| ← Июль 2013 → | ||||||
|
1
|
2
|
4
|
5
|
6
|
7
|
|
|---|---|---|---|---|---|---|
|
8
|
10
|
11
|
12
|
13
|
14
|
|
|
15
|
16
|
17
|
18
|
19
|
20
|
21
|
|
22
|
23
|
24
|
25
|
26
|
27
|
28
|
|
30
|
31
|
|||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://www.novostiliteratury.ru
Открыта:
20-05-2013
Статистика
0 за неделю
Новости литературы
|
Приветствуем Вас, уважаемый читатель!
Основные события недели с 1 июля по 7 июля 2013 года: Что нового В блоге «Записки читателя»: «Читаем с ребенком. История первая (с комментариями
человека-школьника)»: «-...мы изловим человека-школьника 14 лет, едва только он
оторвется от компьютера, и попросим прослушать 5 первых абзацев из книг…» Читайте больше интересных мнений и историй: http://novostiliteratury.ru/category/blog-proekta/ *** В рубрике
«Путеводитель по писателям» - Тайна госпожи Ласилла: 6 финских писателей для
юных и взрослых «…Эти книги хорошо читать всей семьей. Те, что считаются
"взрослыми", очень нравятся детям, и наоборот, взрослым по душе те,
что значатся "книгами для детей"» Читать полностью: http://novostiliteratury.ru/2013/07/tajna-gospozhi-lasilla-6-finskix-pisatelej-dlya-yunyx-i-vzroslyx/
Читайте больше о писателях и их творчестве: http://novostiliteratury.ru/category/putevoditel-po-pisatelyam/ *** На экраны выходит фильм-биография Пауло Коэльо
Родители Коэльо видели сына инженером – но вышло так, что
ему пришлось пережить электрошок в психиатрической клинике, куда мать с отцом
поместили сына-подростка… http://novostiliteratury.ru/2013/07/na-ekrany-vyxodit-film-biografiya-paulo-koelo/
В радиоэфире прозвучит
голос Маяковского, оцифрованный «Мелодией»
На «Фирме Мелодия» отреставрированы записи стихов Владимира
Маяковского в авторском исполнении. Это такие стихи, как «Послушайте!»,
«Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»,
«Военно-морская любовь», «А вы могли бы?», «Гимн судье». Они были записаны в
1920-х г.г. Спикер Нарышкин обещает
скорую разработку антипиратского закона для писателей
…в ближайшее время российская Государственная дума приступит к
подробному обсуждению того, как можно защитить авторов законодательно. Нарышкин
видит эту задачу в качестве одной из основных, которые парламент должен решить
к осени. Эти и другие новости можно прочитать в разделе http://novostiliteratury.ru/category/novosti/ Обзор
книжных новинок и рецензии Бестселлеры-2013:
Эва Хансен «Цвет боли – черный»
В прессе говорят, что Хансен снова доказала – брэнд
«шведский детектив» является остросюжетной константой и не теряет первых
позиций. Новинка озаглавлена «Цвет боли – черный» и здесь в этот мрачный, но в
то же время эротичный цвет окрашиваются одновременно и любовь, и преступление,
создавая тёмную и одновременно притягательную композицию… http://novostiliteratury.ru/2013/07/bestsellery-2013-eva-xansen-cvet-boli-chernyj/
Чайна Мьевиль «Город и город» — не верь глазам своим!
В этот раз Чайна Мьевиль разбавил свое повествование
элементами «нуара» в лучших традициях Рэймонда Чандлера и Дэшила Хэммета — в
«Городе и городе» сыщик из отдела особо тяжких преступлений расследует убийство
неизвестной. Детектив Тьядор Борлу работает на муниципальные власти города
Бещель, а по соседству стоит еще один мегаполис — Уль-Кома. Здесь-то и начинается
фантастика... http://novostiliteratury.ru/2013/07/chajna-mevil-gorod-i-gorod-ne-ver-glazam-svoim/
От колибри к воробью:
Екатерина Вильмонт представляет новый роман По сюжету интересная дама «бальзаковского возраста» по имени
Евгения Истомина уезжает из Калифорнии, чтобы с Москве начать всё с чистого
листа. Евгения растратила свою молодость на карьеру, и даже не свою, а своего
брата. В ответ, как это случается, героиня познакомилась с предательством и
осталась одна – без семьи, без профессиональной реализации, без ничего… Но она
не унывает, и возможно, именно поэтому в её жизни начинаются интересные
перемены. А приносит их кот… ЧИТАЙТЕ БОЛЬШЕ АНОНСОВ НОВЫХ
КНИГ НА САЙТЕ: http://novostiliteratury.ru/category/anonsy-knig/ СЛЕДИТЕ ЗА ОБНОВЛЕНИЯМИ
РАЗДЕЛА С ОТРЫВКАМИ ИЗ НОВЫХ КНИГ: http://novostiliteratury.ru/category/excerpts/
Что читать детям?
