Ольга Арефьева. Заповедник бумажного тигра. Интересности. Георгий ДАНЕЛИЯ. Безбилетный пассажир

Да, я та самая Ольга Арефьева, которая певица. Но я не только петь люблю, я ещё и очень люблю читать. Периодически меня одолевает желание поделиться увиденным или прочитанным. Вылилось это, во-первых, в раздел "Заповедник бумажного тигра" у нас на сайте www.ark.ru. Теперь я открываю свою личную рассылку. Все знают, что на общение с компьютером я постоянно не нахожу времени. Вы спросите, как же я нахожу время на рассылку? А вот так. Мне не нужно необходимого, но я не могу без лишнего, как повторил за мной какой-то писатель пятьдесят лет назад. В общем, начинается функционирование ещё одной формы виртуального общения. Итак┘

Привет, привет! Георгий Данелия "Безбилетный пассажир".
 Читала с интересом, выбирала особо понравившиеся моменты. Текст весь хорош.
Полностью он лежит по адресу:



http://magazines.russ.ru/druzhba/2002/11/danel-pr.html



 Михаил Федорович Оленев был очень болен, и мы старались не задерживать его долго
у своих подрамников, чтобы он не уставал. Но он все равно каждый раз засиживался
с нами допоздна - увлекался. Он накладывал на чертеж кальку, брал свой любимый
мягкий цанговый карандаш "Кохинор 6В", думал и по кальке правил проект... А потом
рисовал возле здания для масштаба что-нибудь забавное: бородатого старика на
самокате, пожарника на качелях, афишную тумбу, на которую задрала ногу собачка...
Мне, когда я проектировал южный вокзал, он нарисовал шарманщика на перроне, а
в небе - глазастый вертолет, с которого спрыгнул парашютист в железнодорожной
форме...

В тот судьбоносный день идем, гуляем - видим: под забором лежит пьяный. Нестандартный:
в макинтоше, берете, очках и галстуке. И при часах. Могли бы и мимо пройти, но
- не прошли. - Надо разбудить, - сказал Олег, - разденут этого интеллигента.
Эй, коллега! Интеллигент открыл глаза, сел, огляделся, соображая, где он, и тупо
уставился на нас. - Домой иди, пока в вытрезвитель не забрали, - сказал Олег.
- Я не пьян, - прохрипел интеллигент, - я отдыхаю... Он вытащил из кармана скомканную
газету, расправил ее, снова лег и сделал вид, что читает. Если бы тогда этот
тип не попался нам на глаза, может быть, моя жизнь на следующие полвека сложилась
бы иначе. Не было бы бесконечных бессонных ночей и сердечных приступов, не выкуривал
бы три пачки сигарет в день, не увидел бы полярное сияние в Арктике и миражи
в Каракумах, внучки не хвастались бы тем, что они - мои внучки, композитор Гия
Канчели не подарил бы мне заграничную курточку из чистого хлопка, и не писал
бы я сейчас эту дурацкую книжку. Пьяный читал "Советскую культуру", а там был
заголовок: "Мосфильм объявляет набор на режиссерские курсы".

Месяцев шесть тому назад в ГИПРОГОРе появилась китаянка, которую прислали к нам
на практику. Звали ее Ы-Фынь. На вид ей можно было дать то двадцать пять, то
сорок - в зависимости от освещения.

Говорили они очень складно, красиво и непонятно. Ссылались на источники, про
которые я не слышал, употребляли термины, которых я не знал. Я даже не понял,
хвалят они фильм или ругают.

