| ← Декабрь 2014 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
6
|
|
|---|---|---|---|---|---|---|
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
13
|
14
|
|
15
|
16
|
17
|
19
|
20
|
21
|
|
|
23
|
24
|
25
|
26
|
27
|
28
|
|
|
29
|
30
|
31
|
||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://www.novostiliteratury.ru
Открыта:
20-05-2013
Статистика
0 за неделю
Новости литературы
|
Приветствуем Вас, уважаемый читатель!
Основные события с 8 по 14 декабря
2014 года: Что нового Неизвестные
произведения Карела Чапека обнаружили в Праге В доме, где когда-то жил Карел Чапек, сотрудники Пражского
исторического музея нашли тетрадные записи и рисунки, принадлежавшие великому
писателю, а также открытки, которые отправлял из концлагеря его брат Йозеф. Рукопись
стихотворения Маяковского «Война объявлена» продана с аукциона На торгах аукциона русской книги и фотографии Bonhams в
Нью-Йорке рукопись стихотворения «Война объявлена» Владимира Маяковского была
продана в среду, 10 декабря 2014 года, за 43 750 долларов. Скончался
писатель-фантаст Михаил Успенский Вчера в Красноярске скончался великий писатель-фантаст
Михаил Успенский. О смерти автора «Чугунного всадника» и «Там, где нас нет»
сообщил в Facebook вице-спикер краевого парламента Алексей Клешко. http://novostiliteratury.ru/2014/12/novosti/skonchalsya-pisatel-fantast-mixail-uspenskij/ В России открылась
первая публичная библиотека, посвященная современному искусству В архиве организации – редкие букинистические издания,
каталоги групповых выставок и музейных коллекций, редкие монографии ведущих
искусствоведов, книги о художниках, издания по теории культуры, журналы о
современном искусстве и архитектуре. «Зов кукушки» станет
сериалом на ВВС Книгу, напомним, написала Джоан Роулинг под псевдонимом
Роберт Гэлбрейт; продолжение истории, роман «Шелкопряд», появилось на полках
книжных магазинов несколько месяцев назад. http://novostiliteratury.ru/2014/12/ekranizacii-2/zov-kukushki-stanet-serialom-na-vvs/ Эти и другие новости можно прочитать в разделе http://novostiliteratury.ru/category/novosti/ Обзор книжных новинок Барбара
Дайан Берри «Рисуйте свободно!» «Рисуйте свободно!» — это, с одной стороны, учебник по рисованию,
а с другой — пособие по арт-терапии, которое избавит от множества комплексов,
повысит качество жизни и придаст уверенность в собственных силах. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/barbara-dajan-berri-risujte-svobodno/ Даниэла
Стил «Только с тобой» Герои этого романа, две девочки и три мальчика, познакомились в
детском саду. В провинциальном городке, где все знают всё и обо всех, они
поклялись быть друзьями навеки, что бы ни произошло с каждым из героев. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/daniela-stil-tolko-s-toboj/ Джеймс
Дэшнер «Смертоносная игра» Новый роман от автора бестселлера «Бегущий в лабиринте» открывает
серию книг-антиутопий, действие которых разворачивается в мире компьютерной
игры «Виртнет», кибер-терроризма и сверхтехнологий. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/dzhejms-deshner-smertonosnaya-igra/ Сергей
Лукьяненко «Шестой Дозор» Автор обещает, что это последняя книга о светлом маге Антоне
Городецком. Эксперты же – в сомнениях: это одна из самых продаваемых серий
Лукьяненко, и при снижении популярности фантаста в России и за рубежом вряд ли
он откажется от создания ещё нескольких романов. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/sergej-lukyanenko-shestoj-dozor/ Антон
Корнилов, Роман Злотников «Урожденный дворянин. Защитники людей» Благородному уроженцу великой Империи вновь предстоит наводить
порядок на нашей планете, ведь, как полагает он сам, лишь урожденный дворянин
знает, как всё должно быть. Александр
Токунов «Чистилище. Дар учителей» Как поклонник выражает благодарность своему любимому автору?
Александр Токунов, один из самых известных фанатов творчества Сергея Тармашева,
решил сделать ход конем – и написал дебютный роман, действие которого
разворачивается в мире тармашевского «Чистилища». http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/aleksandr-tokunov-chistilishhe-dar-uchitelej/ Ольга
Швецова «Метро 2033: Ничей» «Метро 2033: Ничей», роман, который автор изначально назвала
«Балладой о главгаде», является продолжением книги «Стоящий у двери» и отличным
доказательством того, что девушки любят негодяев. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/olga-shvecova-metro-2033-nichej/ Андрей
Белянин «Цепные псы Империи» «Цепные псы Империи» — авантюрный исторический боевик, сюжет
которого разворачивается во второй половине XIX века. Роман привлекает
атмосферой дворцовых интриг и духом приключений, тайными заговорами и искренней
любовью героев к Родине. http://novostiliteratury.ru/2014/12/anonsy-knig/andrej-belyanin-cepnye-psy-imperii/ Аньес
Мартен-Люган «У тебя все получится, дорогая моя» Но даже в 31 год не поздно начать жизнь с чистого листа! Следуя за
своей мечтой, Ирис оправляется в Париж, чтобы стать модельером и, пройдя через
тернии, всё же достигает звезд. Ричард
Докинз «Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во
Вселенной» В издании автор стремится ответить на вопросы, актуальные для
человечества. Он подробно рассматривает устройство и принципы работы
естественного отбора, проводит связь между ним и эволюционным повышением
сложности живых организмов. Эти и другие АНОНСЫ читайте на сайте: http://novostiliteratury.ru/category/anonsy-knig/ Экранизации
Экранизации «Снежной
королевы» и «Песни льда и пламени» стали самыми обсуждаемыми в Facebook
Отметим, что «Игра престолов» обошла по количеству
упоминаний в Facebook сериалы «Ходячие мертвецы» и «Оранжевый – новый черный»,
а «Холодное сердце» — «Черепашек-ниндзя» и «Стражей галактики». Бонус читателю!