Знаменитый чешский Кротик – в новых книжках для самых маленьких
Не одно
поколение наших соотечественников выросло на замечательных мультиках, сделанных
чешским художником по имени Зденек Милер на Пражской студии короткометражных
фильмов в середине 1950-х. Современные малыши тоже с удовольствием смотрят их
на мультипликационных каналах и в Сети. Но познакомиться с любимым героем в
книжке и начать вместе с ним узнавать буквы – совершенно особая радость! http://novostiliteratury.ru/2013/07/znamenity-cheshskij-krotik-v-novyx-knizhkax-dlya-samyx-malenkix/
5 книг в дни летних
каникул
Мы приготовили несколько книг, которые как раз подходят для
тех, кто хочет успеть стать счастливым этим летом. А если вы, школьник, застали
своих родителей за кражей одной из них с вашей полки — проявите благородство и
душевную широту. Сделайте вид, что как раз хотели попросить, чтобы вам
почитали. Или читайте родителям — скажете, что это такое задание на лето. А еще
лучше — скажите, это традиция такая: семейное чтение. Главное — правильная
конспирация... http://novostiliteratury.ru/2013/07/5-knig-v-dni-letnix-kanikul/ Лучшие книги для
детей: Майкл Бонд «Медвежонок Паддингтон» Сегодня мы поговорим о книжке, которая любима детьми по обе
стороны Атлантики, да и вообще везде, где её успели перевести. А перевели много
где – на сегодняшний день насчитывается тридцать один язык, на котором были
изданы приключения медвежонка по имени Паддингтон, которого придумал англичанин
Майкл Бонд. http://novostiliteratury.ru/2013/07/luchshie-knigi-dlya-detej-majkl-bond-medvezhonok-paddington/ Эти и другие материалы
из серии «Лучшие детские книги» читайте на сайте:
http://novostiliteratury.ru/category/knigi-dlya-detej/
Литературный календарь «С виду-то размышлять
учатся все, но не всегда это проверишь» 2 июля родился Герман Гессе
В 1946-м году Герман Гессе становится лауреатом Нобелевской премии,
которую получает с формулировкой «За вдохновенное творчество, в котором
проявляются классические идеалы гуманизма, а также за блестящий стиль». «Самое лучшее оружие
у вас между ушей под скальпом. Разумеется если оно заряжено» 7 июля родился
Роберт Хайнлайн
Отметим, что русскоязычные читатели познакомились с
творчеством Роберта Хайнлайна ещё в 1944-м году, когда в журнале «Техника –
молодежи» был опубликован «Дом четырёх измерений» (подписанный Р. Хейнлейн).
Хайнлайну принадлежит идея «мира как мифа» и в его честь назван один из
марсианских кратеров... http://novostiliteratury.ru/2013/07/samoe-luchshee-oruzhie-u-vas-mezhdu-ushej-pod-skalpom-razumeetsya-esli-ono-zaryazheno-7-iyulya-rodilsya-robert-xajnlajn/ «Пусть я
и опоздал, но ведь я уже тут» 3 июля родился Франц Кафка
…Кафка, который пол-жизни проработал чиновником страхового
ведомства и, по его собственному признанию, ненавидел начальника, коллег и
клиентов, современному человеку как брат родной... Букридеры Ritmix
RBK-750 – зачем ему кнопочки?
Многие не понимают, зачем на этом устройстве ряд клавиш?
Как их использовать и чем отличается эта электронная книга – в подробном
обзоре, составленном распространителями ридера… http://novostiliteratury.ru/2013/07/ritmix-rbk-750-zachem-emu-knopochki/ Букридер Qumo Fresh
— проверка на прочность Обычно, когда говорят «краш-тест», подразумевают
автомобиль. Однако гаджеты ничуть не реже, а по правде — гораздо чаще попадают
в жесткие испытания ударами и падениями. Как узнать, будет ли ваш букридер и
дальше служить вам верой и правдой после того, как ему доведется испытать
что-то из этого на себе? http://novostiliteratury.ru/2013/07/bukrider-qumo-fresh-proverka-na-prochnost/ * * * И еще многое другое о мире
литературы на нашем портале. Следите за обновлениями на http://novostiliteratury.ru/! Бонус
подписчику! 10 нон-фикшн лета: лучшая
публицистика на Озоне Самые интересные книги — это не всегда детективы и
психологические романы. Иногда публицистика захватывает больше любовной истории
и может быть интереснее фантастики. Сегодня мы предлагаем лучшие
публицистические нон-фикшн книги, которые больше всего востребованы на книжном
ритейлере Озон.ру. Александр Проханов
«Четыре цвета Путина» Писатель и публицист Александр Проханов, являющийся также
главредом газеты «Завтра», всегда пристально интересовался отечественной
политической жизнью и не скрывает, что с первых дней президентства Владимира
Путина внимательно следил за его работой и особенностями методов главы
государства. Сперва Проханов возлагал на В.Путина большие надежды, а затем во
многом разочаровался. В книге «Четыре цвета Путина» писатель подробно анализирует
свои наблюдения. Его вывод таков: Владимиру Путину стать настоящим лидером
Российской Федерации не удалось. Проханов предлагает и развернутые аргументы в
пользу своих убеждений, а также рассказывает, почему, как он считает, у Путина
не получились преобразования, которых от него так ждали (в том числе и сам
автор книги). Сергей Капица
«Парадоксы роста. Законы развития человечества» Уникальный, без преувеличения – культовый ученый Сергей
Капица покинул этот мир относительно недавно. Он успел сделать для
популяризации науки больше, чем десятки и сотни других специалистов. А ещё он
создал теорию, которая помогает понять те глобальные проблемы, которые во весь
рост встали перед населением Земли к началу XXI в. По мнению нобелевского лауреата Жореса Алферова, Капица
абсолютно прав и совершенно убедителен. А ещё он, как все мы привыкли со времен
замечательной передачи «Очевидное невероятное», излагает свои идеи доступно и
понятно. Основная из них, изложенная в выпущенной издательством
«Альпина нон-фикшн» книге «Парадоксы роста. Законы развития человечества», -
соревнование за ресурсы больше не может быть нашей основной целью. Сегодня Земля переживает демографическую революцию благодаря
достижениям медицины и промышленности. Смертность снижается, а рождаемость и
выживаемость растёт. Что это значит для нашего мира? Сколько людей на Земле и
каково их будущее? Александр Васильев
«Судьбы моды» Александра Васильева любят за
тонкий юмор и оригинальную образность речи, а главное – за тонкое понимание
процессов, которые происходят в мировой моде. Мало кто так умеет дать оценку
происходящему в мире моды и объяснять, что эти процессы отражают в глобальном
смысле, как Александр Васильев. Что же касается русской моды, считает автор,
она вообще уникальна. Уникальность эта идет еще со времен
Московского царства, которое создало совершенно особенное мировоззрение в моде
в силу своего географического положения и отделенности от Европы, считает
Васильев. Отталкиваясь от этого постулата,
искусствовед и историк моды Александр Васильев рассуждает о странах и людях, об
искусстве в разных эпохах и разных местах, и, конечно, о судьбах моды. Современные
россияне соседствуют на страницах этой книги с украшениями древних греков, но
всё настолько органично и логично, что читается, как остросюжетный роман.
