Недавно, с изрядным скандалом, вышел очередной роман Виктора Пелевина - "Священная книга оборотня". Верх неприличия, конечно. Но все же есть неплохие пассажи. Например - "оборотни в погонах", которые воют перед черепом Пестрой коровы (из сказки про Крошечку-Хаврошечку):

"Пестрая корова! Слышишь, пестрая корова? Я знаю, надо совсем потерять стыд, чтобы снова просить у тебя нефти. Я и не прошу. Мы не заслужили. Я знаю, что ты про нас думаешь. Мол, сколько ни дашь, все равно Хаврошечке не перепадет ни капли, а все сожрут эти кукисы юкисы, юксы пуксы и прочая саранча, за которой не видно белого света. Ты права, пестрая корова, так оно и будет. Только знаешь что… Мне ведь известно, кто ты такая. Ты - это все, кто жил здесь до нас. Родители, деды, прадеды, и раньше, раньше… Ты - душа всех тех, кто умер с верой в счастье, которое наступит в будущем. И вот оно пришло. Будущее, в котором люди живут не ради чего то, а ради самих себя. И знаешь, каково нам глотать пахнущее нефтью сашими и делать вид, что мы не замечаем, как тают под ногами последние льдины? Притворяться, что в этот пункт назначения тысячу лет шел народ, кончающийся нами ? Получается, на самом деле жила только ты, пестрая корова. У тебя было ради кого жить, а у нас нет… У тебя были мы, а у нас нет никого, кроме самих себя. Но сейчас тебе так же плохо, как и нам, потому что ты больше не можешь прорасти для своей Хаврошечки яблоней. Ты можешь только дать позорным волкам нефти, чтобы кукис юкис юкси пукс отстегнул своему лоеру, лоер откинул шефу охраны, шеф охраны откатил парикмахеру, парикмахер повару, повар шоферу, а шофер нанял твою Хаврошечку на час за полтораста баксов…".

На Востоке - оборотни лисы; на Западе они - волки, вервольфы. У постреформенной России - своя специфика, наши оборотни, как правило, в погонах.

Или тот же аппарат - "upperrat" - "верхняя крыса", сидящая на трубе с нефтью, и контролирующая "высшее общество".

Виктор Пелевин до сих пор является модным писателем среди «продвинутой части электората». Недавно он даже удостоился быть включенным в список «ста лучших мыслителей современной России». И надо сказать, к тому имеются определенные основания.

Мое знакомство с творчеством писателя состоялось несколько запоздало, но все-таки давно. «Радио Свобода» устроило чтение рассказа Пелевина, в котором некий новый русский собирался жениться на влюбленной в него секретарше. Делал наш банкир это по настоянию деловых партнеров, которым надоели его бесконечные загулы. Однако требованием жениха было обставить свадьбу в древнегреческом стиле (любовь к древним культурам отличает нашу продвинутую рыночную среду - достаточно полистать названия фирм из телефонного справочника).

В разгар свадьбы неожиданно появился лучник, перестрелявший всю банкирскую братию, и увлекший за собою невесту. Далее лучник превращается в быка, сажает красавицу на спину и уплывает с ней по Москве реке. Эдакий гибрид Одиссея и Зевса.

Рассказ, конечно, отражает фантасмагорическую эклектику нашего времени, но единственно, что мне в нем понравилось, эта словесная игра. «Бандиры» - пелевинское словообразование от «бандиты» и «банкиры» и «Аргобанк» (злые языки говорили, что когда главные герой рассказа получил в собственность бывший советский Агробанк, у него денег хватало лишь на перестановку «р» и «г» местами).

Далее в руки мне плыли следующие пелевинские вещи.

Повесть «Омон Ра». Некий милиционер называет старшего своего сына «Овир», а младшего «Омон». Омон поступает в летное училище и готовится стать летчиком космонавтом. Далее выясняется, что советская космическая программа - лажа, простая постановка в специальной студии, рассчитанная на доверчивый мир (между прочим, в реальности довольно много говорили о том, что американская высадка на Луну - не более чем симулякр).

Мало того, курсантам в повести Пелевина, зачем-то отрезают ноги. В общем, злобный пасквиль на советскую космонавтику и первое в мире государство рабочих и крестьян.

«Жизнь насекомых», состоящая из цикла новелл. Интересные образы, но слишком противно местами.

Замечательная повесть «Принц Госплана». Написана она в позднюю Перестройку, то есть то время, когда еще был Госплан, но еще практически не было компьютеров. И бешеным успехом пользовались всякие игровые приставки типа «Денди».

