В.Л.Мельников

  Филологическое окружение Н.К.Рериха

В прошлом году мы уже очертили круг Н.К.Рериха на историко-филологическом факультете Петербургского университета[i]. Остановимся несколько подробнее на его связях с филологами, чья творческая и научная жизнь так или иначе оказалась причастной к литературе и литературоведению в стенах университета.

Составляя “Список первоначальных руководств для самообразования” в начале 90‑х гг. XIX века гимназист Николай Рерих впервые попытался «объять необъятное», создать действительную синтетическую программу самообразования. Среди двенадцати разделов списка и 80-ти пунктов-наименований книг ровно половина относится к гуманитарным дисциплинам. В самом конце списка – раздел «Художественная литература»:

«1. Скабичевский. История новой русской литературы. 2.00.

2. Русская критика (Белинский, Добролюбов, Писарев, Чернышевский. В.Майков, А.Григорьев, Н.К.Михайловский, Ив Иванов, Страхов, К.Арсеньев, Смирнов (О Герцене). Сборники Зелинского.

3. Брандес. Главные течения литературы XIXв. 2.50.

4. И.Шерр. Всеобщая история литературы. 9.00.

5. Дюринг. Великие люди в литературе. 3.50»[ii].

Этот список вполне достаточен для начального литературоведческого образования. В нём выделены сборники профессора историко-филологического факультета Фаддея Францевича Зелинского (1859 - 1944), преподававшего в последующие годы учёбы Рериха, бывшего в 1906–1908 гг. деканом. На рубеже XIX– XXвв. Зелинский являлся одним из самых видных представителей науки о классическом мире. В сборниках “Из жизни идей”, которые наметил проштудировать юный Рерих, Зелинский объединил материалы по истории античной культуры и литературы. Наибольшую популярность у молодёжи имела блестящая книга Зелинского “Древний мир и мы”, вышедшая вторым томом этих сборников.

Через сборники Зелинского Рерих приобщился к миру высокой античной литературы, но и отечественная литература его всегда интересовала с самых ранних лет. В изварской библиотеке Рерихов была серия «стареньких книжечек о том, как стала быть Земля Русская»^[iii]. С детства Рерих полюбил рассказы «про Святослава, про Изгоя Ростислава, про королевну Ингегерду, про Кукейнос – последний русский оплот против ливонских рыцарей, ... про Ледовое Побоище, и про Ольгу с древлянами, и про Ярослава, и про Бориса и Глеба, про Святополка Окаянного…»^[iv]. В университете любовь Рериха к древнерусской литературе и истории была поддержана такими известными профессорами-филологами, как Фёдор Александрович Браун (1862 - 1942), Алексей Иванович Соболевский (1856 - 1929), Илья Александрович Шляпкин (1858 - 1918) и Павел Александрович Висковатов (1842 - 1905).

По воспоминаниям Рериха известен случай, свидетельствующий о том, как художественно и даже артистично воспринимал он сообщаемый ему архивный и летописный материал. Архивные документы выучили художника искусному старорусскому письму. Язык летописей увлёк настолько, что он стал слагать былины на злободневные темы и даже письма писал под стиль грамот. Один эпизод с “грамотою” едва не имел для него печальных последствий.

Шутки ради была написана “грамота” об иконописании. Случайно она оказалась при нём в Императорской Археологической комиссии, с которой Рерих, начиная с 1894 г., сотрудничал и он прочёл её члену-сотруднику комиссии А.А.Спицыну. При этом присутствовал и старший член комиссии профессор университета Н.И.Веселовский. К изумлению Рериха, а затем и к ужасу, “грамоту” начали читать всерьёз и даже научно обсуждать её. «По некоторым выражениям нашли, что “грамота” может быть киевского происхождения. Спросили, где именно она найдена? Напечатана ли? С превеликим трудом удалось чем-то прервать опасный разговор и уйти, не обидев доброжелателей… Профессора никогда не простили бы своё невольное заблуждение», – заключил эту историю Рерих.

