Перевод с испанского, вступление и заключение Дины Мухамедзяновой

...Говорят, что леность – это «дар бессмертных». Действительно, в этом невозмутимом спокойствии, которым обладают многие ленивцы, есть что-то объединяющее их с взирающими на нас с небес олимпийскими богами. Работа облагораживает человека, о чём свидетельствует популярный афоризм «на Бога надейся, а сам не плошай».

У меня есть собственное мнение на этот счёт.

Для того чтобы заслужить благосклонность небожителей, мне было достаточно произнести короткую молитву, – ошибочно полагал я. Истинная молитва, молитва без слов, с помощью которой мы вступаем в мгновенный контакт со Вселенной, не может существовать без свойственного лени ощущения покоя.

Лень «облагораживает человека» не только потому, что все ленивые наделены некоторым сходством с бессмертными богами, но и является одним из лучших способов достичь «райского блаженства».

Лень является божеством, которому поклоняются многочисленные «верующие»; потому что их «религия» основана на молчании и созерцании. Чтобы обратить в свою веру новых последователей, её «священники» пытаются убедить нас в том, что в дневное время суток сама природа, согретая солнечными лучами, пребывает в состоянии покоя.

Известно, что блаженство праведников – огромное счастье, чью таинственную природу не в состоянии постичь ни один простой смертный.

Умственная деятельность человека притупляется от его соприкосновения с духовной мудростью, и это одна из причин того, как каждый из нас представляет себе рай, выдавая при этом желаемое за действительное...

...Правды для всех нет и никогда не будет. Ибо всякий из нас «обманываться рад», если находит в этом какое-либо удовлетворение. Низвергнув религию как одну из крупнейших иллюзий рода людского, мы не принесём человеку блага, но только осиротим его, вырвем ему сердце. Можно хотеть избавить общество от «опиума для народа», как этого хочет Александр Невзоров. Но лучше – просвещать его, давать знания. Только так, через собственный анализ и понимание предмета иррациональное в человеке начнёт обретать предметные контуры. Ибо иррациональное – не есть нечто аморфное и непознаваемое, как учили философы и богословы прошлого, но лишь вопрос правильного угла зрения и старания.

И это не вопрос правды. Правду не трудно заявить. Это уже делали до нас, по многу раз и с достаточной степенью убеждённости. Повторим ещё раз и более откровенно. Религия, в общеизвестном нам исповедании, давно и основательно разоблачена. То есть разоблачена в той её форме, как она представлена нашему взору церковной традицией. Однако требовать признания этого факта во всей его полноте, то есть от каждого из нас, ошибочно. На это есть две причины:

Первая. Наиболее экзальтированная часть общества при любом раскладе всегда будет стоять на своём. Это заложено в природу. Как говорят невоспитанные граждане: «хоть кол на башке теши» – бороться с предубеждениями бесполезно. Тем более что подлинное человеческое существо зреет изнутри, растёт на собственных открытиях и учится на собственных ошибках. Это грубая реальность.

Вторая. Мы живём в правовом обществе, а его устои скреплены не только государственными законами. Важна сама по себе и чувственная, мистическая сторона человеческой реализации, которую вот так вот, юридически, обуздать трудно. Её влияние на прозябание человека весьма велико. Кажется, большая половина человечества ощутимо чувствительна к такого рода психо-феноменам. И они в каждом из нас проявляются по-разному. Толчком в экзальтациях часто оказывается случайный стих из Писаний, слово пастыря, даже вдохновение формой полевого цветка или безбрежной далью океана. Но с практической реализацией этой потребности пока лучше всех справляется как раз именно организованная община, церковь, в какой бы цвет она ни рядилась – христианский, мусульманский, сатанинский, еретический.

И сразу возникают вопросы. Человек-то ведь не только многогранен и архиумён, но и на удивление нелеп и несовершенен. Как угодить всем желающим? Какой, например, должна быть современная церковь, чтобы оставаться востребованной для столь небезупречного человеческого существа? Чей рецепт из огромного множества правильный? К кому пойти молиться? Или, вот такой наивный вопрос, вывернувший всю душу православного богослова – должна ли нынешняя церковь следовать традиции изначальной христианской общины времён первоапостолов? Или правильнее всегда быть в тренде своего времени, признавая за благо систему парового отопления в храме и улётный айфон в потайном кармане пастырского облачения?

Наши расследования не повлияют и не изменят человека верующего. Если вера крепка, никакая сила не отвратит его с выбранного пути. И это хорошо. Но если найдётся и тот, кто прислушается к нашим безжалостным свидетельствам, камня на камне не оставляющим от учения церкви, то это тоже хорошо. Зачем-то же было сказано в Откровении: «Но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих»?..

Тот факт, что в мире существует жесточайший дефицит широкого публичного интереса к материальным источникам и памятникам дохристианской Руси, у меня давно уже не вызывает большого сожаления. Такого, например, какое вызывает и сильно расстраивает отсутствие желания официальной отечественной науки скрупулёзно исследовать и обобщать то, что есть, с целью разобраться, наконец, в прошлом нашей страны. Тем более что с течением времени источники и памятники имеют естественную необратимую тенденцию к старению и количественному сокращению, оставляя на поверхности мифы и выдумки, зачастую имеющие лишь отдалённое отношение к действительности.

При этом я понимаю, что даже изобилия материальных свидетельств часто недостаточно, чтобы выдвинуть корректную гипотезу и построить на ней стройную, последовательную и бесконфликтную систему доказательств, не вызывающую недоумения и желания покрутить пальцем у виска. Обозначенная проблема является зачастую непроходимым барьером, пропускающим лишь случайные и несистемные выплески в виде «народной этимологии», «родноверия», «ведичества» и других попыток полулюбительского осмысления прошлого, даже если за ними иногда стоит большой труд и подписи известных имён.

Вот так, примерно, уже издавна обстоят дела на Руси, когда и я, по большому счёту, вынужден сам себе задавать вопросы и, по мере своих сил и разумения, пытаться самостоятельно найти ответы. Как получается, судить не мне, скажу лишь, что убеждён – это не только важно, но и безумно интересно и азартно.

Тем не менее, признаюсь сразу: заявленная тема сложна и во многом рискованна, особенно для непрофессионала, ибо затрагивает сферы, давно и прочно занятые солидными должностями и выделенными ресурсами.

Но, чёрт возьми, почему я, всю жизнь прожив в ощущении принадлежности к самому великому народу Земли, должен бояться сложностей и опасностей? И почему большинство моих соотечественников, независимо от образования, статуса и жизненного уровня, живут с таким же ощущением, выплёскиваемым на поверхность по малейшему поводу? Пропаганда пропагандой, но за прошедшие двадцать пять лет история страны была столько раз переписана, что, казалось, даже намёки о величии были выметены поганой метлой и спрятаны под железобетонным саркофагом. А взамен со всех сторон – помои о нищете, неспособности к цивилизованной жизни, убогости и полной никчёмности русских. И вроде бы поставлена жирная точка, ан нет, дошло до того, что даже этнический грузин вдруг разродился своей глобальной нетленкой под амбиционным названием «История Российского государства», где решил в стахановском ритме популяризировать и затвердить мысль о странных «русославянах», случайно построивших жизнеспособное государство как «продукт климатических колебаний». Надеюсь, что подобные неологизмы, коими доверху наполнен сей эмигрантский «продукт», займут своё достойное место среди себе подобных пошлостей.

Однако не будем отвлекаться, а займёмся делом...

...Пока старик раздавал служащим северной канцелярии взятки, на улице подул ветер, суливший ясную погоду. За оградой стоянки Василий Родионович наметил место для операции – широкий поворот к проезжей части, где депутатская машина могла остановиться, не помешав свободной циркуляции транспорта других депутатов.

Дед Мороз достал из кармана пальто сложенный пластмассовый флажок, предусмотрительно купленный в аэропорту Внуково. Флажок был китайского производства и содержал орфографические ошибки. Начертанный на нём призыв, который следовало понимать как «Хочу дать взятку», приобрёл поэтому лёгкий кавказский акцент: «Хачи дат взиатку». Впрочем, дед не сомневался, что депутат поймёт обращение верно.

Служебный белый «Тигр II» городской модели, водитель которого, несомненно, не впервые видел у дороги товарища с флажком, остановился, не доехав до просителя нескольких метров. В заднем окошке показалась физиономия охранника:

– У тебя одна минута, дедуля!

Василий Родионович заторопился к рокочущей машине – к той точке бифуркации, которую он ясно увидел, забирая из детдома Тату. На заднем сиденье ждали румяный парень в бушлате с коротким автоматом и депутат Желиборко.

– Нам передали, что появится чудной старик, – чуть подавшись к окну, сказал депутат. – С белой бородой до пояса. Василий Родионович Морозов, я не ошибся?.. Борода не приклеенная?

Охранник моментально выбросил руку из окошка и дёрнул за бороду. Василий Родионович даже позы не переменил – так и стоял, вглядываясь в Желиборко.

– Мощный старикан, – проворчал охранник. – Как дуб стоит.

– Вы напоминаете мне Деда Мороза! – воскликнул депутат. – Неужели оппозиционер? Из какого движения? Или в частном порядке протестуете? Учтите, публичные протесты запрещены! Кстати, это мысль!.. Надо будет внести в законопроект дополнение: запретить в России белые бороды…

«Эмоциональный какой, разговорчивый, живенький, – думал дед, словив наконец взгляд вертлявого депутата, приморозив его и совершая задуманное, – Татоньке понравится!»...

Несколько лет тому назад на Северных Курилах на маленькой шхуне «Тэнъю-мару дай-дзюроку» мы рыбачили всемером. Синдо (начальником промысла) был пожилой японец Савада-сан, а мы шестеро – «русские», то есть граждане разных республик распавшейся державы. Савада по-русски не говорил и общался с «толпой» через меня, хотя можно было обходиться без переводчика. Все знали своё дело. В разговоре с японцем ребята использовали выражения «санта мария» (дело плохо) «о’кей» (всё в порядке), известную ненормативную лексику и выразительные жесты. Японец был многословен вне зависимости от того, понимают его или нет. Со мной он старался говорить на «хёдзюн-го» – нормативном японском языке, но быстро сбивался на «цу-кающее» северное наречие Аомори и Хоккайдо.

Надо сказать, что, хотя, перефразируя Андерсена, в Японии все жители японцы и даже сам император японец, жители этой великой страны, как и у нас, очень разные. Там есть и свои чухонцы, и свои казаки, и свои пошехонцы, горцы, поморы. Я не сразу усвоил, что «цуно» это не рога, а «кино» то есть вчера, что «цуцу» это не трубка, а «тити» то есть отец, что «цзу» это не карта, а «дзи» то есть десять, что «хацу» это не начало, а «хати» то есть восемь. Не будь непременного хёдзюн-го, не было бы и единой нации Ямато. Поэтому Савада полагал, что мы, команда, общаемся на росия-го, российском языке – языке россиян.

Я втолковывал японцу, что нет росия-го – российского языка, а есть русский язык – русу-го, на котором общаются русские и крепко связанные с ними народности. Он «врубался» с трудом: «Вы все – «росия-дзин» (россияне), значит, и говорите на своём «росия-го» – российском языке». Нет, – говорил я. – Шарип – татарин – «тарутару-дзин», и его родной язык «тарутару-го», Саркис – армянин – «арумэния-дзин», и его родной – «арумэния-го», Григорий – украинец – «укураина-дзин» – его язык «укураина-го», Виктор – эстонец – «эсутония-дзин» – у него «эсутония-го», и только капитанящий Вадим Кочергин – русский. «А кем Ваше благородие изволит являться?» (вольно передаю одну из степеней японской вежливости). Я, говорю, поляк. Здесь я для красного словца приврал...