Мы выпили за Вильгельма Пика, и Тамаз предложил выпить за выдающегося деятеля
Коммунистической партии Советского Союза Никиту Сергеевича Хрущева. Разлил коньяк
- опять на одну рюмку не хватило. Опять Тамаз поставил графин и вздохнул, а немцы
опять пошушукались и заказали... И так минут двадцать. Мы выпили за "миру мир",
за "солидарность со странами третьего мира", за кубинскую революцию и Фиделя
Кастро (отдельно), за Николае Чаушеску и в его лице - за лидеров всех стран социалистического
лагеря... А после того, как мы выпили за женщин - за Надежду Крупскую, Розу Люксембург,
Клару Цеткин и Екатерину Фурцеву, - немцы, так и не присев, заплатили за то,
что они заказывали, попрощались и, покачиваясь, пошли на выход. Но перепутали
направление и врезались в зеркало - в то место, где отражалась дверь.

 Когда мы появились на стройке, здание уже было возведено и шли отделочные работы.
Я попал к прорабу по кличке Ётить. - Студент, ётить? Будешь у меня мастером по
ремонту облицовки.

- Баба - она что? Баба - она бывает ручная, ну и дизель-баба. Ручная для утрамбовки,
а дизельная - сваи заколачивать. На керосине работает. А ручную и самому сделать
можно - берешь бревно, отпиливаешь и прибиваешь гвоздями палку. Записали? Теперь
шинеля, - полковник Епифанов, который преподавал нам в архитектурном военное
дело, читал лекции без переходов от одной темы к другой. - Идет бой. Вы в атаке,
и надо преодолеть проволочное заграждение. Но зима. Вы снимаете и кидаете на
проволоку свои шинеля, по ним преодолеваете, значит, препятствие и - в атаку.
А про шинеля больше не думаете, вы за них материально не отвечаете. - А если
ранят? - спросил я. - И если ранят, не отвечаете. - А если убьют? - И если убьют,
не отвечаете.

Между прочим. Мюнхаузен жил в Уланском переулке, в доме напротив. Прозвище ему
дали за то, что он никак не мог определиться с отцом: то это был легендарный
чекист, которого убили бандиты, то легендарный бандит, которого убили чекисты.

Посмотрели по карте - очень понравилось название "Спас-Клепики". И дорога туда
была обозначена как дорога первой категории. Поехали. Проехали километров тридцать
по асфальту, и дорога "первой категории" перешла сначала в грунтовую, потом -
в проселочную, а потом и вовсе в тропинку. Едем по полю. Въехали в лужу и завязли.
Пытались вытащить - никак. Сидим на травке, курим и ждем, - может, кто-нибудь
проедет. Поле, огромная лужа, а посреди поля на ржавых железных столбах - огромный
портрет Ленина с простертой вперед рукой и надписью: "Правильной дорогой идете,
товарищи!" Прождали солнце до часу и уехали обедать. Только начали есть суп -
вышло солнце. Быстро вернулись обратно - пока доехали, солнце зашло за тучи.
И так три дня подряд. Уезжаем обедать - выходит солнце. Возвращаемся - пасмурно.
На четвертый решили сделать вид, что едем обедать, а сами спрятались. Но вариант
не прошел. Небеса не обманешь.

