не могут быть всего лишь сухим параграфом. Грядущее Царство, учение о суде и очищении все это оживет для нас, как они ожили для разбойника… за несколько часов распятия! Кстати, это также означает, что нужно почаще вспоминать об основах нашей веры и учения, например, благовествуя их другим или перечитывая то, что следовало бы благовествовать.

Вполне возможно, что у злодея были настоящие глубокие Библейские познания. Возможно, когда он умолял Господа вспомнить его, в голове у него крутились мысли об Авигее и ее словах: “И вспомнишь рабу твою”. Которым предшествовало: “Прости вину рабы твоей… если восстанет человек преследовать тебя и искать души твоей, то душа господина моего будет завязана в узел жизни у Господа Бога твоего, а душу врагов твоих бросит Он как бы пращею” (1Цар.25:29-31). И удивительное дело, ответ Давида сильно напоминал ответ Господа: “Иди с миром в дом твой; вот, я послушался голоса твоего и почтил лице твое” (1Цар.25:35). Похоже, что разбойник видел в Давиде прототип Господа, а в Авигее того человека, каким бы ему хотелось быть. И Господь принял это.

В других Евангелиях написано, что разбойники “поносили” Христа вместе с толпой (Мф.27:44). Слова разбойника, записанные в Лк.23, явно противоречат им. Он, знающий истину, отпал, а теперь смотрел смерти в лицо. Мысленно сосредоточившись только на себе, в нем возрастала горькая обида на Того, Кого он почитал своим Спасителем. Несмотря на испытываемую им боль, он все ж таки приложил усилия и, как только мог, бросил упрек своему Спасителю. Однако, увидев молчаливый ответ Господа, нутром прочувствовав глубинную связь Его с Отцом, его захлестнула новая, гораздо больше первой, волна гнева и злости, но на этот раз – на себя самого. ‘Я мог… у меня была возможность раскаяться, а теперь слишком поздно. К своему злодейству я прибавил еще и поношение. Я хулил и насмехался над единственным своим возможным Спасителем в этот ужасный для меня час'. Он умолк, в то время как другой, скорее всего, продолжал сыпать оскорбления вперемежку с мольбами о своем немедленном освобождении. И еще. Вспомните, что они были распяты рядом с Иисусом, а потому могли наблюдать страдания Господни лишь краем глаза.

Такой была святость и праведность Господни, что в голове злодея зародилась мысль: ‘А может быть сейчас, пока я еще жив, можно попросить прощения и места в Царстве?' Можно быть уверенным, что он какое-то время не решался обратиться к Иисусу с такими речами. Он наверняка видел поведение Господа на суде, а потому все достоинства характера Его произвели на него глубокое впечатление. Когда он говорил, что Иисус “ничего худого не сделал”, он всего лишь повторил то, что слышал несколько часов назад (Мк.14:56). Также в его ушах продолжали звучать полные убеждения слова Господа (Мф.26:64), подталкивающие его обратиться за милостивым прощением этого Человека, когда Он придет в славе Царства Своего (Лк.23:41,42). И это был тот человек, который только что хулил Господа с такими злобой и сарказмом, на какие он был только способен! Это была истинная вера и понимание любви и милосердия Господня, которые позволили ему обратиться к Господу с такой просьбой. Мне представляется эта просьба идеальным образом победы человеческой веры над слабостью унижения человеческой плоти. Эта просьба родилась от здравого страха Божия. Перед тем как обратиться к Иисусу, он сначала упрекнул другого злодея: “Или ты не боишься Бога?” (Лк.23:40). От осознания величины своего греха, раскаявшийся разбойник ощутил страх пред Богом, страх перед судным днем, когда грех его был бы осужден. Можно представить нервозность голоса, просящего: “Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое” (Лк.23:42)! Он молил, движимый страхом Божиим, о принятии его в судный день. Это был пик духовности. Боль своих собственных страданий, смешанная с наблюдением святости Христовой на кресте, привели его к пониманию своей греховности и вдохновили его подняться на высочайшую ступень веры в милость Христову, ставшую доступной всему человечеству. И он таки получил вернейшее удостоверение: ‘Ты будешь со Мною в Царстве'. Вопрос о том, где ставить запятую, становится совершенно неуместным, когда мы вспоминаем, с каким трудом приходилось произносить каждое слово Господу. По-настоящему запятые следовало бы поставить после каждого слова.