Уинстон Черчилль говорил, что «империи будущего будут
империями разума». И хотя жизнь порой убеждает нас в обратном, этот постулат
отчасти подтверждает в своей книге ученый Митио Каку. Его книга, которую во всем
мире с удовольствием читают не только взрослые, но и дети, приглашает нас
посмотреть, каков, по мнению автора-физика, будет наш мир в 2100-м году? Опираясь на то, что доступно нам уже сегодня, в своем
футуристическом бестселлере «Физика будущего» Митио Каку рассказывает о
компьютерах, которые будут управляться импульсом мысли (а могли ли мы
представить себе тридцать лет назад сенсорный дисплей?) и о бытовом телекинезе,
доступном решительно всем. В «Физике будущего» читателей ждут мировой
информационное поле, искусственно выращенные органы, невероятное долголетие и
омоложение, антигравитационные автомобили и многое другое. И самое главное –
всё это описывается строго доказательно и весьма научно! А ещё – очень
интересно (иначе дети точно не стали бы читать). Терри
Иглтон носит титул одного из крупнейших философов современности. В этот раз
предметом его интереса стал Карл Маркс и его теории – в результате чего Иглтон
делает ошеломительный, по нынешним понятиям, вывод: Карл Маркс был прав! Терри
Иглтон буквально препарирует современную экономику на предмет примеров,
развенчивает как традиционные капиталистические, так и социалистические мифы и,
оставляя лишь факты, вновь сопоставляет их с учением Маркса. Иглтон снова делает
вывод: Маркс был прав! И это потому,
считает философ-публицист, что он создал цельную научную доктрину,
проанализировав, с одной стороны, все существовавшие экономические теории, а с
другой – фактическое положение дел. Сейчас,
когда мы имеем дело с глобальными рынками, вопросы, которые Маркс исследовал
больше века назад, актуальны не меньше, чем тогда, и автор книги приглашает нас
к диалогу. Тим Ву «Главный рубильник. Расцвет
и гибель информационных империй от радио до интернета» Тим Ву
посвятил свою книгу самому, пожалуй, животрепещущему и волнующему жителей
современных городов вопросу: будущему Интернета. Но не только о Сети пишет Ву,
а о судьбе информации в целом. Ведь глупо было бы утверждать, что подход к её
хранению и распространению не изменился к настоящему моменту самым радикальным
образом. Тим Ву
начинает с истоков, анализируя, как влияли на скорость и качество
распространения информации сперва телефон, потом радио, кинематограф и,
наконец, телевизор. На примере развития индустрии автор показывает, как хобби
превращалось в бизнес (вспомним «Человека с бульвара Капуцинов»), а открытая и
гибкая схема работы уступала место более закрытой и жесткой. Отсюда
вопрос: станет ли интернет из свободного и хаотичного регулируемым
централизованно и подцензурным? Перейдет ли Паутина в разряд «традиционных
СМИ»? Какова роль коммерции в данном случае? И, наконец, кто же владеет
«рубильником»? Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер,
Карлсон Харгроуз, Майкл Смит «Фактор 5. Формула устойчивого роста» Написанный
авторским коллективом «Фактор 5» не мог не стать бестселлером просто потому,
что до этого в лидеры продаж и невероятно востребованные издания уже угодил
«Фактор 4» – предыдущая работа Харгроуза, Смита и фон Вайцзеккера. Однако – и
это важно! – «Фактор 4» вышел 17 лет тому назад. С тех пор многое из того, что
касается «устойчивого развития», отношения к ресурсам и окружающей среде,
сохранения биологического разнообразия просто обязано было измениться. Но вот
изменилось ли? Именно
ответу на этот вопрос и посвящен «Фактор 5». Можем ли мы избежать глобальной
экологической катастрофы с учетом недавних событий в Мексиканском заливе и
освоения арктического шельфа? Куда приведут выбросы парниковых газов, которых
не становится меньше? Как решить нарастающую проблему с питьевой водой? Основная
идея книги «Фактор 5. Формула устойчивого роста» такова: при существующей
ситуации, чтобы обеспечить все потребности, таких планет, как Земля, нужно
пять. Какие есть пути решения вопроса? Их два. Первый: сохранить высокий
уровень жизни на ограниченных территориях (например, в США и Европе), а всему
остальному миру согласиться жить так, как останется после этого возможным.