10 лучших
художественных книг о еде
Уверены, что многие наши читатели за две недели до Нового
года уже практически составили праздничное меню. Чтоб сделать предвкушение
торжеств ещё приятнее, предлагаем вам подборку художественных книг, в которых
изысканные блюда и напитки сыграли не последнюю роль в сюжете.
Мария Матиос
"Кулинарные фигли" Обновленный вариант «Фуршета от Марии Матиос» - это
мини-энциклопедия семейной жизни, к созданию которой писательница подошла со
здоровым юмором и иронией. Самодостаточна женщина и талантливый автор, она, как
никто другой, знает, что смех и хороша кухня в равной степени поддерживают в
здоровом теле здоровый дух. Книга получилась очень жизненной и светлой,
вызывающей не просто улыбку, но приступы неминуемого смеха, которым вполне
можно разбудить домочадцев. Кстати, рецепты, которые Матиос включила в книгу,
правдивые – домашние украинские блюда наверняка придутся вам по душе! Фэнни Флэгг
"Жареные зеленые помидоры в кафе "Полустанок" Практически после первого же издания эта книга стала
культовой в Европе, а затем и в России. Критики ставят ей в один ряд с
«Гекльберри Финном» и «Убить пересмешника», справедливо записывая в копилку
классики мировой литературы. История небольшого американского городка
показывает, как порой переплетаются в жизни любовь и ненависть, дружба и
надежда, боль и страх. Это великий роман, в котором кулинарии отведена не
последняя роль.
Лоуренс Норфолк
"Пир Джона Сатурналла" Книга перенесет вас на подлинный пир чувств: она – живое
чудо, а не историческая реконструкция, она – настоящая, яркая, не уступающая в
красочности описаний даже «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Сирота, поступивший в
услужение к повару огромной старинной усадьбы, становится величайшим кулинаром
своего времени. Что ж, в роли повара Джон Сатурналл получает непростое задание:
накормить объявившую голодовку леди Лукрецию. Для этого он организовывает
роскошный пир и проявляет подлинные чудеса кулинарного искусства.
Кристина Спрингер
"Занимательная эспрессология" Джейн Тернер – всего 17, но она уже самостоятельно
зарабатывает на жизнь и даже проводит собственное исследование. Работая
баристой в кофейне Wired Joe’s, Джейн, тайно влюбленная в симпатичного студента
Уилла, нередко посещающего заведение, ведет «эспрессологический» дневник, в
котором соотносит напитки, которые заказывают клиенты, и их характеры. Если
верить результатам исследования Джейн, Уилл совершенно ей не подходит. Но когда
об исследовании Тернер узнают другие сотрудники и завсегдатаи, она становится
популярна. Джейн помогает десяткам одиноких сердец найти свои половинки, но
будет ли она сама счастлива? Джули Пауэлл
"Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту" Эта история не просто душещипательна – она заставляет
открыть холодильник и прямо сейчас приготовить что-нибудь вкусненькое! Джули
Пауэлл – не слишком успешная нью-йоркская секретарша. Изменить свою скучную
жизнь Джули решает достаточно необычным способом: за 365 дней ей предстоит
освоить тонкости приготовления 524 блюд из книги Джулии Чайльд "Как
овладеть искусством французской кухни". Что же станет результатом этого
эксперимента? Мартин Сутер
"Кулинар" Мараван – тамилец, вынужденный эмигрировать в Швейцарию –
подальше от кровопролитной борьбы, которая разгорелась у него на родине. У
Маравана с детства есть особый талант подбирать и сочетать специи: он не так
знает, как чувствует, сколько и чего нужно добавить в блюдо, чтобы оно стало
утонченным шедевром. Но в повара тамильца сразу, конечно, никто не возьмет, и
он вынужден выполнять на кухне шикарного ресторана самую грязную работу. Однако
после знакомства с предприимчивой официанткой Андреа, которая предлагает
Маравану открыть собственный бизнес в области молекулярной кулинарии, его жизнь
резко меняется. Впрочем, однажды герой поймет, что то, что он создает, не так
уж и безопасно… Джоанн Харрис
"Шоколад" В маленький французский городок, спокойный и сонный,
приезжают молодая Вианн и её дочь. Они появляются в разгар яркого и шумного карнавального
шествия, и поначалу на гостей никто не обращает внимания. Но карнавал
заканчивается, а Вианн принимает решение открыть здесь шоколадный магазин.
Совершенно чудесным образом женщина узнает, какое именно лакомство хочет каждый
посетитель магазина, и её шоколад помогает жителям городка снова почувствовать
вкус к жизни. Лаура Эскивель
"Чампуррадо для жены моего мужа" Тите – младшая дочь в семье Де ла Гарсия. По законам
семьи, ей запрещено выходить замуж – традиция такова, что свою жизнь Тите
должна посвятить матери. Но любовь и страсть совершенно не в курсе этих правил…
Продолжая традиции магического реализма Маркеса, Лаура Эскивель погружает
читателя в атмосферу загадочности и веры, пылкости чувств и древних
южноамериканских обычаев. Элизабет Гилберт
"Кулинарная книга моей прабабушки" Однажды, разбирая старинные семейные вещи на чердаке,
Элизабет Гилберт обнаружила древнюю поваренную книгу, написанную её
прабабушкой. В словах, с нежностью записанных на пожелтевших страницах,
писательница нашла не просто инструкции по приготовлению блюд, но рецепты любви
и счастливой жизни. Книгу, которая создана Гилберт, нельзя назвать сборником
блюд – здесь пересказаны мудрые и остроумные рассказы её бабушки Джимы, истории
об истинных ценностях и тепле домашнего очага. Джонатан Гримвуд
"Последний пир" Действие этой книги разворачивается в XVIII веке во
Франции. Сироту Жан-Мари Шарль д’Эмота после случайной встречи ждет
удивительная судьба – она переворачивает мир бездомного мальчишки с ног на
голову, делая его сначала отважным солдатом, а потом – шпионом и дипломатом,
вращающимся в высшем свете. Но подлинная страсть Жана-Мари – это вкус, и он
готов на всё, чтобы достичь совершенства в искусстве кулинарии.