И вот, во всех казенных учреждениях работники не столько делают свою положенную работу, сколько играют. А главный герой - курьер, разносит по конторам не столько бумаги, сколько разнообразный игровой софт.

А играют всевозможные бухгалтера во всякие там стрелялки,  воспринимая нашего курьера как подносчика боеприпасов. А сам он, бегая от этажа к этажу, и тоже играя, приобретает все новые уровни (до «принца» включительно).

В книге реальность и виртуальность поглощают друг друга. Играл себе один клерк, играл - и вдруг брякнулся головой на клавиатуру. Убили его родимого.

А наш Принц уже входит в контакт с «вражескими фигурками». А ими являются моджахеды (еще не окончилась война в Афганистане, еще не началась война в Чечне). Моджахедам же игровое оборудование, оказывается, поставляют американцы - нет, как здорово Пелевин умеет подать ситуацию!

Пелевин - ярко выраженный постмодернистский писатель. Мифологичность, и философия сочетаются у него с иронией и стебом. Но встречаются и вещи, написанные в гуманистических традициях ушедшего Нового времени.

Например, повесть «Отшельник и Шестипалый». Оба главных героя, в честь которых и названа повесть - бройлерные цыплята с птицефабрики. Причем это становится понятно не сразу, а на первых страницах мы попадаем как бы в фантастический мир, где два маргинальных существа отчаянно пытаются постичь смысл жизни. А остальные «граждане» ничего постичь не пытаются, а просто покорны судьбе (то есть жиреют в ожидании «утилизации»).

В общем: «боритесь до конца в самой безнадежной ситуации».

«Чапай и Пустота».

Полагая, что роман будет очередным глумлением над светлой памятью Василия Ивановича, долго не желал его читать. Однако приятно ошибся - Чапаев у Пелевина показан в лучшем виде - в качестве выдающегося дзен-буддиста, а Петр Пустота - вообще поэт Серебряного века (это ординарец Петька-то!). Анка тоже возвышена - девушка того же самого Века, утонченная, хотя и с элементами порока (стиль Модерн обязывает).

Нашлось место и Котовскому (сопернику Петра за благосклонность Анны) и барону Унгерну (буддистскому Царю Мертвых).

Действие романа происходит в двух временных эпохах - Гражданская война (хотя от ее реалий мало что осталось) и психушка эпохи ельцинских Реформ.

Интересен эпизод, где продвинутый новый русский и двое бандитов из его крыши сидят перед костерком в ночном лесу. Они учатся употреблять галлюциногенные мухоморы и ведут беседы о смысле жизни и концепции внезапного дзэнбуддистского просветления. При этом все эти, довольно тонкие материи высказаны на языке бандитских понятий. То есть Пелевин играет текстом, показывая, что он - Мастер слова, «может и так».

И, наконец - «Generation P» («Поколение пепси»). Книга настолько остра и злободневна, что стоит рассмотреть ее поподробнее, с приведением цитат (лучше автора не скажешь).

            Эпиграф, например:

     «Все мысли, которые могут прийти в голову при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их нелицензированное обдумывание запрещается».

Это по поводу того дурдома, который подняли некоторые современные авторы в отношении неприкосновенности своего «творчества». Вагнера, Чайковского, Достоевского, Шекспира корежить можно, а какого-нибудь «Чугонца» или «Смита» - ни в коем случае!

 «Памяти среднего класса».

Блестящая повесть о рекламщиках и российском поколении, выбравшем пепси. Как всегда у Пелевина, текст полон аллюзий на мифологические сюжеты. На этот раз красной нитью стали мифы Шумеро-Вавилонии, «исправленные и дополненные» автором повести.

В основе сюжета - карьера российского копирайтора, Вавилена Татарского (Вавиленом его назвал отец в честь "Василий Аксенов" и "Владимир Ильич Ленин"). Начинал наш герой как переводчик с языков народов СССР, а затем, вместе со всей страной начал проваливаться в новые эпохи - сперва в ларечный бизнес, затем в бандитский капитализм, далее - в виртуальный мир рекламы, и, наконец - в некий полуастральный Вавилон. То есть повторил судьбу многих удачливых наших современников, которые из советских людей, не сильно разнящихся от остальных, попав в абсолютно иные атмосферные условия, начали превращаться в каких-то уродливых гадов, покрываясь чешуей и отращивая ядовитые шипы.