Как известно, Рерих-литератор заявил о себе раньше, чем Рерих-живописец. Его первый очерк был опубликован, когда автору было всего лишь пятнадцать лет[v]. В отечественной филологии его наследие определяется в разряд «русской орнаментальной прозы». Некоторые авторы считают Рериха (наряду с его другом А.М.Ремизовым) чуть ли не основоположником этого направления в литературе Серебряного века[vi]. Удивительно, но современные литературоведы уделяют мало внимания его дарованию. Рерих-поэт внёс существенный вклад в развитие поэтики Серебряного века, «в активный поиск дополнительных средств создания иллюзии стиха»[vii]. В его поэтическом наследии наряду с собственно лирическими произведениями с классической рифмой можно найти «прозаические, то есть безусловно эпические, фабульные миниатюрные рассказы… эссеистические стихотворения в прозе»[viii]. Таким образом, Рерих существенно расширил жанровую сферу поэзии. К сожалению, его проза, поэзия, произведения для театра до сих пор не стали предметом ни одной докторской диссертации. А ведь ещё в 1940‑е гг. Сергей Эйзенштейн высказался на этот счёт в том смысле, что не нашёлся ещё литературовед, который открыл бы Рериха как поэта и литератора. Когда это произойдёт, считал он, Рерих займёт достойное место в русской литературе[ix]. Проявил себя художник и как самобытный литературовед, имевший на многие явления в её истории свой оригинальный взгляд. Лишь в прошлом году вышла большая подборка его очерков на эту тему[x]. В них Рерих предстаёт как глубокий знаток и исследователь русской литературы и, в частности, творчества А.С.Пушкина. Многие отмеченные им писатели в разное время учились или работали в Петербургском университете.

Вклад художника в отечественную словесность высоко оценивали современные ему филологи, среди которых значительная часть – это петербургские универсанты. Уже некоторые товарищи Рериха по университету интуитивно почувствовали, что имеют дело с выдающимся человеком. Как правило, они сами были тоже творческими людьми. Всего лишь один пример такого рода.

14 апреля 1895 г.Рерих познакомился с начинающим, ныне совершенно забытым, поэтом Эммануилом Владимировичем Соломирским. В студенческом дневнике он назвал его «удивительным» и «талантливым». Многие его стихотворения ему понравились. «Сразу перешли на ты», – записал Рерих. Поэт посетил художника в его изварской мастерской под Петербургом в имении матери Марии Васильевны. Через полвека после этой встречи Рерих записал «уцелевшую памятку» – стихотворение Соломирского, обращённое к нему. Начальные его строки таковы:

Художник юный славен будешь,
Тебе пророчу я успех.
Своею кистью ты пробудишь
Любовь и мужество у всех.

Заканчивалось стихотворение так:

Меня, художник, ты забудешь,
Пылая в творческих трудах.
Но сохрани ты прорицанье –
В изварских писано лесах[xi].

  Как видим, и спустя полвека после этой встречи Николай Константинович помнил своего давнего товарища по университету. Не забывал он и других универсантов-филологов, вошедших в круг его общения спустя годы.

После университета у него в мастерской в Поварском переулке собирался «очень ценный кружок – Лосский, Метальников, Алексеев, Тарасов… Бывали хорошие беседы»[xii], в которых участвовали и филологи. Например, есть все основания думать, что упомянутый в воспоминаниях Рериха участник кружка Алексеев это в дальнейшем крупнейший филолог Василий Михайлович Алексеев (1881 – 1951), окончивший в 1902 г. восточный факультет Петербургского университета, с 1918 г. – профессор Петроградского университета, с 1929 г. – академик АН СССР.

Особые дружеские отношения сложились у Рериха с поэтами и писателями. А.А.Блок, С.М.Городецкий, Н.С.Гумилёв, Л.Д.Семёнов-Тян-Шанский, С.Л.Рафалович, А.В.Руманов, С.К.Маковский, А.И.Гидони, каждый по своему любили и почитали Рериха. Будучи в начале XX века студентами университета, они оказались в орбите Н.К.Рериха. Художник писал, что «зародилось и “Содружество” – С.Маковский, А.Руманов – группа писателей и поэтов. Просуществовало оно не так долго, но создало хорошую дружбу, оставшуюся на долгие годы, и посейчас»[xiii]. Начинался философско-эстетический кружок “Содружество” в канун первой русской революции, в 1904 – 1905 гг.[xiv]

Так жила и развивалась давняя «кружковская» идея Рериха, идея истинного Содружества-Братства на основах самообразования, самоусовершенствования и творчества. При этом заражались ею уже совершенно новые искренние души, искавшие светлого творческого общения и понимания.

