Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Диалог: понятия, критерии, структура.

Рассылка закрыта

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Март 2008   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Ольга

Статистика

120 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Диалог: понятия, критерии, структура. Диалог под звёздами.


Диалог под звёздами: Рассказы, стихи /Сост. Е.В.Габова. – Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1990. – 176 стр.

Анатолий Медведев. Диалог под звёздами. (Фрагмент, стр. 92-95).

   Олег старался не смотреть на это лицо, но помогал старательно.

   Семен не поднял полотно сетки вертикально вверх, как сделал бы Олег, а, тихонько подцепив багром нижнюю тетиву, стал заворачивать ленивого чира в кошель, приговаривая шепотом в адрес Олега: «Цыц, парень, цыц…»; и только когда рыба оказалась завернутой в сеть, перестал бояться шума, обмяк лицом и телом, бросил багор на слани и начал уже уверенно выбирать сеть, певуче приговаривая потрескавшимися губами:

   — Ах, ты мой хоро-о-ший, мой жи-и-рный. Ну что ты? Не надо шуметь, ну, потерпи...

   Не все могут так ласково и просительно, с такой нежностью в голосе разговаривать с женами, даже после крупного загула, и даже в кровати.

   Чтобы чир не бился, Семен, не выпутав из сетки, дважды сильно ударил его головой о борт лодки и пристально посмотрел на жертву — рыба ему улыбнулась.

   Закончив работу затемно, рыбаки долго не ложились спать. За один день усталость в них еще не накопилась, и они тратили энергию на мелкие хозяйственные хлопоты и беседу.

   Неровно сложенный в голодной спешке костер горел рваным пламенем. Тени кустов, предметов и людей, тоже рваные, делали освещенное пространство вокруг огня неузнаваемым, почти нереальным. Олегу казалось, что освещенный лоскут земли — это настоящее, а то, что за границами видимого — этого вроде бы и не существует; не существовала для него вся та жизнь, что не помещалась в рожденный костром хаос теней и света, не помещалась в те несколько часов этого удивительного дня и вечера; не хотел он о другом думать и не мог.

    Дым относило к реке, поэтому мужики сели за огнем, лицом к Усе. Они пили водку, отдыхали и составляли планы на завтрашний день. Уже потрошенная и присоленная, рыба спрятана в лесу от «браконьеров», как на местном жаргоне называют работников рыбохраны, сети хорошо замочены, притоплены на ночь, и можно назавтра снова ждать богатый улов, килограммов этак на тридцать.

   Олег первый раз по-настоящему рыбнил и второй раз в жизни по-настоящему пьянствовал. Пьяную свою дурь он принимал за что-то очень взрослое и мужественное. Семен про себя посмеивался над ним, но вида не подавал. Все для Олега сегодня было внове, в диковинку, всему он искренне удивлялся, часто досаждая этим старшому. Четырехкилограммовая нельма, которую Семен доверил ему вытащить из сети, будет сниться Олегу не одну ночь. Парень много и не к месту матерился, постоянно, как итальянец, жестикулировал, а то и просто махал руками, только изредка, на мгновение, серьезнел от мысли: «Что-то я не так делаю, зачем нам столько рыбы?» Семен вел себя сдержанно, разговаривал степенно, двигался с ленцой.

   Когда оба рыбака изрядно запьянели, когда стало холодно и звездно, Олег вдруг спросил без связи с предыдущим разговором:

   — Вот ты ответь: что будет через двести лет, какие будут люди? Как жить будут?

   — Чо, я профессор?

   — И профессора не знают! — наставительно учил молодой, чему-то радуясь и жестикулируя. — Потому что материя первична, а сознание вторично. А раз сейчас нельзя знать, какие будут тогда дома, города, машины и все другое, то нельзя, значит, и тех людей представить, и их жизнь.

   — Не тарахти. Раскрутил лекцию: нельзя знать, нельзя представить.

   — А ты не передразнивай, деревня,— осмелел Олег.

   — Тоже мне — городской. И через двести лет, и через тыщу, и при царях, и до них люди одиноко жили, как щас, на рыбалке, а токо видимость менялась, мода. Человек не меняется и не поменяется. Балаболка. Брехун.

    Разговор утомил Семена, и он отвернулся от Олега. Олег то ли согласился, то ли побоялся разозлить заводного, он знал напарника, но возражать не стал.

   Помолчали. Послушали костер. Лениво поели ухи. Голод утолили раньше, за первыми ста граммами. Семен перевесил на веточки сохшие у самого огня портянки, закурил и первый раз за всю рыбалку предложил папиросу Олегу.

   — Покури, теоретик. Это хорошо, парень, что про потом думаш, это тебя куда надо выведет. Это хорошо. Мне вот токо башку не забивай, высохло там все, не лезет туда. От водки может, может от жадности…

   — Ты-то жадный? А Людке с Николаем на свадьбу за так центнер нельмы отвалил...

   — За так, а все одно жадный... Кинь нож, вон, по праву руку… Сам вишь, как рыбачу, и икру не ложками считаю, банками. Не лень, так ведрами считал бы, продавал бы…Ты рыбнить у меня учись, жить не учись, у меня не жизнь — жратва да водка.

   — Рыба у тебя от умения, не от жадности... А что, и красную икру — банками?

   — Быват. Ты вот лучше расскажь чего про сознательный матерьял.

   Семем в задумчивости строгал ветку.

   — Не матерьял, а материю.

   — Ну.

   — Это закон такой, философский: материя первична, а сознание вторично. Бытие определяет сознание.

   — Ин-тересный закон, правильный.

   Семен икнул, бросил в разгоревшийся огонь сначала ветку, затем окурок, удобно улегся, широкой ладонью подперев щеку, и стал рассматривать освещённые пламенем кусты, причудливой формы корягу, отблески огня на ряби реки и портянки. Костер, потрескивая, отправлял к небу разного калибра искры. Некоторые из них были ярче заезд, но искры быстро гасли, а звезды нет.

   Олег смотрел не на портянки, а на эти искры и эти звезды. Ему казалось, что над землей туго натянуто огромное темно-голубое полотнище, за которым ярко горит видимое через дырочки-звезды голубоватое солнце. Вот захмелевшее воображение поднимает его вверх, он летит все быстрей, быстрей к яркой звезде, вот уже подлетает к ней, вот заглядывает за край дыры, уже видит мир иной... и падает обратно к костру. Очнувшись, слышит вопрос Семена:

   — Ну, а если отравиться, тада главным будет сознание? А, филосоп?

   Олег усмехнулся, с сожалёнием забывая про звезду-дыру, про потусторонний голубой свет, поддакнул: — Питие определяет бытие. — И, расплескивая мимо кружки, стал разливать водку.

   Выпив, сморщившись и вытерев рот рукавом, Семен спросил:

   — Ты думаш, я тя просто так по рыбу взял? — Олег пожал плечами.— Не-э, не просто так.

   Семен разговорился, в глазах его мелькала непривычная живинка, Олег же был этому несказанно рад, ему так хотелось кому-нибудь что-нибудь говорить — хоть про звезды, хоть про материю,— что он, не вникая в смысл речи старшого, поддакивал всему подряд, беспрестанно кивал головой и порывался перебить собеседника, но врожденная деликатность и желание продлить беседу удерживали, не давали прерывать медленный, но горячий говорок Семена.

 

 

 
В избранное