«… эти дети, лежа летом на морском берегу, подолгу глядели на безоблачный синий горизонт, пили теплую пепси-колу, разлитую в стеклянные бутылки в городе Новороссийске, и мечтали о том, что когда-нибудь далекий запрещенный мир с той стороны моря войдет в их жизнь.

    Прошло десять лет, и этот мир стал входить - сначала осторожно и с вежливой улыбкой, а потом все уверенней и смелее. Одной из его визитных карточек оказался клип, рекламирующий "Пепси-колу", - клип, который, как отмечали многие исследователи, стал поворотной точкой в развитии всей мировой культуры. В нем сравнивались две обезьяны. Одна из них пила "обычную колу" и в результате оказалась способна выполнять некоторые простейшие логические действия с кубиками и палочками.

    Другая пила пепси-колу. Весело ухая, она отъезжала в направлении моря на джипе в обнимку с девицами, которые явно чихать хотели на женское равноправие (когда приходится тесно общаться с обезьянами, лучше просто не думать о подобных вещах, потому что равноправие и неравноправие будут одинаково тяжелы для души).

    Если вдуматься, уже тогда можно было понять, что дело не в пепси-коле, а в деньгах, с которыми она прямо связывалась. К этому выводу приводили, во-первых, классическая фрейдистская ассоциация, обусловленная цветом продукта; во-вторых, логическое умозаключение - поглощение пепси-колы позволяет приобретать дорогие машины. Но мы не собираемся глубоко анализировать этот клип (хотя, может быть, именно здесь нашлось бы объяснение того, почему так называемые шестидесятники упорно называют поколение "П" говнососами). Для нас важно только то, что окончательным символом поколения "П" стала обезьяна на джипе.

    Немного обидно было узнать, как именно ребята из рекламных агентств на Мэдисон-авеню представляют себе свою аудиторию, так называемую target group. Но трудно было не поразиться их глубокому знанию жизни.

    Именно этот клип дал понять большому количеству прозябавших в России обезьян, что настала пора пересаживаться в джипы и входить к дочерям человеческим».

Да уж, новые русские - слабость Пелевина. Хлестко он о них пишет - почище, чем Акунин в рассказе «Проблема 2000».

    «- Вот, - сказал Ханин. - В чем главная особенность российского экономического чуда? Главная особенность российского экономического чуда состоит в том, что экономика опускается все глубже в …, в то время как бизнес развивается, крепнет и выходит на международную арену».

Здесь можно отметить, что паразитарность постмодернистских структур не есть специфическая российская черта (см. статьи Линдона Ларуша об американской «новой экономике»). Хотя, безусловно, в нашем многострадальном отечестве эти процессы развернулись в особенно уродливых формах.

А вот насчет сексуальности, ставшей одной из основ нового общества:

«…заметим, что секс все чаще оказывается

    привлекательным только потому, что символизирует жизненную

    энергию, которая может быть трансформирована в деньги - а не

    наоборот. Это может подтвердить любой грамотный

    психоаналитик. В конечном счете современный человек

    испытывает глубокое недоверие практически ко всему, что не

    связано с поглощением или испусканием денег.

    Внешне это проявляется в том, что жизнь становится все

    скучнее и скучнее, я люди - все расчетливее и суше».

По этому поводу вспоминается, какая-нибудь Правдина (специалистка по фэншую и пр.), книжки которой заполонили петербургский метрополитен. В них эта добрая фея (куда там до нее фее из «Шрек-2) рассказывает, как она любит секс и деньги, и как много разнообразных удовольствий и денег придет в жизнь человека, который повесит у своего изголовья ее календарь, и будет сверять жизнь с напечатанными там советами.

«Люди хотят заработать,

    чтобы получить свободу или хотя бы передышку в своем

    непрерывном страдании. А мы, копирайтеры, так поворачиваем

    реальность перед глазами target people, что свободу начинают

    символизировать то утюг, то прокладка с крылышками, то

    лимонад. За это нам и платят. Мы впариваем им это с экрана,

    а они потом впаривают это друг другу и нам, авторам, - это

    как радиоактивное заражение, когда уже не важно, кто именно

    взорвал бомбу. Все пытаются показать друг другу, что уже

    достигли свободы, и в результате мы только и делаем, что под

    видом общения и дружбы впариваем друг другу всякие черные

    пальто, сотовые телефоны и кабриолеты с кожаными креслами».

Без комментариев.

Алексей Фанталов.

Урсула Ле Гуин.