В 1937 г. Рерих вспоминал: «Кроме друзей из живописно-художественного мира, всегда были близки ещё три группы, – а именно зодчие, музыканты и писатели. <…> Из писателей – дружеские отношения с Горьким, Леонидом Андреевым и с некоторыми корифеями старшего поколения[xv]. Мы любили и ценили Мережковского[xvi] и если бы он написал лишь одного Леонардо да Винчи, то уже был бы великим писателем. Особые отношения были с А.М.Ремизовым. С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушевное. Вспоминаю его “Жерлицу Дружинную”. Вспоминаю и последнюю встречу в Париже, записанные им сны. Он не только мастер слога, но и ведун души».

В известной статье “Без божества, без вдохновенья” (1921) Александр Александрович Блок (1880 - 1921) поставил рядом имена Николая Рериха и Алексея Ремизова в «едином мощном потоке, который несёт на себе драгоценную ношу национальной культуры». По его словам, они выносят на поверхность «родную старину», причём «это – признаки силы и юности»[xvii]. Такая итоговая оценка Блока была выработана годами творческого общения и сотрудничества[xviii].

Переехав в самом начале 1905 г. в Санкт-Петербург, Алексей Михайлович Ремизов (1887 - 1957) сразу же вошёл в круг близких Рериху универсантов. 11 октября 1905 г. на квартире у секретаря редакции “Вопросов жизни” Г.И.Чулкова он познакомился и с самим Рерихом. В этот день он записал у себя в блокноте: «У Чулкова. Новые: Н.К.Рерих – знает всю доисторическую историю, 200000 лет смотрят через его каменные глаза»[xix].

Одна за другой начали появляться книги Ремизова. Нередко их, особенно сказки, оформляли крупнейшие художники и графики – универсанты М.В.Добужин­ский, А.Н.Бенуа, Н.К.Рерих. В 1908 г. Ремизов создал “тайное общество” – «Орден Обезьяньей Великой и Вольной палаты», в которое принимал всех, кто способен к творчеству или хотя бы просто является чудаком. Членам Ордена жаловались украшенные рисунками Ремизова грамоты. В числе кавалеров Обезьяньего знака были универсанты А.А.Блок, В.В.Розанов и некоторые другие. Многие знакомые Ремизова были также участниками основанного в 1908 г. в стенах университета объединения студентов-филологов “Кружок молодых”, с которым тесно сотрудничал Рерих. Дружба Рериха и Ремизова, органично соединивших в своём творчестве прошлое и будущее российской культуры, окрепла в 1909 г., в период их совместной работы в театре, и в дальнейшем только развивалась. Их переписка представляет большой интерес и для истории отечественной литературы.

Одно из писем Ремизова Рериху, написанное в 1910 г., касается известного издательства “Шиповник”, под маркой которого, начиная с 1906 г., выходили шедевры отечественной и мировой классики, а также новейшие сочинения. Известно, что многие публикации “Шиповника” готовили литераторы из круга Н.К.Рериха (А.А.Блок, Л.Н.Андреев, С.М.Городецкий и другие), а мирискусники А.Н.Бенуа, И.Я.Билибин, М.В.Добужинский и Г.И.Нарбут отвечали за художественное оформление большинства книг.

Этот документ публикуется впервые. Авторская пунктуация и орфография сохранена:

«18 окт. 1910

Таврическая 3^в кв. 23 А. Ремизов

Глубокоуважаемый и дорогой

Николай Константинович!

Все к Вам собирался и не мог: столько подошло всякого дела, едва успеваю. “Шиповники” взялись издавать мои сочинения и должен я представить им до Рождества четыре тома[xx], вот и сижу, всякую страницу пересматриваю, по строчкам хожу, всякую буковку перетряхиваю. Через два воскресенья самое трудное пройдет и я к Вам приду.

Теперь же хочу попросить Вас, напишите, пожалуйста, мне, что же случилось с картинами того художника молодого, о котором я писал Вам из Москвы – получил ли он премию или не получил. Художнику Константинов фамилия[xxi].

Всего Вам хорошего.