Пошли в похоронное бюро, попросили дать нам гроб напрокат. - Как напрокат? -
обалдел продавец. - Вы что, собираетесь его обратно выкопать? Мы объяснили, что
гроб нужен для кино. Кино продавец уважал, но паспорт в залог за гроб взял. На
следующий день гроб погрузили в кузов грузовика и поехали на кладбище (бутылка
портвейна). Представились директору (бутылка коньяка). Он указал нам место, где
можно копать, и выделил двух могильщиков (четыре бутылки водки). Начали снимать
с кадра: "Сережина тень бредет меж падающих на дорожку теней крестов". Гроб несли
Ким и механик. (Кролик и перцовка после съемки - в нашем номере.) Двое, потому
что тени от четырех сливались бы. Чем выше солнце, тем меньше тень, и к моменту
съемок тень от Бори оказалась слишком маленькой. Борю с мамой отправили домой,
и Сережин берет с помпоном напялили на Таланкина, - на самого высокого. Ниточкин
попросил, чтобы он и штаны снял: видно, что длинные, - Сережина тень должна быть
в коротких. Таланкин снял брюки, остался в трусах, а брюки отдал на сохранение
костюмерше, которая присутствовала на съемке, потому что мы взяли Сережин игровой
берет, за который она была материально ответственна. Костюмерша сидела на скамеечке
у могильной ограды и потом рассказала нам, как наши съемки выглядели со стороны.
Двое в кепках, хихикая, несут гроб. За ними идет долговязый мужик в трусах и
в берете с помпоном - несет цветок. За ним - другой мужик с какой-то бандурой,
этого мужика поддерживает маленький усатый грузин. Грузин громко поет похоронный
марш (я пел, чтобы задать темп движения камеры).Солнце зайдет за облако - вся
компания садится на гроб и начинает курить. Солнце выходит - опять несут и поют.
К костюмерше на лавочку подсел седой ветеран с медалями и спросил: - Что это
они? - Прабабушку хоронят, - сердито ответила костюмерша (ей казалось, что Таланкин
растягивает Сережин берет).

Когда "Сережа" вышел на экраны, на встречах со зрителями чаще всего спрашивали,
как мы работали с детьми. Без системы. Выкручивались каждый раз по-разному. Снимаем
кадр: Сережа сидит на скамейке и думает. Объясняем Боре: - Мама вчера вышла замуж.
Утром ты проснулся, побежал к маме - дверь заперта. Постучался - не пускают.
Вышел, сел на скамейку и думаешь - что ж такое происходит? Понял? - Понял. Снимаем.
Сидит Боря на скамейке, и по глазам видно - ему смертельно скучно. Что делать?
А если так... - Борис Павлович, футбольный мяч хочешь? - Хочу! - Мы будем считать
до десяти, а ты к двум прибавь три и отними один. Камера! Считай! У Бори в глазах
- напряженная работа мысли: - Четыре! - Снято! По сценарию, Коростелев, мама
Сережи и младший Сережин брат уезжают в Холмогоры, а Сережа пока остается с тетей
Пашей. Но в последний момент, когда грузовик уже отъезжает, Коростелев все-таки
решает взять Сережу с собой. Сережа забегает в свою комнату и быстро-быстро собирает
вещи. Нам надо было, чтобы в этой сцене Сережа метался по комнате, решая, что
брать, а что оставлять. Мы дали Боре игрушки и сказали: - Спрячь их в разные
места в декорации комнаты. Борис разложил игрушки. - Все? Мы включим камеру и
будем считать до десяти. Что ты успеешь за это время взять, то твое. Мотор! Счет
пошел. Боре надо было вспомнить, где лежит самое лучшее, и он заметался по комнате.
На экране эта сцена получилась так убедительно, что Боре позавидовал бы Лоуренс
Оливье.

А один раз за правописание меня хотели крепко побить. Летом сорок первого года
я в Тбилиси бегал плавать на купальню. Тогда, как и сейчас, в моде были татуировки.
И я сам себе выколол на руке маленький якорь. Потом такой же якорь выколол своему
другу, Шурику Муратову. Потом другому мальчику из 6 "Б" - сердце, пронзенное
стрелой. И стал модным татуистом - выкалывал якоря, сердца, кинжалы... А Гамлету
(сыну милиционера) я выколол на груди орла, несущего голову женщины. Орел смахивал
на курицу, но всем нравилось. А потом ко мне пришел Жора. Жора учился в ФЗУ и
был признанным хулиганом. Он велел мне выколоть ему на плече могильный холмик
с крестом и надпись: "Нет в жизни счастья". Полдня я старался, двумя иголками
накалывал Жоре на плечо тушью картинку и надпись и за это получил две папиросы
"Север" (тогда я уже курил). А вечером, когда мы играли в футбол, явился разъяренный
Жора: оказывается, в слове "счастья" я пропустил вторую "с ", и над "могилой"
красовалась надпись "Нет в жизни счатья".