Литература в Сети. Лучшее за неделю Внучка Максима
Горького: "О всех женщинах Горького мы узнали только после его
смерти" Дарья Пешкова рассказала о том, как дед отправлял ее одежду в детский
дом, почему не использовала фамилию в корыстных целях, как кормила мышей
макаронами на даче. А еще — о жизни писателя в Италии и о своей дружбе с
дочерью генсека Имя: Дарья Пешкова Родилась: 12.10.1927 в
Неаполе (Италия) Дарья Максимовна
Пешкова — московская актриса и одна из двух дочерей сына Максима Горького.
Младшая сестра другой внучки Горького — архитектора Марфы Максимовны, была
женой Сергея Гегечкори, сына Лаврентия Берии. Пешкова принимает активное
участие в конференциях, Горьковских чтениях и других памятных мероприятиях в
честь деда. В 2008 году передала директору МУП "Государственный
литературный музей им. Максима Горького" в Нижнем Новгороде книгу с
автографом деда: в книге "На дне" 1903 года рукой писателя написано "Жене
и другу Екатерине Павловне. Алексей". Самые известные произведения
писателя — "На дне", "Детство", "Мещане". До сих
пор обстоятельства смерти Горького и его сына многие считают подозрительными.
Ходили слухи об отравлении, но подтверждений они не нашли. В мае 1936 года
после посещения могилы сына Горький простудился на холодной ветреной погоде и
заболел. Проболел три недели и 18 июня скончался. Согласно допросам Генриха
Ягоды, Горький был убит по приказу Троцкого, а убийство сына Горького, Максима
Пешкова, было его личной инициативой. После смерти писатель был кремирован, его
прах находится в урне в Кремлевской стене на Красной площади в Москве. Перед
кремацией мозг Горького был извлечен и доставлен в Московский институт мозга
для дальнейшего изучения. — Дарья Максимовна, в
этом году исполняется 120 лет книге вашего знаменитого деда, Максима Горького,
"Старуха Изергиль" и 65 лет с того момента, как вы начали служить в
Московском театре им. Вахтангова. Не кажется ли вам, что с таким родством вы
могли бы добиться гораздо большего в профессии? — Я никогда в жизни ничего не получила от этой фамилии, ни в
театре, ни в училище. Ко мне всегда относились поэтому с уважением. Это
ценится, когда человек не спекулирует своими знаменитыми родными. Я всегда была
очень скромной, никогда не просила ролей. Мне по моему характеру, особенно
сейчас, нельзя быть актрисой. Я наблюдала и наблюдаю, как просят, уговаривают
дать какую-то роль. Я никогда этого не делала, так мы были воспитаны. Моя мама
очень дружила с Рубеном Николаевичем Симоновым, у них много лет были хорошие
отношения. Я окончила Щукинское училище, как-то сразу вошла в театр Вахтангова,
и вот уже столько лет там. И потом — я не предатель, не предала бы училище. Я
осталась в этом театре и довольна своей жизнью. — Что сейчас вас
радует помимо театра? — Дети, внуки, все более-менее благополучно. Сын у меня в
Ирландии живет (Максим Пешков— посол России в Ирландии. — Авт.), все ребята
устроены, у всех своя жизнь: кто учится в школе, кто совсем вырос, так что
много времени я на них не трачу. С удовольствием езжу к дочери помочь с
внуками, а сейчас уже и с правнуками. Чтобы продолжить род и сохранить фамилию,
мы сына Максимом назвали, и внук Максим, и один из правнуков тоже. — У вас в семье
существовал "культ великого человека"? Было ли со стороны близких
какое-то обожание, выполнение просьб и капризов деда? — Не могу сказать, что обожание было… Его просто любили. У
него и в душе, и в поведении не было такого, мол, я — великий человек. Он был
очень скромным. Все знали, что у него есть определенный распорядок жизни.
Допустим, утром он завтракает, потом идет в кабинет и работает. И когда
работает, его нельзя беспокоить. У него были свои привычки. Например, каждое
утро он выпивал два сырых яйца, для них был даже специальный бокал. Очень любил
смотреть на огонь, сидел у камина и получал от этого настоящее удовольствие.
Для нас с сестрой он часто разжигал костер на участке, мы собирали ветки,
шишки, а сам он ходил или сидел возле костра. — А как думаете, смог
бы Горький существовать и творить в наших реалиях, окажись он в сегодняшнем
времени? — Я думаю, он везде мог бы существовать. Он был очень
коммуникабельным человеком, мог ко всему приспособиться в хорошем смысле слова.
У него не было врагов — его все любили и уважали. И я не о семье говорю, а о
тех, кто был связан с ним по литературе, по другим каким-то делам. Возможно,
были какие-то трения, цензура, но нам он никогда об этих вещах не рассказывал. — Есть ли у вас
любимые произведения Горького? — Не могу назвать какое-то определенное, хотя я все читала.
Очень люблю его пьесы, всегда хожу в театр, если ставят что-то по Горькому.
Скажу честно, "Жизнь Клима Самгина" далась мне нелегко. Начала еще в
молодости, долго откладывала, потом все же дочитала с трудом. — Ваша семья сейчас
получает какие-то гонорары от изданий произведений Горького? — Абсолютно ничего. До войны издавались книги, печатались
пьесы, и конечно, что-то выплачивали, во время войны ничего не издавалось, да и
15 лет со дня смерти прошло, так что никаких гонораров мы как наследники не
получали с того времени. Но я стараюсь поддерживать память о деде и чувствую в
этом необходимость именно сейчас, когда Горький начал возвращаться в память
народа таким, каким был в действительности. Советская власть сделала из него
партийного писателя, хотя он ни дня не был в партии и относился к революции
скептически. Слава Богу, после перестроечного перерыва Горького стали больше
изучать в школах, а его драматургия вышла на сцену в постановках молодых
режиссеров. — Вы родились в такой
знаменитой семье, на вашем пути встречалось много знаковых режиссеров,
талантливых людей. Какие люди на вас повлияли? — Моя бабушка, а потом и мама, были очень гостеприимными
людьми. Бабушка была "верным другом всех", ее все очень любили. Наш
дом всегда был полон гостей, среди которых оказывалось очень много интересных
людей. Еще при жизни Горького приходил к нам писатель Ромен Роллан со своей
женой, она была переводчицей, они часто гуляли в Горках, было очень весело, я
хорошо помню эти встречи. Однажды был такой случай, когда из какого-то ателье
прислали нам с сестрой голубые платья, такие легкие, шелковые. А тогда никто
еще не знал, что такое шелк. И вот Роллан как раз был у Горького, а нас с
сестрой, таких нарядных, привели к гостям. До сих пор помню это ощущение шелка.
Горький спросил: "А что это такое?" Мама обьяснила, что это прислали
из ателье для девочек. Он сказал: "Немедленно снять и отправить в детский
дом!" Можете себе представить, какая была трагедия и какие слезы! Вот
такое воспитание, и это правильно — урок на всю жизнь. Еще помню случай, мы
тогда еще совсем маленькие были с сестрой и жили в Сорренто, в Италии. Там
почти в каждой комнате был камин — Горький вообще очень любил камины. А у нас
была детская столовая, где нас кормили. Давали нам постоянно или кашу, или макароны.
И вот эти макароны так мне надоели, что я стала их выбрасывать в камин — нас
воспитывали так, что на тарелке ничего оставлять нельзя. Со временем в камине
завелись мыши, и никто не мог понять, откуда они там взялись. Как-то Горький
открыл дверь и увидел, что я выбрасываю в камин макароны и, так сказать, кормлю
мышей. Он схватил меня за шкирку, и до сих пор помню, как возмущенно сказал
мне: "Дети в России голодают, а ты кормишь мышей. Как тебе не
стыдно!" Хотя через десять минут мы помирились, он снова был любимым
дедушкой, но урок этот я запомнила на всю жизнь. — Несмотря на
"громкую" фамилию, вы жили небогато? — Мы жили очень экономно и скромно. Правда, в Москве мы жили
в особняке, где сейчас находится музей Горького. А дом в Сорренто был не наш
собственный — мы его арендовали. Там до сих пор висит мемориальная доска, на
которой написано на итальянском и на русском языках, что там жил русский
писатель. — А как вы оказались
в Италии? — Ой, у Горького было очень плохое здоровье, и врачи
сказали, что московский климат ему совершенно не подходит. Пришлось снять дом в
Италии, и мы туда переехали всей семьей. Я родилась в Неаполе, потом мы жили в
Сорренто несколько лет с мамой, папой и сестрой Марфой. Потом, когда
окончательно вернулись в СССР, правительство предоставило нам дом в Форосе, в
небольшом поселке, очень симпатичный. Я не знаю, что там сейчас — мы ездили
туда лет десять назад, но нас не пустили. — Когда вы жили все
вместе, Горький был добытчиком в семье? — Нет. Казна была общей. Да и папа работал. Он был близок к
Дзержинскому. Однажды его послали за хлебом для Москвы в Сибирь. В этой
командировке он написал рассказ под названием "Лампочка Ильича". И
отослал его для публикации, подписав своим настоящим именем. Не разобравшись,
"Лампочку" опубликовали как рассказ Максима Горького. А дедушка папе
в шутку говорил, мол, ты такой талантливый, что даже гонорары за меня
получаешь. — А что сталось
сейчас с дачей писателя в Горках? — Кто-то там живет, судя по всему. Однажды я туда приехала,
позвонила, сказала что жила здесь, и хотела узнать, хотя бы висит ли там
мемориальная доска. Охранник сказал: "Я вас пустить не имею права, сейчас
посмотрю, по-моему есть". Минут через десять он вернулся и говорит:
"Да, висит мемориальная доска, что здесь жил и умер Горький". Но кто
там живет, неизвестно. — С какого возраста
помните деда? — Тот случай с камином произошел, когда мне было пять лет,
вот примерно с этого возраста помню. А умер он в 1936 году, мне было тогда
всего девять лет. Но впоследствии никогда в семье не говорилось — имей в виду,
что ты внучка Горького. Конечно, мы знали кто мы, но никогда на этом не делали
акцента. — Какое любимое блюдо
было у всей вашей семьи? — Какого-то определенного не было — что давали, то и ели.
Бабушка сама не готовила, у нас была помощница по хозяйству. Никаких
деликатесов я не помню. На праздники или дни рожденья были и пироги, а в
основном все просто и повседневно. — Вы с сестрой Марфой
учились в одной школе с дочерьми генсеков. Марфа — со Светланой Аллилуевой, а
вы — с дочерью Молотова, тоже Светланой. Что это была за школа? — Кстати, сестра Марфа сейчас живет в Испании, у нее
малюсенькая квартирка. Она не работает, на пенсии. Вот на Новый год должна
приехать ко мне. А школа была 175-я, она тогда считалась одной из лучших в
Москве. Директор школы была очень строгой, в школе была хорошая дисциплина,
хорошие учителя. Кстати, с дочкой Сталина моя сестра очень дружила. Тогда было
принято, что у каждого был охранник. Так охранник дочери Сталина сидел всегда
внизу, в учительской на первом этаже — она не разрешала ему подниматься в
класс. А охранник Молотовой находился в классе. У Светланы были проблемы с
позвоночником, и ее отец привез из Германии, где проходила встреча Молотова и
Риббентропа, специальную парту, чтобы она прямо сидела. Эту парту поставили
впереди, рядом с учительницей. Охранник сидел рядом с ней, на переменке выходил
вместе с ней в коридор. Сын Берии тоже там учился, очень хороший был,
интересный человек (за него вышла замуж сестра Дарьи Пешковой Марфа. — Авт.). — А почему вам не
удалось закончить эту школу? — Я была комсомолкой, причем такой рьяной, очень следила за
дисциплиной. Был у нас один педагог, который плохо ко мне относился. А я за
правду все время боролась в классе. И была преподавательница литературы,
совершенно потрясающая, со всеми ребятами была на "вы" и меня очень
уважала. Когда я была в 10-м классе, она мне сказала: "Я считаю, что вас
не выпустят в этой школе, не дадут сдавать экзамены, провалят. Вот такое к вам
отношение, советую вам перейти в другую школу. Я вам помогу". В итоге она
перевела меня в обычную, районную школу, где я проучилась месяца два—три, сдала
нормально экзамены и получила аттестат. — В каких отношениях
вы были со Светланой Молотовой? — В замечательных. И в школе, и после школы мы дружили — она
очень хорошая. Абсолютно простая в поведении — ее воспитывали в строгости,
спуску не давали. Это было заметно по тому, как она вела себя в школе. Также и
Серго Берия был очень скромным воспитанным мальчиком. Но был в нашей школе и
страшный случай. Учился у нас сын министра авиационной промышленности Володя
Шахурин. И однажды приехали две девочки, дочери дипломата Уманского. Приехали
они в отпуск месяца на два, и их определили в нашу школу. В одну из сестер
влюбился сын Шахурина, но он ей не нравился. Она долго не хотела с ним
встречаться, но однажды он все-таки ее уговорил, это было уже перед их отъездом
обратно. Пошли они в Кремль на прогулку, он спросил, не хочет ли она остаться.
Девочка отказалась, тогда он вытащил пистолет и ее застрелил. А потом и сам
застрелился. — А какой была ваша
бабушка, супруга Горького, Екатерина? — Она была великой женщиной, председателем Красного Креста,
была связана с Польшей, помогала политзаключенным вернуться на Родину. Очень
многим евреям помогла уехать в Палестину. Потом, когда прошли годы, она
заболела, и ей оттуда присылали лекарства — бабушку помнили и очень уважали.
Когда они поженились с Горьким, то очень мало жили вместе, но до самой смерти
были связаны по работе — она очень ему помогала. — Если почитать
воспоминания современников и критиков, то Горького называли альфонсом,
мужчиной, который жил за счет других женщин. Разделяете ли вы это мнение? — Гадостей много пишут. На самом деле у него действительно
был роман с актрисой Художественного театра Марией Федоровной Андреевой, и с
Марией Будберг, которая была его секретарем. Вот три женщины в его жизни были —
моя бабушка, Андреева и Будберг. Но мы на эту тему очень мало говорили —
специально не спрашивали, так что узнали, только когда его уже не было в живых. — Вы помните свою
последнюю встречу с Горьким? — Мы тогда жили в Горках, каждый день приходили к нему,
когда он болел. Много разговаривали, он что-то рассказывал, спрашивал про наши
дела. И вот однажды нам сказали, что сегодня вы туда не пойдете — дедушка
неважно себя чувствует. Потом мы узнали, что его уже нет, приезжало много
народу, врачи. Нам сказали, что нужно пойти и проститься. Мы подошли к его
кровати, попрощались и все. — Правда ли, что Сталин
оказывал вашей маме знаки внимания? — Он вообще хорошо относился к нашей семье. Даже когда не
стало Горького, то приезжал на дачу, но это было просто ради приличия — он был
воспитанным человеком, и мама была воспитанной женщиной. Может быть, это совпадение.
Когда прошли годы, папы не было уже много лет, у мамы были отношения с другим
человеком, он был директором горьковского музея, и его очень быстро арестовали.
Хотя такое время было, что многих арестовывали. Но к нам отношение всегда было
хорошее. Когда началась война, мама с бабушкой остались в Москве, потому что
надо было эвакуировать все мемориальные вещи. Потом все перевезли в Куйбышев, а
нас отправили в Ташкент. — В смерти вашего
отца в 36 лет, а потом и в смерти Горького усматривали много мистицизма, что на
тот свет их отправили не без помощи людей, которым это было выгодно. — Ну, не совсем так. Папа был очень открытым человеком, и
конечно, людям, которые знали его, он мешал. Отец был коммунистом, много ездил
по стране и видел жизнь реальную, а не ту, которая представлялась из Кремля. И
поэтому вскоре понял, что то, во что он верил, несет народу не благо, а
сплошные несчастья. Отец стал отходить от партийной работы, охладевать к
революции, его взяли под контроль. Поди-ка не выпей за Сталина, потом еще
раз... А Горький был очень болен, у него легкие были в ужасном состоянии, и его
смерть была ожидаемым событием — она произошла без посторонних вмешательств. А
вот смерть отца явно была спланирована. Его оставили ночевать на морозе, он
сильно простудился, а антибиотиков тогда не было, и он умер от простой
пневмонии. «Сегодня» Душа обязана лениться
Писатель Андрей Битов о своем восьмитомнике, мифе о Нобелевской премии
и странностях Пен-центра В Петербурге состоялась встреча с писателем Андреем Битовым и
презентация 8-томного собрания его прозы, выпущенного издательством
"АСТ". Половину томов составляет "Империя в четырех
измерениях", начинающаяся с "малой родины" автора
("Аптекарский остров"), продолженная родиной большей - Петербургом
(знаменитый роман "Пушкинский дом"), далее расширенной до пространств
наших провинций. В последний, восьмой том - "Пушкинский том" - вошли
эссе и статьи, посвященные А.С. Пушкину. "Пушкинский дом" -
"Пушкинский том" : всего одну букву изменил, а вся жизнь
прошла", - говорит автор. Корреспондент "РГ" встретилась с
писателем.
- Андрей Георгиевич,
восемь томов вместили в себя всё, что вы написали за полвека? - Никакой полноты в этом восьмитомнике нет, а есть некоторая
законченность. Обычно собрание сочинений выходит, когда человека уже нет, и
тогда произвол зависит от качеств его составителей, исследователей. Порядочный
писатель советского периода не мог иметь собрания сочинений при жизни - это
просто чудо какое-то. Хотя я этого не добивался. Когда случилась гласность, то
решили издать собрание моих сочинений. Но все ограничилось первым томом в
издательстве "Молодая гвардия". Он напоминал собрание сочинений
Сталина (малиновый том с золотом). Но тут произошел путч, и история с изданием
закончилась, гласность перешла на рыночные отношения. По рынку я точно не
проходил, был не в мейнстриме и оказался отодвинут в сторонку. Уже в 21-м веке питерское издательство "Амфора"
предложило мне выпустить собрание сочинений. Я настаивал, чтобы это не было
"собранием сочинений", не было номеров томов (это как-то
по-школьному), а шло как обозначено: если "Империя в четырех
измерениях", значит, все "измерения" по порядку, потом следует
"Пятое измерение", о русской литературе как дополнение, далее -
"Нулевой том", составленный из ранних, первых произведений. В
предисловии "О нуле" говорится о том, что читатель волен поставить
том либо вперед, либо в конец, чтобы посмотреть, с чего все начиналось. Потом присоединились более поздние тома: роман-эхо
"Преподаватель симметрии" (седьмой) и, наконец, восьмой, -
"Пушкинский том", над которым я работал еще и в этом году. От первого
варианта "Пушкинского дома", который объявлен моим брендом и этим мне
надоел, прошло полвека. На "Пушкинском томе", единственном, обозначен
номер - восемь, но я уложил его, как знак бесконечности, потому что Пушкин
бесконечен. За бортом остались два "магистральных" тома
"Неизбежность ненаписанного", средств на издание уже не хватило.
Доживу до 80 лет - сделаю двухтомник. Если сначала выходу собрания моей прозы (мне больше нравится
слово "коллекция") помешал путч, то потом - кризис. Я впервые могу
похвалить наших чиновников. Когда я пришел в комитет по печати с отданными мне
"Амфорой" версткой и набором, там нашелся человек, который меня
читал, бывший издатель, он распорядился, и за дело взялось издательство
"Астрель". Я очень удовлетворен этим изданием: по бумаге, полиграфии,
повезло и с отличными молодыми редактором и дизайнером, которые всё понимали и
исполняли. Обычно, когда писатель помрет, его сочинения собирают по хронологическому
либо по жанровому принципу. Тут же нет хронологии, нет единого жанра, каждый
том - самостоятельная книга, их можно приобретать и оптом, и в розницу, как
хотите. Единственное, о чем я всегда мечтал - "Империю…" надо читать
целиком, все 4 тома, это единое целое. У меня есть уже почтенный читатель,
равный мне по возрасту и даже младше, тоже почтенный по возрасту. Никто ведь не читает, честно говоря, собрание сочинений
полностью, даже таких гениев как Достоевский, Толстой и Пушкин. Собрание сочинений,
как бы удачно ни было издано, одновременно и могила, а не живые книги, вот
этого я и боюсь. Это пыленакопители на полке. А отдельную книгу можно читать,
рассматривать, нюхать, пощупать, класть под подушку или на тумбочку. Первое измерение - "Аптекарский остров", это моя
малая родина. Там я родился, жил, пока не эмигрировал на некоторое время в
Москву, а теперь живу на два города, езжу туда-сюда. Это, может, мой самый
талантливый том, потому что он первый. А вторые полтора измерения оказались
наиболее успешными, брендовыми, они сильно прозвучали в свое время -
"Пушкинский дом" и "Уроки Армении". Третье и четвертое
измерения уже катились под гору по наезженному мною по нашей империи жанру
путешествий, все ближе и ближе к самому себе. Я как-то прикинул, сколько лет у меня потрачено на каждую из
книг, по хронологии (начал-закончил, "дырок" в это время не считал).
Получилось, что я прожил приблизительно 200 лет, то есть втрое больше, чем
живу. А на самом деле они все писались друг в друге. Это не матрешка, они
каждый раз захлестывают друг друга с некоторым опережением и получаются
связанными (не всегда одним героем), как цепь. - Сейчас писать
труднее? - Труднее. Время суетное. Хотя это должны делать уже молодые
люди, а не такие, как я. Я свое время ограничил путчем. "Империя…" и
"Оглашенные" заканчиваются путчем. Сцена у Белого дома - это конец
эпохи. Верьте или не верьте, но знаете, что мне подсказало построить таким
образом "Империю в четырех измерениях"? Случай. Я знал, что Марсель
Пруст написал эпопею "В поисках утраченного времени". А когда я
поставил на полку четыре своих тома, изданных на английском языке, в той
последовательности, как они выходили, то удивился чутью издателей, которые
понятия не имели о нашей прихотливой советской жизни. По сути, "Империя в
четырех измерениях" копирует мои первые четыре книги в английском
переводе. Я не писал свои книги более полувека. Я иногда совсем не
писал по нескольку лет. А как я вообще пишу? Внезапно, очень быстро,
практически набело. Значит, на работу над рукописью у меня тоже не уходило
время. А если учесть ускорение времени в процессе письма, тогда все еще больше
сожмется. Лень - основа для того, чтобы не сделать, не написать лишнего. А еще
у писателя должна быть возможность работать, чтобы ему никто не мешал.
Попробуйте найти ее. Значит, надо куда-то удрать, чтобы целиком сосредоточиться
на этом мгновенном письме. Как схима, пост. Могу ручаться, что без вдохновения
у меня не написано ничего. Все было написано с этим устаревшим способом.
Профессионалом я никогда не был и вообще не люблю этого слова: при Сталине оно
соответствовало проституции и журналистике (и то на Западе), при гласности
расширилось на киллеров, финансистов, политиков. В русской классике никогда
профессионализма не было: лишь образцы, но никакой промышленности. "Пятое измерение" тоже началось внезапно. Я не
думал, что напишу такую толстую книгу о литературе. Первое эссе, которое в него
входит, называется "Молчание слова". В 1971 году я почувствовал, как
слово молчит, ждет, чтобы его написали, и ты не имеешь права впустую его
произносить. А последнее, что я написал в этой книге - постскриптум к эссе о
Ломоносове "Гениальный школяр" - "Муза прозы". От 1971-го
до 2014 года, опять от "Пушкинского дома" до "Пушкинского
тома". Писать "фикшн" я уже устал, а может, исчерпался. Я
не считаю исчерпанность таким уж недостатком, я же не машина… В прошлом году я
сказал себе, что больше ничего не пишу. И выпустил публицистическую книгу
"Всё наизусть" - к столетию 1913 года, успешного и рокового для царской
России - из текстов, впервые опубликованных и написанных в одном лишь 2013
году. "Нулевой том" кончается послесловием "Физ-ра
и лит-ра". Спорт - это соревнование. В лит-ре стремление не упасть в
тексте ниже того, что ты можешь, по отношению к тому, что ты хочешь, это
соревнование с самим собой. Вот когда можно сказать: сколько тебе было
отпущено, столько ты и сделал. Не больше и не меньше. Приблизительно в таком
состоянии я сейчас нахожусь. Я недавно лежал в больнице, у меня не нашлось чистой бумаги,
я взял верстку книги "Всё наизусть" и полностью исписал ее с обратной
стороны. Похоже, книга-2014 у меня уже есть, но ее еще предстоит проявить. То
есть сесть за компьютер. - Что сегодня
занимает вас? - Я наблюдаю сейчас за своим правнуком. Как же это интересно!
Собственных детей в этом возрасте я пропустил. Надо еще успеть распорядиться
нажитым. А разве может ленивый русский человек дойти до нотариуса? Как только
посмотришь на чиновника, так и умрешь раньше, чем тебе положено. - Вы часто говорите
про свою лень, но тем не менее написали восемь томов… - Лень - полезная вещь. Она позволяет тебе не пропустить то
время, когда не надо ничего делать, позволяет быть несуетным, переплавить всё в
то качество, которого ты хочешь достичь. Меня часто спрашивают: "Как вы работаете?" Как
угодно - на табуретке, на коленке… Письменный стол - это ужас, забитые ящики,
не знаешь, что там лежит… У меня в "Пятом измерении" есть удачная
формула: "писатель - наиболее безотходное производство, горстка пепла в
костре тщеславия". - "Пушкинский том" замечательно оформлен -
рисунками Пушкина и Габриадзе. - Резо сказал: "Такая честь для меня!" Мы с
Габриадзе давно сотрудничаем, с 1965 года, когда учились на Высших сценарных
курсах при Госкино. Помню, как он нарисовал все эпизоды сценарного диплома на
одном полотне, получилась фантасмагория, потом по этой картине написал
сценарий, по которому уже сняли фильм. Он суперталантливый человек. Он всегда
восхищался графическими работами Пушкина. У нас к 200-летию поэта был готов
макет тома мифологических опытов: его картинки, мой текст. Но замедленное
мышление издателей не позволило осуществить задуманное. Им даешь идею, а они не
сразу врубаются, что вкладывать - это перспективно. - Вы никогда не
писали книги для серии "ЖЗЛ". Почему? - Серия положительная, надо рассказывать про замечательных
людей, но этот жанр не по мне. Писать поучительно, назидательно,
регламентированно мне неинтересно. Я бы в жизни не написал про кого-то:
родился, жил, умер, я и про себя так не могу написать. - Кто-нибудь из ваших
учеников прославился? - Думаю, что нет. У меня было их достаточно, в буквальном
смысле - я преподавал в Литинституте и в "Зеленой лампе". Некоторые
сделали скромную литературную карьеру. Много обещали Петр Паламарчук и Петр
Кожевников, преждевременно скончавшиеся, не дождавшись достойного признания.
Вообще чувство собственного достоинства сейчас стало
"непрофессиональным". Черный ПИАР - квадрат, темная материя,
поглощающая свет. Жив Максим Гуреев, слежу за ним и желаю хотя бы ему пробить
эту тьму, а не потратить полвека как мне в скоростном заплыве по ртутной реке. В свое время мы рассчитывали на журнал "Соло",
хотели дать дорогу талантливым молодым людям для первого выступления. У многих
вышел блестящий маленький сборник, а потом они либо умирали, либо спивались. Я
их называл "дети Добычина". Леонид Добычин - замечательный
петербургский прозаик двадцатых годов XX века, тоже с короткой судьбой. Молодые
ищут "невостребованный стиль". Это мой термин - "поиски невостребованного
стиля", чтобы ни на кого не быть похожими и в то же время на что-то
опираться. Для моего поколения таким человеком с новым стилем был Виктор
Голявкин. Все ленинградские репутации, кстати, глухие. Москва всегда
душила Питер. - Захар Прилепин
как-то выступил в печати с заявлением, что из российских писателей Нобелевской
премии заслуживают Битов, Распутин, Лимонов. И что если бы мы выбили премию для
Битова, нас переводили бы больше… А вы как считаете? - За Распутина хлопотали власти. Его роман "Живи и
помни" - превосходная вещь. Лимонов - заслуживает. Я бы на первое место
Искандера поставил, в последнее время три раза от ПЕН-клуба его выдвигал, ему
85 лет, он написал, по-моему, самую лучшую книгу об империи - "Сандро из
Чегема". Человек благородный, нерусский, у него великолепный русский
язык и чувство истории, так что он подходит со всех сторон. - Нас действительно
больше бы переводили? - Этого я не знаю. Я никогда ничего не добивался. Не
отказывался от того, что само ко мне приходило. Между прочим, надо быть готовым
к тому, чтобы принять это. Я не знаю, почему меня стали переводить. Может,
потому что напечатал "Пушкинский дом" на Западе. Хотя Запад такой же
коварный, как и Россия: там готовы ободрать любого как липку, тем более
советского, который ничего не понимает в бизнесе, идеалистически смотрит из
закрытой страны на свободу. Получилось так, что мне помогла перестройка,
надежды запада на Горбачева. У меня был все-таки свой путь, тайная свобода,
несоветская биография. Мне всегда была ближе анархия, чем любая партийность. Мне повезло: я каким-то образом сразу выскочил на
поверхность. Правда, не с основными своими вещами, брали более раннее, менее
выразительное, это меня бесило. Приходилось ползком ползти по советской печати. Прилепин преувеличивает значение Нобелевской премии. Ее, как
и любую другую премию, дают либо не тому, либо не за то. Вне геополитики
независимому писателю бывает невозможно вписаться в ее параметры, не только
советскому, но и Набокову, но и западному, будь то Грэм Грин или Курт Воннегут. Думаю, что миф этой премии обеспечен созвучием фамилии
изобретателя динамита с понятием благородства (Nobel=noble). - Вы возглавляете
совет Новой Пушкинской премии с 2005 года. Все труднее найти достойных награды
писателей, поэтов? - Труднее. Премия нацелена на то, чтобы найти талантливых
малоизвестных, а не поддержать тех, кто уже выбился на какой-то уровень, в
тусовку. Сейчас время тусовок, локальных образований, где выращивается
репутация того или другого. От меня, например, отделались, записав в "классики". Думаете, кто-то рекламирует меня, говорит о том, что я еще
что-то пишу? Глухо… Я слишком давно загораживаю дорогу, я уже был. Это
нормальный ход вещей. - По вашим
произведениям даже диссертации защищают… - Мария Андриянова очень удачно, на мой взгляд, защитила
диссертацию по мне и книгу издала: "Авторские стратегии в романной прозе
Андрея Битова". Романов я практически не написал. Это, действительно,
романная проза, она нашла хороший термин. - Время от времени вы
подписываете письма, обращения к властям: то за свободу слова в Китае, то в
поддержку директора Российского института культурологии, то за свободу молодому
башкирскому поэту. Что сегодня волнует вас? - Вы назвали те вещи, которые я не помню. Исполком решает,
кого поддержать, и ПЕН-центр подписывает… Меня никак не могут переизбрать с поста президента Русского
ПЕН-центра. Мне это уже давно не по силам. По сути дела, я не соответствую этой
должности, я вообще не общественный деятель. В декабре, надеюсь, что-то
произойдет. Как найти человека ответственного и не лично заинтересованного в
этом положении? Я готовил себе на смену Александра Ткаченко, но он умер. Мое
единственное достоинство - мне это не было нужно, ничего мне не добавило. И
удавалось хранить одновременно нейтралитет и активность. Согласно хартии
международного ПЕН-клуба, нельзя влезать в политические, межконфессиональные
игры, а надо интересоваться судьбой отдельного человека, который пострадал за
то, что высказал собственное мнение, за что его и преследуют. - В СМИ появилась
информация о ваших разногласиях с Людмилой Улицкой. Поговаривают, что
ПЕН-центру в России осталось существовать недолго. - Это все ерунда. Да, была заварушка… Думал, что Улицкая
поможет нам в качестве вице-президента, а она нарушила нормы Устава ПЕН-центра
по приему членов в клуб, организовала сайт, на котором вывешивала заявления по
собственному усмотрению, и все помимо Исполкома. Мне это не понравилось,
пришлось на старости лет выступать за сохранение нашей организации, письма
писать. У меня всё открыто, я подписываю свои письма сам. А
"коллектив" меня всегда не устраивал. Еще Белла Ахмадулина, которая
все делала только от своего имени, учила меня этому. Это норма. Ни я, ни Улицкая по Уставу вообще не имеем права рекомендовать
кого-то из литераторов в члены клуба, решение принимается на заседании
Исполкома тайным голосованием. Я написал на себя такую автопародию: Мне подстава не
впервой, я не свой, хоть волком
вой, Ты не мучай куклу
Вуду, я уже другим не буду. Я всегда был "не свой". Странно быть
"общественником" с такой установкой. Еще нелепее начать понимать это
после 75 лет. Напоследок - Что бы вам еще
хотелось написать? - Книгу "ФИО", где будут три раздела:
"Фамилия", "Имя", "Отчество". Мне позвонила из
Ханты-Мансийска Лида Ахметовна Битова и сказала: "Вы наш". Отец не
знал происхождения нашей фамилии. Я был в черкесском селе, где Битовых - пруд
пруди. Я уродился не в мать, не в отца, во мне выскочило черкесское даже во
внешности, хотя я черкес лишь в пятом поколении. У нас абсолютно русская семья,
но с немецкой примесью, традиционная петербургская, в нескольких поколениях,
где было много врачей. Русские Битовы тянутся с севера. Мой дед приехал в Питер
из Череповца. Мне понравилось то, что я ношу черкесскую фамилию. Это многое
объясняло в моей биографии. Когда я впервые увидел горы, это было… как первая
любовь. Моя душа рвалась на Кавказ, все мне было там близко - и нравы, и еда, я
много написал о Кавказе. - Вашу дочь зовут
Анной Андреевной. В честь Ахматовой? - Нет, это получилось случайно. Бродский виноват. Я хотел
назвать ее Александрой, Сашей, в честь бабушки. Она уже родилась, когда я
встретил Бродского на Невском, и он отговорил: "Александра - это
по-гречески "мужественная"! Есть же хорошие русские имена - Татьяна,
Анна". Подавил меня своим апломбом. Дочь сама вытащила из шапки
"Анну", когда уже могла хватать рукой бумажки. Цитата Как стать "живым классиком"? Никогда не ставить перед собой
столь нелепой цели. Постоянно не понимать, что такое жизнь. Светлана Мазурова,
"Российская газета" ++++++++++++++++++++++++++++++++++ Реально полезные деловые конференции издательского дома «Имидж-Медиа»
http://conference.image-media.ru/pr2015/ Деловые журналы для профессионалов: www.image-media.ru
|
| В избранное | ||