А. Ремизов»[xxii].

Следующий документ – это записка Н.К.Рериха Н.С.Гумилёву от 23 января 1909 г., свидетельствующая о его тесных контактах с новыми студентами-филологами. Очевидно, Рерих хотел посоветоваться по поводу альманаха, выпускаемого всё тем же издательством “Шиповник”:

«Многоуважаемый Николай Степанович!

Не загляните ли ко мне по поводу альманаха. У меня есть некоторые тактические соображения о порядке и времени издания.

Сам я ещё не выхожу.

Искренне Ваш,

Н.Рерих.

23 янв. 909»[xxiii].

Как известно, первая опубликованная проза Николая Степановича Гумилёва (1886 - 1921) была о Рерихе и вышла ноябре 1907 г.^[xxiv]. В августе 1908 г. Гумилёв был зачислен студентом юридического факультета Петербургского университета, но обучение на этом факультете не закончил (в мае 1911 г. он сам подал прошение об увольнении), а с сентября 1909 г. слушал лекции на историко-филологическом факультете. Затем, после возвращения из экспедиций в Абиссинию, организованных академиком В.В.Радловым, с сентября 1912 г. продолжал занятия на романо-германском отделении этого же факультета, где организовал “Кружок романо-германистов”^[xxv]. Ему принадлежат удивительные по глубине понимания и проникновения в суть творчества слова, написанные в годы учёбы в университете: «Рерих – вот высшая степень русского искусства… Своим творчества Рерих открыл непочатые области духа, которые суждено разрабатывать нашему поколенью»^[xxvi]. О Гумилёве Рерих написал в воспоминаниях тоже очень значительно: «Не забуду, как приходил вечерами Гумилёв. Как горел он о благе, о совершенствовании. Задумывал поэму о граде Китеже. Толковали о постановке её. Может быть, он уже начинал её, но собраны ли все его писания?»[xxvii].

Сергей Митрофанович Городецкий (1884 - 1967), наряду с Гумилёвым основатель и теоретик акмеизма (его «второй основоположник», по выражению близкого Рериху В.Я.Брюсова), поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета в 1902 г. Увлеченно изучал славянские языки, историю искусств, русскую литературу, рисовал. Проучился до 1912 г., но так и не окончил университета^[xxviii]. О нём Рерих писал в тех же воспоминаниях вслед за словами о Гумилёве: «Жив ли Городецкий? Тоже любил и понимал народ русский. Веселый, добрый, даровитый! Хорошие с ним бывали беседы. “Ярь”! – писал я ему на обложке. С Прокофьевым предполагали затеять постановку…» И словно в подтверждение этих слов экземпляр первой книги “Собрания сочинений” Рериха, сохранившийся в архиве поэта с такой, многое объясняющей, надписью: «Дорогому моему Сергею Митрофановичу Городецкому, автору особенно для меня близких песен; ведуну русского слога; чуткому художнику и сердечному человеку с чувством доброжелательства и душевной преданности. 20 ноября [1913 г.] Н.Рерих»[xxix].

Литературовед О.Д.Голубева справедливо отметила, что молодой поэт, студент привлёк Рериха своей страстной увлеченностью фольклором, глубоким знанием и пониманием русской старины. Видимо, поэтому художник охотно взялся за оформление первой книжки Городецкого “Ярь” (1907) и первого тома его собрания стихов. Кстати, на этом томе было посвящение Рериху, как и на стихотворении “Проводы” из сборника “Перун” (1907).

Ещё один известный писатель, тесно сотрудничавший с издательством “Шиповник”, Леонид Николаевич Андреев (1871 - 1919), поступил на юридический факультет Петербургского университета на два года раньше Рериха, в 1891 г. Спустя годы Рерих записал: «Леонид Андреев тоже был моим особенным другом. Как-то сложилось так, что наши беседы обычно бывали наедине. Профессор Каун в своей книге об Андрееве приводит со слов вдовы покойного забавный эпизод. Она говорила ему о своём удивлении, когда во время наших бесед с Леонидом он говорил о своей живописи, а я ‑ о своих писаниях. Действительно, такие эпизоды бывали, и мы сами иногда от души смеялись, наконец, заметив такую необычную обратность суждений»[xxx]. Аналогично Рерих общался и с другими писателями и литературоведами. Так в область“чистой” филологии проникали идеи “чистой” живописи и наоборот.