Я Конецкого возненавидел позже, когда два с половиной месяца вынужден был каждое
утро слушать, как он поет (два с половиной месяца мы провели в  одной каюте,
- изучая материал к фильму, шли на сухогрузе "Леваневский"  по Северному морскому
пути). Пел он фальшиво, гнусным голосом, всегда одну  и ту же песню... А не петь
Конецкий не мог - это вошло у него в привычку.

Между прочим. В другом исполнении эту песню я услышал, когда мы вернулись из
плавания и пошли в гости к писателю Юрию Нагибину. Там усатый худой парень взял
гитару и запел: "Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет..." Я тронул
парня за плечо и вежливо сказал: - Я вас очень прошу, пожалуйста, спойте что-нибудь
другое. От этой песни меня тошнит. Так я познакомился с Булатом Шалвовичем Окуджавой.

А когда в единственный в Мурманске ресторан (он был в гостинице, где мы жили,
когда снимали фильм "Путь к причалу") привозили водку, очередь выстраивалась
такая, что конца ей не видно. Холодно, сумрачно, идет дождь со снегом, а очередь
часами стоит и ждет. Открывается дверь, два швейцара выносят пьяного клиента,
аккуратно кладут на тротуар, потом выносят второго, кладут рядом. И объявляют:
- Следующие двое - заходи!

Продукты полярникам сбрасывали с самолета. Как-то раз сбросили замороженную тушу
коровы. Туша ударилась о лед, разбилась на мелкие кусочки, и осколком ранило
собаку.

Нас угостили медвежатиной и показали фильм "Катя-Катюша". Пустили его с конца
и повторяли весь текст за актерами наоборот, начиная со слова "ценок" (конец.)
За два года выучили.

На Жохове не обошлось и без потерь. Когда я во время разгрузки сел перекурить,
эти два негодяя-медведя подошли ко мне сзади, схватили зубами уши моей меховой
шапки, потянули каждый в свою сторону, оторвали и принялись жевать. Это была
папина ушанка, которую я носил двадцать лет, и у нее была своя история.

У Виктора Голявкина есть рассказ о мальчике, которому постоянно приводят в пример
дядю: и как он хорошо учился в школе, и как отлично закончил институт, и как
замечательно работал, и каким он был спортивным и смелым... А сам мальчик о дяде
ничего не может вспомнить, кроме большой белой пуговицы от кальсон, пришитой
к рубашке черными нитками.

В следующий раз я попал на Кубу через двадцать лет. Ржавые машины, обшарпанные
отели и пустые магазины. Мы тогда говорили, что у нас в магазинах ничего нет,
- и были не правы. Хотя бы веревка, мыло, гвозди, - но что-то обязательно было.
А вот на Кубе в магазинах действительно ничего не было. Ниче- го - кроме продавца.

Между прочим. Пока красили "Витязь", матросы на леску с наживкой случайно поймали
чайку. Сделали ей отметку краской и отпустили. Чайка полетела и тут же её окружили
другие чайки и стали яростно клевать. Через несколько минут окровавленный белый
комок упал на воду. Оказалось, что чайки, как и люди, не любят тех, кто выделяется.
(С тех пор эмблема Чайки на занавеси театра МХАТ не вызывает у меня восторга.)

Утром из каюты капитана на палубу вышла буфетчица в халатике, подошла к открытому
люку, наклонилась и крикнула куда-то в трюм, в глубину: - Ванну капитану! Эхо
отражалось от ржавых железных бортов и гулко повторяло: "ванну капитану"… "ванну
капитану"..." "ванну капитану"... А снизу донеслось: - Да пошел он на хер! "На
хер" ... "на хер"… - вернулось обратно.



Продолжение http://magazines.russ.ru/druzhba/2002/12/danel.html

http://magazines.russ.ru/druzhba/2003/1/dan.html

Пишите мне!

Оля.