Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Запрещенные новости

  Все выпуски  

Запрещенные новости - 212. Полные карманы мертвых мышат


Информационный Канал Subscribe.Ru

Орфография и пунктуация авторских работ и читательских писем сохранены.
Ведущий рассылки не обязан разделять мнения авторов.

Станьте автором Запрещенных Новостей, написав по адресу comrade_u@tut.by
Запрещенные новости. Выпуск 211

Заметки из дневника

 
Когда-нибудь, о читатель, я не поленюсь, сведу воедино и обнародую многочисленные плоды своих мимолетных размышлений, пресловутые опавшие листья — зеленые, желтые, красные, перезревшие и недозрелые... Ибо лишь мимолетное непреходяще — задумайся об этом! Вот случайное из мимолетного, выбранное абсолютно произвольно.

Закат Европы. Закат Европы розов и непристоен, как зад павиана. Из нашего болота можно наблюдать его особенно хорошо.

Пупки. Недавно появившаяся мода на голые женские пупки открыла мыслителю широчайший простор для рассуждений. Сколь самобытны и различны конфигурации каждого из них! Прекрасные и уродливые, восхитительные и ужасные, маленькие и большие, изящные или, наоборот, выпуклые и непристойно выпирающие случайно оброненной на мостовую собачьей колбаской… — воистину, сколько женщин, столько и пупков!
Пупок есть сакральнейшая часть человеческого тела, ибо пуповина в момент нашего появления на свет связывала нас с изначальным, с телом, которое дало нам жизнь, с бесконечной протяженностью предбытия… Не видится ли в связи с этим в столь откровенном оголении пупа та самая профанация, болезнь века, которой я всего более страшусь? Разумеется, нет. Ибо пришло время, когда сакральное должно стать откровенным, победоносным и агрессивным — именно таков вид красивого женского пупка в теплую летнюю погоду! Даже и в непрезентабельном, в нем есть нечто непристойно-философское… Пусть же распустятся сто пупков, хотя еще интереснее пупка бывает декольте.
И какой же простор для рассуждений открывается тогда!
Впрочем, читатель, остерегайся в таком случае слишком много рассуждать.

Не только собаки. Тогда мне было восемь лет. Я играл во дворе, когда ко мне подошел маленький и очень симпатичный щенок. «Ты чья, дурашка?» — спросил я. Видите, я знал, как принято разговаривать с собаками. Щенок завилял хвостом. «Хороший», сказал я, присел и погладил его за ухом. Погладил еще и еще, встал, а он как вцепится мне в ногу [с этой поры, наверное, я и взбесился]. Хорошего понемногу, решил я, обиженный, окровавленный и напуганный немного, пнул его хорошенько и ретировался. Эта сволочь бежала за мной, виляя хвостом.
С этой поры меня часто предают, и не только собаки.

Об остроумии. Одним из лучших качеств человеческого ума является острота его; словосочетание «профессионально остроумный» представляется довольно глупым, все равно как словосочетание «профессионально порядочный». Профессиональные остроумцы-борзописцы, пляшущие человечки из подполья, заполонившие ныне телеэкраны, вызывают брезгливую жалость. Трудно представить себе что-нибудь более глупое и неостроумное, чем их натуги и потуги, которые попросту неловко наблюдать. Творимое ими действо есть многократно повторяемая на все лады сцена романа «Бесы»: Лямшин играет на пианино. Остроумие ради остроумия есть только мастурбация. Подлинное остроумие должно быть мимолетным и как бы случайным, как случайно оброненная на сухую землю капля драгоценной влаги.

Проклятие остроумца. Чем больше у человека чувства юмора, тем менее он способен на веселость. Самые веселые люди всегда те, у кого чувства юмора нет вообще — только они и способны на самозабвенный и беззаботный смех ради смеха, смех в себе… Перефразируя старинный манускрипт, скажем: чувство юмора приумножает скорбь.

Без мата нет русского языка. Волею судеб получив высоковольтный электрический заряд, подергиваясь, дымясь и отходя, задумался над тем, как меня ебнуло. Не тряхануло, не жахнуло, не дернуло, не долбануло и даже не ебануло, а именно ебнуло. Более адекватного слова подобрать действительно было нельзя. Отойдя окончательно, задумался о смысле грубых слов «хуй» и «пизда». Да, грубо, но, опять-таки, как адекватно. При произношении первого губы вытягиваются в трубочку, в эдакий хоботок: ху-у-уй. Второе, напротив, растягивает рот в щель: пи-и-изда. Конгениально и физиологически точно. Мат в русском языке вовсе не случаен, он бывает уместным и даже необходимым. Иное дело, что слишком частое использование матерных слов приводит к его полной нивелировке. Простолюдин использует их для связывания других слов в предложении, как смазку, на которой работает, самовыражаясь, механизм его скудной мысли. Это есть глумление и кощунство над матом, который призван, когда это необходимо, усиливать, усугублять, оттенять мысль говорящего и должен поэтому использоваться только в самых эксклюзивных, самых экстремальных случаях.

Самое хуевое. Проезжая в поезде, в сидячем вагоне, поймал обрывок разговора двух сиплых мужиков, сидящих впереди: «Самое хуевое — это вторая смена. В этом отношении лучше третья».

Сексуальная невоспитанность. Так уж получилось, что все ребята с нашего двора узнали слово «пенис» гораздо позже слова «хуй».

Порнография. Перефразируя Ленина, можно сказать, что опыт порнографии гораздо приятнее проделывать, чем его наблюдать.

Жизнь как порно. Современная жизнь организована по принципу порнофильма: одни сношаются, другие снимают, третьи продают и имеют с этого навар, а четвертые покупают и мастурбируют. Четвертых громадное большинство.

Разница полов. Если голая женщина почти всегда смотрится уместно и естественно, голый мужик, будь он хоть сто раз Геракл, как правило, смешон и нелеп. Неповоротливый, волосатый, с торчащим сучком или висящим стручком, он вызывает сострадание и смех. Возможно, это наблюдение не так уж ценно, ибо во мне говорит мужчина; впрочем, именно поэтому я должен быть во второй части своего утверждения близок к истине, как незаинтересованное лицо.

Преодоление постмодерна. Преодоление постмодерна мы будем наблюдать в окончательном торжестве постмодерна, это единственное, на что можно и должно делать ставку. Постмодерн в своей неразумной самоуверенности полагает, что все, что можно сказать, было уже сказано, и все, что можно сотворить стоящего, было уже сотворено; великое здание человеческой культуры было уже построено — а после разломано. Все, что остается человеку — играть на обломках с обломками, пытаясь возвести из них что-либо по возможности более замысловатое. Тоталитарная несерьезность есть отличительное свойство постмодерна; это объясняется тем, что человек окончательно исчерпал себя. Но почему бы в таком случае, вслед за Ницше и Горьким, не сделать вывод о том, что пришло время переступить через человека? Только лишь потому, что этот человек во всей красе продемонстрировал свою ничтожность? — тем проще будет через него переступать!
Такая постановка вопроса требует от нас быть оптимистами; оптимист же есть, в первую очередь, нечто биологическое, нечто изначальное. Духовная и физическая дегенерация, охватившая человечество, обрекает его на пессимизм, вот почему никто неспособен даже задуматься всерьез о преодолении постмодерна. Кажется, что оно уже невозможно. И снова вслед за одним из великих мы повторяем: будьте реалистами — требуйте невозможного!

Есть что-то невыносимо непристойное в тусовках российских актеров, которые так любит показывать российское же TV. Это не та здоровая, оптимистическая непристойность, когда у девушки на противоположном сиденье не оказывается трусов, и у вас весело подтягиваются яйца, о нет — это непристойность трупная, из того разряда, когда вы не можете отвести глаз от разложившегося, мертвого тела… Увидав не так давно на улице дохлую кошку, она лежала кишками наружу, я вспомнил какой-то их «капустник» который лицезрел с полгода назад, в гостях — в нем было нечто столь же эксгибиционическое. Изломанные, дергающиеся жесты, судорожно взлетающие руки, искаженные, гримасничающие лица, изрезанные мимическими морщинами, и эти профессионально выразительные интонации… Все это в подчеркнуто задушевной, «уютной» атмосфере, «при свечах», как бы специально, чтобы оттенить всепроникающую неискренность. Очевидно, профессия лицедея обрекает на неестественность во всем, на жизнь без лица, — не потому ли в давние времена актеров хоронили за пределами кладбищ? Актер не может быть естественным — у него нет естества… Зато ему всегда присуща некая неопрятность чувств, способность публично распускать их, низводя до уровня аффектов… А когда этакий субъект начинает чувствовать себя властителем дум, истерика возрастает стократно, вплоть до брызганья слюной... Но ведь сегодня он действительно является властителем дум, он имеет на это полное право. Кому есть дело до того, что брызги долетают и до тебя? — так размышлял я, проходя мимо дохлой кошки.

Ничего лицеприятного. Что можно сказать о стране, дежурным по которой является Жванецкий?

Крах постмодерна. Где есть место здоровому, нет места постмодерну. Ибо здоровое предполагает страсти, а страсть всегда предельно серьезна. Серьезность страсти удостоверяет серьезность жизни, фундаментом которой и является страсть, и рядом с необходимостью и тотальностью настоящей страсти, как могучего, всепобеждающего инстинкта, рассыпается всякая тотальность издевки над ней. Поэтому, как только вы по-настоящему ощутите желание поесть, выспаться, поебаться — весь постмодернизм растворится в воздухе, оставив после себя лишь клубы серного дыма.

Злободневное. Не так страшно жить во времена великих перемен, как во времена мелких людишек.

Горе от ума. Не так страшен недостаток ума, как его избыток.

Происхождение религиозного чувства. Вся человеческая жизнь основана на средних ощущениях и приспособлена под средние ощущения. Жарко — плохо, холодно — плохо, тепло — хорошо. Но сказано в писании:
...Ангелу Лаодикийской церкви напиши: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих.
Достоевский не зря придавал огромное значение этому отрывку. В нем заключен исходный пафос любой религии, пафос этот — стремление к абсолюту. Между тем, я уже писал когда-то об этом, идеал потому и является идеалом, что он невозможен, и соприкосновение абсолютного с несовершенным повседневным есть всегда катастрофа и смерть.
Уместно поэтому понимать религию как тотальное стремление к смерти (я не вкладываю в это определение ничего отрицательного, ибо воля к смерти благородна). Жизнь есть состояние, она держит нас в определенных границах, тогда как смерть беспредельна и бесконечна. Ощущение смерти — это ощущение божественного. Если жизнь в конечном итоге непостижима, но принципиально познаваема на человеческом уровне хотя бы до определенных границ, то смерть непостижима и непознаваема изначально. Соприкасаясь со смертью, мы соприкасаемся с запредельным, мы неспособны испытать ее, пребывая в своей бренной человеческой оболочке. Смерть есть ледяное дыхание бога.

В подражание самурайским мудростям. Идти более четырех лет по пути боли — значит уже не свернуть с него никогда.

Лично Товарищ У


Письма читателей

Привет Товарищ,

Возглавляя партии и классы,
лидеры вовек не брали в толк,
что идея, брошенная в массы –
это девка, брошенная в полк...
Игорь Губерман
Эта книга – пилюля. Проглотите ее, чтобы не заболеть.
С уважением,
Piter
mailto:petr_malahov@mail.ru
 

Орфография и пунктуация авторских работ и читательских писем сохранены.
Ведущий рассылки не обязан разделять мнения авторов.

Станьте автором Запрещенных Новостей, написав по адресу comrade_u@tut.by

Остаюсь готовый к услугам Вашим,
Товарищ У
http://www.tov.lenin.ru
comrade_u@tut.by

Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков
Другие рассылки этой тематики
Другие рассылки этого автора
Подписан адрес:
Код этой рассылки: culture.people.podzapretom
Отписаться
Вспомнить пароль

В избранное