«Андреев хотел, чтобы я принял более близкое участие в “Шиповнике”»[xxxi], – эти слова Рериха об Андрееве относятся, прежде всего, к идее издать сборник литературных сочинений Рериха. Известно, что в 1908 г. такая книга под названием “Радость искусству” готовилась, но, судя по всему, так и не вышла. Первая книга литературных сочинений Рериха появилась лишь в ноябре 1913 г. в московском издательстве И.Д.Сытина при активном содействии его сотрудника, универсанта-филолога Аркадия Вениаминовича Руманова (1876 - 1960), дружившего с Рерихом всю жизнь и оставившего о нём полные любви и восхищения воспоминания. Леонид Андреев называл стихи Рериха «северным сиянием»[xxxii]. Кто хоть раз видел северное сияние на небе, никогда не забудет его феерические волны, переливающиеся всеми цветами радуги. Рерих, запечатлевший не одно северное сияние на своих полотнах, умел передавать его цвета и словом. Всё пограничное, связующее, объединяющее живо его интересовало.

И в древних памятниках письменности он находил вдохновляющие примеры. Однажды своим ученикам по Рисовальной школе Императорского Общества поощрения художеств он прочёл старинное стихотворение, построенное в синих тонах словами. Как вспоминал художник И.Н.Гурвич, Рерих утверждал, что «древнерусская поэзия очень ритмична, музыкальна и живописна». В другом фрагменте воспоминаний Гурвич привёл строки из этого стихотворения:

Есть славное синее море,
А на славном синем море есть синий остров.
А на синем, синем острове есть камень,
А на синем камне сидит синий человек.
А у синего человека синий лук бестетивный, синяя стрела без перьев.

Об этом фрагменте Рерих говорил своим ученикам: «Вот вам воплощение идеи синего цвета словом, словесностью. Создана цветовая видимость словами»[xxxiii]. Такое синестезийное восприятие характерно и для литературного творчества Рериха. Именно средствами “звука и цвета” он стремился расширять жанровую сферу поэзии. При этом новые возможности поэтической речи строились на древних («мудрых») основах языка, ярких, но не резких по выражению аккордах. Например, в его стихотворении “Заклятия”:

Огнь сокрой.
Огнем зажгися.
Красным смелым.
Синим спокойным.
Зелёным мудрым.

Как видим, такое понимание слова, насколько можно судить по приведённым выше материалам, сформировалось у Рериха и под влиянием его филологического окружения в родном для него Петербургском университете. В течение всей жизни художник поддерживал связь со своей alma mater, общаясь, главным образом, с новыми студентами историко-филологического цикла, уже в студенческие годы бывшими известными литераторами. В заключение приведём ещё несколько их высказываний о Рерихе.

«Он пишет, точно колдует, ворожит. Точно замкнул себя волшебным кругом, где всё необычайно» (Сергей Маковский, 1907 г.)[xxxiv].

«Настойчивый, сосредоточенный в себе, человек внутренней, а не внешней жизни, всегда шедший за творческой своей догадкой, за своим инстинктом, как слепой за поводырём» (Александр Гидони, 1916)[xxxv].

«Путь Рериха – путь славы. Гениальная фантазия Рериха достигает тех пределов, за которыми она становится уже ясновиденьем. Здесь колыбель мудрости и священных слов о Боге и человеке. Такова держава Рериха» (Леонид Андреев, 1919 г.)^[xxxvi].

«К каждой картине Н.К.Рериха можно набросать строки цветных поэм. Дух поэзии, настроений вдохновенных истекает из холстов Н.К.Рериха» (Давид Бурлюк, 1924 г.)[xxxvii].

«Мы читаем его картины, как книгу, и видим себя героями его эпических замыслов» (Михаил Бабенчиков, 1926 г.)[xxxviii].

В отечественных и зарубежных архивах Рериха, в его опубликованных “Листах дневника” и других книгах содержатся интереснейшие сведения о многих писателях и поэтах, филологах в самом широком смысле, чья судьба оказалась тесно связанной с Петербургским университетом. Все эти материалы ещё ждут своего вдумчивого историка отечественной литературы.