Каждый день мы должны, хотя бы несколько минут , представлять себе распятое слабое тело Господне, Который на кресте достиг самого верха пика духовности, сохранив все Свои умственные способности. “Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!” Эти слова должны не сходить с наших, если не губ, то сердец уж точно. Возможно, что нам чаще стоит говорить о своих прегрешениях с другими верующими, о прегрешениях, которые мы совершаем, размышляя не так, как нужно было бы размышлять о страданиях Господних. Ни один день не должен проходить без наших размышлений о кресте Христовом. Гефсимания быстро забывается, когда мы проводим бездумный, бездуховный день.

Злодей был уверен (верил) всему, что он услышал. Но с каким же предельным вниманием он должен был ловить каждое слово, тихо произнесенное Господом, в нескольких метрах от него: “Истинно говорю тебе ныне же, будешь со Мною в раю”. Думаю, что этими словами Господь хотел сказать: ‘Да, Я могу тебе сказать здесь и сейчас, что ты будешь в Царстве!' Подумайте о духовном подъеме, который испытал злодей! Через Христа Бог даровал ему эту, захватывающую дух радость! Он, грешник из грешников, становился наряду со знаменитейшими святыми, которые также получили удостоверение о своем пребывании в Царстве. Очень немногие – Даниил, ближайшие ученики Христа и Павел – были удостоены той чести, которая досталась злодею.

Распятие было медленной смертью. Благодарение Богу, наш Господь умер быстро. Вспомните, как “Пилат удивился, что Он уже умер”. Обыкновенно на кресте люди, прежде чем умереть, агонизировали несколько дней. Злодей прожил немного дольше. Он видел смерть Христа, слышал Его вопль и видел как Его тело сняли с креста. Можно быть уверенным, что он еще был в сознании, когда ему перебивали голени, ибо ему не стали бы перебивать их, если бы он был мертв или без сознания (что, как кажется, вытекает из Ин.19:33,34). Это делалось для того, чтобы лишить жертву последней возможности побега. Наверняка в его воспаленном мозгу, среди прочих мыслей возникала также и мысль о том, как точно подходит к Христу название Агнца Божьего, ибо он видел, что даже “кость Его” не была сокрушена. Вися на кресте, испытывая боль, какую нам трудно представить, он был уверен в милости Христовой в судный день. Он, в некотором смысле, всегда является нашим образом. Умираем ли мы от рака, живем ли скрюченные артритом, страдаем ли от душевных переживаний или надрываем себя на работе, всегда, везде и во всем мы можем быть уверенны в милости Христовой. Христом обещан рай Царства “побеждающему” точно также, как и злодею. Братия и сестры, в свете всего этого давайте по-настоящему стараться побеждать. Ведь все мы, несмотря на возраст, ожидаем смерти своей. Пусть различного рода мучения, которых невозможно избежать, одолевают, не преодолевая нас.

Однако, как и у раскаявшегося разбойника, наш ум должен быть наполнен видением умирающего нашего Спасителя, попирающего смерть Своей святостью. Подобно злодею, нам надо признать свои грехи и справедливость Божьего осуждения, совершенно уверившись в нашей единственной надежде – быть в Царстве с Христом. Раскаявшегося злодея уже не касается все возрастающая безнадежность другого разбойника. По мере возрастания безнадежности одного, возрастает безоблачная надежда радостного ожидания Царства другого, распятого нашего брата. Не для нас безнадежность и страдания этого мира, будь они внутри, или же вне нас. Для нас – сила и мир Христов (достигнутый среди всего этого).

37 . В Ветхом Завете тьма часто ассоциируется с утром. В Ам.8:9,10 говорится о помрачении земли и закате солнца, потому что “произведу в стране плач, как о единственном сыне, и конец ее будет – как горький день”, т.е. в день похорон. Тьма – знак плача Всемогущего Бога о Своем Сыне .

39 . Вопрос, “для чего Ты Меня оставил”, звучит так, как будто Он уже преодолевал чувство Своего одиночества. Марк пишет: “Элои”. Матфей: “Или”. Почему такая разница? Может быть Он воззвал: “Или, Или, Элои, Элои”! – четыре раза призывая Бога?



В избранное