Второй способ – воплотить технологии, инфраструктуры и, что важнее всего,
привычки нового типа, которые могли бы в пять раз снизить энергопотребление и
расход прочих ресурсов. А что это
за технологии и привычки – рассказывает данная книга. Владимир Мединский
«Скелеты из шкафа русской истории» Писатель
Владимир Мединский предлагает интересную метафору: в истории России, говорит
он, «скелеты» бывают спрятаны и в книжном «шкафу». Не откладывая в долгий ящик,
Мединский переходит от метафоры к примерам – а примеры эти долго и со вкусом
собирались буквально по сусекам. Фактически это – мифы о России, в которых,
если копнуть, можно обнаружить много интересного. Мединский
и копает – легко и с удовольствием, очаровывая читателей настолько, что его
книга, признанная изданием «КоммерсантЪ» популярнейшим историческим чтением,
написанным в России сегодня и отмеченная The New
York Times, снова
переиздается и вновь попадает в список бестселлеров. При этом автор ничего не
утверждает авторитарно – он приглашает и к диалогу, и к спору! Александр Хинштейн
«Сказка о потерянном времени. Почему Брежнев не смог стать Путиным» Сегодняшняя
российская оппозиция любит сравнивать нынешнее время с эпохой правления Леонида
Ильича Брежнева, с т.н. «эпохой застоя». Несмотря на то, пишет Александр
Хинштейн, что эти сравнения в большинстве случаев надуманны и не корректны, в
«путинском» и «брежневском» времени действительно есть много общего, хотя оно и
не бросается в глаза. По
Хинштейну, 1960-е – 1970-е г.г. были золотым временем СССР, а Брежнев имел
реальные шансы войти в историю как самый уважаемый и любимый из советских
правителей. Как мы знаем, этого не случилось. Почему? – спрашивает
исследователь и ищет ответ на этот вопрос. В этих
поисках писатель опирается на недавно появившийся в поле зрения историков
личный дневник Леонида Брежнева и другие документы из ранее закрытых
источников. Юй Хуа «Десять слов
про Китай» В современном Китае Юй Хуа – один из самых любимых, самых
популярных у читателей авторов. Юй Хуа невероятно талантлив и очень прозорлив. Книга под названием «Десять слов про Китай» приглашает
познакомиться с КНР изнутри и узнать из первых рук подробности превращения
Поднебесной в современную индустриальную страну, которая к тому же имеет
совершенно особенный климат с т.з. искусства, общения и образа жизни. Например, подделки мировых брэндов в космических масштабах и
пресловутый «китайский ширпотреб» – как это уживается с совершенно искренней
верой в социалистические идеалы и конфуцианством? А ведь уживается! Как можно
открыто высмеивать свою страну и в то же время гордиться ею? Иностранец может
увидеть и не понять. Но Юй Хуа – не иностранец, он знает, понимаете и щедро
делится с читателями. «Десять слов про Китай» – совершенно особенная книга. Помимо
того, что она действительно несет много неожиданной и важной информации, она
невероятно занимательна и очень увлекает. Литература в Сети. Лучшее за неделю: Дмитрий
Быков «Тысяча
вторая ночь» Фэнтези — жанр презираемый, но как бы и
культовый; обливаемый презрением, но чтимый и читаемый. Признаваться в
неприятии фэнтези модно, но не менее модно читать Толкина, Ле Гуин и сагу о
Гарри Поттере, которая по всем критериям принадлежит к жанру универсальной,
покоряющей все возрасты литературной сказки. Можно и нужно демонстративно игнорировать
женский детектив, который, как морская свинка, и не женский, и не детектив, в
сущности. Можно ненавидеть космическую оперу, боевую
фантастику с её межпланетными спецназами, легко и приятно критиковать книги,
написанные в ЖЖ-жанре, то есть необязательные заметки никому не интересного
человека на полях своей блистательной жизни. Но ругая фэнтези, всё-таки ощущаешь
смутную неловкость, словно издеваешься над недалёким и неудачливым сыном
благородного отца. Всё-таки иногда, в повороте головы, в жесте, в подборе слов,
чувствуется прекрасная кровь, несколько поколений достойных предков; а что он
сейчас превратился в это самое — так вы посмотрите, во что превратилось всё
остальное. Много ли осталось от семейной саги —
скажем, от традиции «Форсайтов», — коль скоро эталонной русской сагой считается
«Чёрный ворон» Дмитрия Вересова? Во что превратилась интеллектуальная
фантастика вроде Лема? Беру сейчас именно российскую и восточноевропейскую
литературу; в Штатах усилиями Эдгара Уоллеса или Питера Уоттса жанр
благополучно развивался. Сейчас, попадая на русскую почву в период
исключительно быстрого вырождения всего и вся, почти любой жанр деградирует с
третьей космической скоростью. Производственный роман превратился в бандитский,
хотя ровно с тем же набором персонажей: есть бандит консервативный, «вор в
законе», а есть прогрессивный, с новыми, передовыми методами убивания.
Социальный реализм существует в виде фонтанов авторской желчи, и вдобавок всё
это изложено стилем советского производственного очерка. Ну и фэнтези у нас выглядит чаще всего
розовыми соплями, хотя, надо признаться, здесь Россия не одинока. Как сказал
Сергей Переслегин, фэнтези — «жанр не обязательно глупый, но имеющий особенно
высокие шансы быть таковым». Борис Стругацкий, объясняясь в нелюбви к
фэнтези, говаривал, что этому жанру мешает исчезающе малое число связей с
реальностью, зацепок, позволяющих читателю актуализировать личный опыт. Хорошая фантастика связана с реальностью
тысячами нитей — фэнтези болтается в вакууме абсолютной авторской свободы. Беда
как раз в том, что эта свобода недостаточна, что в фэнтези исключительно высока
власть шаблона. Оно и нормально — как-никак фольклор, а ещё Пропп доказал нам,
что фольклорная сказка без устойчивых структурных элементов не существует. Есть
особая прелесть именно в их устойчивости, повторяемости — на фоне этого
незыблемого каркаса особенно заметны и драгоценны авторские новации. Но тогда
эти новации должны присутствовать — практически вся современная сказочная
фантастика и так превратилась в штамповку. В подобном романе непременно
наличествуют Одинокие Горы (леса, озёра), харчевни, монахи, магия, сугубо
механистическая, как бластер, а также драконы и принцессы, причём те и другие
удручающе мало переменились со времён короля Артура. Вот если бы принцесса
превратилась в злодейку, ведьму, на худой конец в монашку, а дракон оказался бы
разумным, как голованы у Стругацких, уже можно было бы что-то такое навернуть
вокруг этого. Если бы магия, как в «Гарри Поттере», оказалась бы точной наукой,
с ещё большим количеством ограничений, чем алгебра или физика... Но штамп
всегда востребован, а непривычное пугает — не столько читателя, он-то воспитуем,
— но больше издателя и книгопродавца. Приёмы, с помощью которых можно оживить и
трансформировать фэнтези, суть многи. Скажем, наиболее удачный пример
российского фэнтези за последние лет двадцать — тетралогия «Скитальцы» Марины и
Сергея Дяченко («Привратник» — «Шрам» — «Преемник» — «Авантюрист»). Это хорошая
психологическая проза, вполне традиционная, с небольшим количеством
традиционного сказочного реквизита: условная страна, не менее условное
средневековье, в остальном классический роман воспитания с глубокой проработкой
персонажей. Есть вариант Андрея Лазарчука, который
вообще любит выворачивать наизнанку традиционные жанры, насыщая их глубоко
современным и почти всегда жестоким содержанием: вот «Кесаревна Отрада между
славой и смертью» — сказочный роман, в который властно вторгается российская
современность. Тот же Лазарчук не ограничивается
использованием сказочной атрибутики, он создаёт оригинальную космогонию с
принципиально новым образом бога, окружённого, как кузнец в кузнице, моделями
незаконченных, неудавшихся, брошенных миров. Михаил Успенский — которого к фэнтези и
отнести трудно, поскольку самое качество прозы заставляет критиков считать его
серьёзным писателем и даже отчасти фольклористом, — строит трилогию о русском
богатыре Жихаре как языковое пиршество, причудливую стилизацию на темы
классических русских сказок с широчайшим привлечением цитат из всей мировой
литературы, плюс современные реалии, плюс стихотворные вставки. Его «Там, где
нас нет» — уже не фэнтези, а мениппея в духе «Тиля Уленшпигеля». В ней
наличествует и русский неубиваемый Уленшпигель — неуклюжий, но остроумный
богатырь, путешествующий по сказочному миру в компании британского короля
Яр-Тура и говорящего Колобка. Кстати, есть у Успенского и своя картина
мироздания, где творческой силе бога противопоставлен дьявол-мироед, в
буквальном смысле поглотитель миров. Успенский доказал, что фэнтези на русском
материале — без обязательной магии, монахов и трактиров — может быть
литературой высшей пробы, и при этом от неё не будет за версту разить
идеологической задачей возвеличить наших воюющих и пашущих предков в пику всей
остальной Вселенной. Можно волшебно изменить язык, изобрести новую фабульную
схему, нового героя — словом, сделать всё то, что древний сказочник делает со
сказкой, приспосабливая её к личной манере; но кому это сегодня нужно, когда
так легко и соблазнительно выстроить очередную мыльную оперу про отважного
рыцаря Гая, освобождающего прелестную Нэю от власти старого коварного
Укактебятама? Вообще-то у фэнтези столь богатая
традиция, что как-то неприлично ругать жанр: ведь «Тысяча и одна ночь», на
материале которой Далия Трускиновская написала прелестный роман
«Шайтан-звезда», — тоже гигантский сказочный эпос. Правда, Шахерезада всё-таки
остановилась именно на тысяче и одной ночи — на тысяче второй Шахрияру стало бы
скучно. Этой бы дальновидности да нынешним Шахерезадам! Есть литературная
сказка Гофмана, полная самого настоящего безумия, — взять хоть «Эликсир
сатаны». Но чтобы такое писать, надо в самом деле немного подвинуться
рассудком, а потому готическое направление в современной фэнтези разработано
слабей предыдущих. Все, кому не лень, пишут про
средневековье, а поди ты опиши злоключения студента, обругавшего карлицу и
наказанного за это! Гауф, Новалис, Тик — какие тут культурологические кладези!
К традиции фэнтези принадлежит не только Толкин, но и его современник Даниил
Андреев — разве «Роза Мира» с её космическим размахом не выглядит огромной,
хотя и очень взрослой, сказкой о мироустройстве? Все эти жругры, шаданакары,
энрофы, которые духовидец Андреев выдумывал или действительно посещал во
Владимирской тюрьме, составляют мироздание, ничем не уступающее Средиземью и
Земноморью. Елена Иваницкая, главный критик российской
массовой литературы — к ней «Роза Мира», само собой, никак не относится, —
первой заговорила о том, что «Властелин колец» и двенадцатикнижие Андреева
принадлежат к одному жанру. А в основе этого жанра, между прочим, величайшее
фэнтези всех времён и народов — «Божественная комедия» Данте. Что отличает фэнтези — пусть и в
дантовском его понимании, то есть по самому гамбургскому счёту, — от
традиционной фантастики? Почему не всякая выдумка становится сказкой? Отвечаю:
мистериальность, сакральность, религиозность, обращённость к первоочередным
вопросам бытия. Есть, конечно, бытовая сказка, побасенка, анекдот, но фэнтези и
волшебная сказка, минуя быт, всегда обращаются к главному. Они говорят о Добре
и Зле, непременно с больших букв; они наследуют религиозной литературе. И не
зря Льюис, создатель «Хроник Нарнии», считал себя прежде всего религиозным
писателем, представителем английской школы апологетов. Фэнтези — это всегда
волшебство, но способность человека к добру, когда всё вокруг подталкивает его
ко злу, корысти, свинству, уже само по себе волшебство. Сохранить в себе
отношение к человеческой природе как к чудесному преображению глины и праха, к
одухотворению тупой животности — этого вполне достаточно, чтобы писать хорошие
сказки; ведь фэнтези и есть литературная сказка в её лучших образцах! От литературы здесь — серьёзность подхода
к прорисовке фона, объёмные герои, более тесный контакт с реальностью; от
сказки — масштабная проблематика и непременный элемент чудесного, без которого
вполне можно обойтись в научной фантастике. НФ воспевает мощь разума — фэнтези
обращается к сердцу, к чуду морали, к волшебным преображениям странствующей
души. Но, как всегда, решение великих задач
привлекает не каждого. Тут огромный соблазн суррогатов и подражаний — почему
сага о Гарри Поттере и остаётся последним пока образцом блистательной
литературной удачи в сложном и древнем жанре. Не случайно маги — почти всегда
старики: ученик чародея может вызвать духа, но не знает, что с ним делать.
Волшебная сказка — как раз и есть могучий и древний дух, помогающий лишь тем,
кому есть что сказать. Что-то подсказывает мне, что с годами их
будет всё больше, потому что восприятие мира как чуда остаётся одной из самых
насущных читательских потребностей. Но прежде чем вызывать духа, надо, как в
отличном романе Дяченко Vita Nostra, разобраться в себе и с собой. *** Амос
Оз: «Хороший текст может быть и массовым» Лауреат
премии имени Кафки — о том, почему в России и Израиле писателя воспринимают как
пророка. Известного израильского писателя Амоса
Оза, ставшего лауреатом престижной литературной награды, премии Франца Кафки,
называют сейчас одним из самых вероятных претендентов на Нобелевскую премию. О
своем отношении к литературным наградам он рассказал корреспонденту «Известий». — В вашем послужном списке множество
литературных наград, что для вас значит Премия имени Франца Кафки? — Книги Кафки стали для меня важнейшим
читательским опытом. Впервые я прочел его, будучи совсем молодым человеком, и
он изменил мой мир, мое видение реальности. Кафка повлиял на меня и как на
читателя, и как на писателя. Эта премия для меня — большая честь и большая
радость. — Важны ли литературные регалии для вас
лично или вы и так уверены в своих читателях? — Литературные премии — это действительно
что-то странное. Тебя награждают за то, что ты и так должен был сделать. Тогда
уж вместо наград имени Гете или Гейне должен был быть штраф, наказание имени
Гете и Гейне. И я должен был бы понести наказание имени Кафки, и потом уже
продолжать писать дальше. — Вы станете читать книгу только потому,
что она премирована? — Не обязательно. Иногда я читаю писателя,
узнав, что он получил ту или иную премию. А иногда — нет. — А сами принимаете участие в организации
премиального процесса? — Нет, я не люблю судить чужие тексты. — На русский переведены многие ваши книги,
каких еще не хватает? — Надеюсь, что прекрасный переводчик
Виктор Радуцкий закроет пробел. Он говорил, что собирается перевести всё, что я
написал. В ближайшее время по-русски должен выйти еще один мой роман. У него
два названия — The Third Condition или Fima. Это история о мечтателе: он
представляет, как станет премьер-министром и установит мир между палестинцами и
израильтянами. Мечтает изменить мир, но на самом деле не может даже как следует
завязать шнурки. — Последняя по времени книга «Между
друзьями» — это сборник рассказов? — Да, это цикл рассказов, но все они
связаны, как главы романа. Место действия — кибуц, 1950-е годы. Там очень
чеховские характеры, именно маленькие люди, не «герои». — Вы упомянули Чехова, а сейчас следите за
тем, что происходит в русской литературе, в России? — У меня русские корни, мои родители
говорили друг с другом по-русски. Конечно, я с самого детства был увлечен
классической русской литературой. И до сих пор с огромным интересом читаю
русских авторов, в переводах на иврит. У меня есть эмоциональная связь с
Россией. — Как по-вашему, должен ли писатель
высказываться о политике? — У нас тоже писателя воспринимают как
пророка, который должен указать верный путь. В этом сходство русской и
израильской литературы. Но писатель не может всегда быть лидером. Иногда ему
хочется просто рассказать историю о маленьких людях. Вот какой компромисс я
придумал для себя. Каждый раз, когда я хочу высказаться о политике и послать
свое правительство к черту, я пишу недовольную статью в газету. В статье так и
говорю властям: «Пожалуйста, идите к черту!». Но уж если мне нужно рассказать
историю, тут я не буду передавать какой-то месседж. Не буду объяснять людям,
как жить, что думать и за кого голосовать. Я рассказываю истории о том, о чем
мечтаю. — А если, к примеру, ваши читатели не
поймут, о чем вы мечтаете? — Я обычно прибегаю к такому фокусу: у
меня на столе, а я работаю не за компьютером, приготовлены две ручки, черная и
синяя. Одну беру, когда пишу статьи и эссе о политике, а другую — когда пишу
романы. Таков и мой совет молодым авторам: разделяйте прямое политическое
письмо и художественные тексты. Эти два ремесла я бы не смешивал. — Так называемые массовую и
интеллектуальную словесность тоже разделять? — Нет, тут разделительная полоса пролегает
между плохим и хорошим текстом. Хорошее письмо иногда может быть и очень
массовым. Опять же вспоминаю Чехова: он был очень популярным и в то же время
настоящим, серьезным писателем. Не думаю, что целью писателя должна быть
популярность. Важно, если он (или она) раскроет свой внутренний мир, скажет
правду, а известность — это уже вопрос удачи. — Следите ли вы за мировыми протестными
движениями, можно ли сказать, что это — общий процесс? — В каждой стране — свой протест. То, что
сейчас происходит в Бразилии или в арабских странах, — совершенно разные
случаи. Не думаю, что это универсальный феномен. Общее в них недовольство, но
природа этого недовольства разная в каждой из стран. — Стоит ли ожидать появления литературы,
отражающей эти процессы? — Литература всё равно будет развиваться в
разных направлениях. Не стоит ждать, что появится господствующая тенденция.
Разные писатели все равно будут писать по-разному. Это же не батальоны,
марширующие на баррикады. Одни будут писать о политике, другие — нет, одни
будут политически ангажированы, другие останутся независимыми. — Вы сказали, что пишете от руки. Но вы не
против, чтобы ваши книги издавали и в электронной версии? — Ничего не имею против. Но сам
предпочитаю держать в руках старомодные бумажные книги, чтобы почувствовать
запах типографской краски. *** «Танго-квадрат»
COLTA.RU
представляет премьеру новой пьесы ЛЮДМИЛЫ ПЕТРУШЕВСКОЙ
Центр им.
Мейерхольда Л.
Петрушевская
«Танго-квадрат»
Действующие лица: ЛИЗА, кутюрье [Фрагмент] ЛИЗА. Ты где вчера была ночью? Мобильный
был выключен… Опять на Тверской в доме двадцать пять? ЛЕНА (встает,
садится на видимую сторону дивана). Откуда вы взяли? ЛИЗА. А что, нет? ЛЕНА. Я танцевала всю ночь в клубе. ЛИЗА. В каком еще клубе? ЛЕНА. В каком — в ночном. Я же молодая! ЛИЗА. Как называется? ЛЕНА. Туда таких, как ты, не пускают. Там
фейс-контроль. ЛИЗА. Каких таких? ЛЕНА. Ну… взрослых. ЛИЗА. Взрослых — это старух? Меня
выгонят, если я за тобой приеду? ЛЕНА. Сделай мне джин с тоником. ЛИЗА. Марина, сделай нам по джину.
Слушай, ты слишком много пьешь! Ты должна думать о своей этой (касается ее ниже талии). Без
фигуры ты никому не нужна. ЛЕНА. Ты лучше думай о своей этой. А мою
не трогай. Дело не в моей фигуре, запомни. Меня будут любить всегда. МАРИНА выходит. ЛИЗА. Пойми, твое богатство — это твое
тело. Оно, разумеется, прекрасно. Оно как жемчуг. И надо с ним обращаться
бережно. Ему нужен свежий воздух, движение, спорт, сон. Почему ты все время
убегаешь на ночь глядя? Ты не спишь, не ешь, ты только пьешь…Белого света не
видишь… Все так думают, что молодость навсегда. Когда-нибудь и ты будешь
старухой. ЛЕНА. Да заглохни ты. Тут у тебя не
колония для малолетних преступников, так? Я не в тюрьме, ну. ЛИЗА. А я в тюрьме? Целыми ночами
метаться, не зная, где ты… Я схожу с ума. ЛЕНА. Вот ты и спи. Тебе тоже нужен… это,
ну, сон и, как ты говоришь, свежачок. Свежий воздух. Ты мне не мама. ЛИЗА. Но я… я тебя ведь люблю. ЛЕНА. Ну и люби. ЛИЗА. А ты? ЛЕНА. И я. ЛИЗА. Что «и я»? ЛЕНА. Отцепись. ЛИЗА. Ты меня не любишь… Когда человек
любит… Входит МАРИНА, ставит два стакана на
столик. ЛЕНА выпивает свой бокал залпом. Ты че волоклась как старая кошелка,
Марина? Опять начинается? Опять? ЛЕНА. Когда-нибудь она тебе отплатит за
все. ЛИЗА. Нет, ты что. Никогда. Она меня
любит. Марина, поцелуй мою туфлю. МАРИНА, встав на колени, благоговейно
целует. А ты смогла бы… Мне поцеловать туфлю? ЛЕНА. Противно даже смотреть. Меня все
любят. Мне все надоели. Противно. ЛИЗА. Да, со стороны наблюдать чужую
любовь неприятно. Даже когда человек любит своего ребенка. Марина, катись. Центр им.
Мейерхольда МАРИНА, поднявшись с колен, идет
работать к компьютеру. Вот она сейчас наблюдает, а я говорю: у
тебя самые прекрасные глаза. ЛЕНА. Я зубы еще не почистила, отстань. ЛИЗА. Мне все равно. Ты звезда. У тебя
прекрасно все. Я боюсь до тебя дотронуться. Давай я тебе сделаю массаж ног? ЛЕНА. Надоела, понятно? Отвяжись. ЛИЗА. Это мне не мешает. Говори что
хочешь. Поцеловать тебе пятку? ЛЕНА. Иди, иди отсюда. Марина и то лучше,
чем ты. Что ты ко мне пристала, старая тетка? ЛИЗА. Когда-нибудь ты обнимешь меня. Я
схожу с ума каждую ночь. Сделай мне ребенка. ЛЕНА. Дура старая. Отвяжись. Я сейчас
уеду. ЛИЗА. Я понимаю, я тебе противна. Как мне
противна Марина. Не уезжай, я отстала от тебя. Я больше не буду привязываться!
Так где ты была сегодня ночью? ЛЕНА. Танцевала с любовником. ЛИЗА. А! О! Вот это новость! Я тебя здесь
храню как драгоценность, не позволяю себе прикоснуться… любуюсь на тебя, когда
ты спишь… Кто твой любовник? ЛЕНА. Смешной такой негритенок. ЛИЗА. О господи! Он же может быть болен,
и очень нехорошо! ЛЕНА. Он биохимик, пишет диплом. ЛИЗА. Он врет. Он русский негр? ЛЕНА. Нет. Он из Нигерии. ЛИЗА. Там один СПИД. ЛЕНА. Ну вот, а потом мы с ним трахались
в туалете. ЛИЗА. О господи! ЛЕНА. Мы с ним трахались за ночь пять
раз. Я хотела кончить. Многие об этом говорят. У меня нет эрогенных зон. МАРИНА перестала печатать. ЛИЗА. Что ты подслушиваешь, дура! Иди
отсюда! МАРИНА уходит. ЛЕНА. Я не соврала же тебе. Ты этого
хотела? ЛИЗА. Соври мне. Соври мне, что ты меня
любишь… Я тебя всему научу… Я плохая, да? ЛЕНА. Ну не расстраивайся так. Дура! ЛИЗА. Да. Я дура. ЛЕНА. Идиотка. ЛИЗА. А кто же еще? Сумасшедшая
извращенка. Больная на голову старуха. Никогда не думала, что это так больно,
любить. Люблю тебя! ЛЕНА. Ненормальная. ЛИЗА. Да, да. ЛЕНА. Страшная корова. Кому ты нужна. ЛИЗА. Так болит в районе сердца. ЛЕНА. Болит в районе сердца — сожри
побольше перца. ЛИЗА. Я так люблю тебя, что все причиняет
мне боль (протягивает к ЛЕНЕ
руку). ЛЕНА. Не трогай меня, урод. Я тебе не
комод. ЛИЗА. А что же делать? У меня
потребность. ЛЕНА. Переживешь, пока не помрешь. ЛИЗА. Твой голос как музыка. Всю ночь я
ищу тебя… Чтобы взять твою руку в свою… Мне ничего от тебя не нужно, ничего! Я
ничего тебе не сделаю, я не сделаю тебе больно, не бойся! ЛЕНА. И ты ездиешь, скотина, за мной всю
ночь на машине? ЛИЗА. Так не говорят. Надо сказать
«ездишь». Лена, ты должна учиться. ЛЕНА. Ну скажи? Ты ездиешь ищешь меня всю
ночь? Как свою собственную дочь? ЛИЗА. Ездию. ЛЕНА. Сука позорная. Над тобой все
смеются. Ты противная рожа, на черта похожа. Лучше я буду бесплатно с целой
кодлой, чем с тобой за баксы, с сукой подлой. ЛИЗА. Да. Ты смешно говоришь в рифму. И
за баксы со мной не будешь? ЛЕНА. Ну тебя. Давай еще выпьем? Я в
интернате всем поздравления в стихах сочиняла. Раз в месяц мы отмечали общий
день рождения. Разучивали специально танцы. ЛИЗА. Ты какие танцы разучивала? ЛЕНА. Танго там… Латинские… Забыла уже. ЛИЗА. Я занималась танго. Ставит диск с танго. Начинает
танцевать. ЛЕНА. Не так, не так. Нас учили не так. ЛИЗА. А нас так. Показывает. Танцуют вдвоем, не
касаясь друг друга. ЛИЗА. Марина! Принеси еще два джина! С
тоником. Выпьем с алкоголиком. ЛЕНА. Да всю бутылку джина давай сюда.
Пойдет как вода. Выпьем, вздрогнем, а то засохнем. Все смеялись на мои стихи. ЛИЗА. Всю бутылку неси! Давай, корова
старая! ЛЕНА. Корова (смеется)! Марина, ты корова,
будь здорова! ЛИЗА. Не смей так ее называть. Это только
наши дела. Убью тебя за такие слова. ЛЕНА. Ну убей как пару голубей. ЛИЗА. А как его зовут? Ну этого
негритенка? Приведешь его сюда? В кровати вам будет удобнее. ЛЕНА. Ну ты урод. Я его вообще в первый и
последний раз видела. Я этим занималась не только с ним. Там в клубе для мужчин
бесплатный секс. Там спецовая комната. А они зато за меня платили в баре. Наши
баре платили в баре. Весело, когда месиво. Групповуха, дам в рот и в ухо. Всех
сюда вести? ЛИЗА. Какая боль! ЛЕНА. Аргентина — Ямайка — шесть ноль. ЛИЗА. Ты не подумай, что я больная. Все
те, кто любят, страдают. Ты кого-нибудь любишь? ЛЕНА. Я люблю, ну, люблю свою мать. А она
меня бросила. Она вышла замуж за одного, ну, дурака. А меня отдала бабушке.
Сволочь. Я жила в интернате. Ага? Кто-нибудь жил в интернате? Физкультурник нас
имел как хотел! Во! Самых мелких приучал! Меня бабушка брала на выходные. А я
убегала, садилась в поезд, ехала, ну, к маме и со двора смотрела в наше окно.
Звонила в дверь. Отчим выходил, целый балаган был, мать везла меня к бабушке. