В галерее «Триумф» показали новую работу Александра Бродского
Новую работу Александра Бродского «Мейнстрим» показала галерея «Триумф». Один из лучших наших художников, лауреат многочисленных премий и большой мастер «русского бедного искусства» построил домики из рубероида с окошком в реку Лету
Описывать выставки Александра Бродского бессмысленно до смешного. « Мейнстрим» — это десяток разноразмерных домиков из рубероида, в некоторых на пол проецируется изображение текущей воды, плюс несколько старых оконных рам с нацарапанными на забеленных стеклах рисунками-каракулями, настольный макет несуществующих развалин, тройка графических листов. Ни красок, ни форм. А сказать, что вымазанный чем-то рубероид с рынка мрачен и красив своими серыми подтеками, — так никто не поверит. Вода в домиках также проистекает мутная, не бурная, никакой синевы и прозрачности, проекция ее какая-то тертая. Ну так она под крышей течет, небу в ней не отразиться. Откуда,
кажется, взяться художественному впечатлению? А берется.
Те, кто Бродского знает, поверит, что и в « Мейнстриме», как и всегда у него, и нежность, и печаль, и сожаление об ушедшем, и смирение с неизбежным. Здесь, как мне видится, воспроизведен образ времени, реки жизни, главного, основного течения, которое происходит внутри нас, нашего дома.
Стихотворение Гаврилы Державина про « реку времен», кстати, было одним из эпиграфов к офорту Бродского и Ильи Уткина «
Безымянная река. Стеклянный памятник 2001 году», работе 1987 года. Тоже о текучести времени нашей жизни. Второй эпиграф там был: « Что ты любишь на свете сильнее всего?» — « Реки и улицы — длинные вещи жизни» ( Иосиф Бродский). К « Мейнстриму» эпиграфа уже не подобрать, ну или из поэзии совсем другого рода — не академической и не неоакадемической.
Благородный жанр офорта давно сменен Бродским на дешевые стройматериалы, бытовые материалы или просто мусор, вроде бывших в употреблении чайных пакетиков. Правда, рубероид представляет собой такую же грязноватую туманную поверхность, как и офортный лист ( использованные пакетики так же имели
подходящую фактуру). Можно считать, что со времен участия в движении, названном « Бумажной архитектурой», Бродский не меняется, только развивается. Реализует в пространстве свои давние графические иллюзии. Он сам по себе, в своем домике, время внутри которого течет незаметно, простите за назойливое сравнение.
Верность часто вознаграждается, и старые
поклонники художника имеют преимущество перед новыми — они не только видят сегодняшнюю работу, но понимают, откуда она произошла и почему. Или им кажется, что они наблюдают, как Бродский от объекта к объекту ведет рассказ о жизни своего внутреннего художнического мира, где странные носатые существа сидят у костерков и ждут чего-то неизбежного, а оно не наступает ( «Ночь перед наступлением»), где сверкающие небоскребы спрятаны в мусорные баки ( «Двадцать мусорных баков»), а вышедшие
в тираж вещи воспроизводятся в глиняных памятниках в ненатуральную величину ( Futurofobia). Верные поклонники знают, что дом-убежище, свет, тепло и река — неизменные элементы художественных сочинений Бродского.
Чтобы понять художника, опознать основные составляющие его мира, проследить главные темы и пристрастия, лучше всего посмотреть его ретроспективную
выставку. В случае Бродского это невозможно, хотяМарат Гельман в Перми сделал несколько лет назад такую попытку. На той ретроспективе Бродский показал новые вещи, потому что старые уже исчезли. Большие были, хранить негде. Бродский, художник и архитектор, работает с пространством и часто именно для определенного места. Cisterna, например, не подлежит
восстановлению, потому что произведением является само грандиозное пространство старого коллектора, художник только поставил на нем метки, заставляющие увидеть красоту и обветшалое величие мертвого места.
« Мейнстриму» — кстати, о пространстве — явно тесно в галерее « Триумф», давно и охотно с Бродским работающей. Бескорыстно,
наверное, ведь понятно, что подобное произведение современного искусства вряд ли кто-то купит. Но, странное дело, так привязанный к уходящему художник Бродский все равно не делает ничего « для вечности». Река времени стремительно топит его работы. Но они остаются в глазах видевших.
На вопрос, почему не во всех домиках есть проекция, Бродский, спросив в свою
очередь, надо ли честно отвечать, признался, что денег не хватило.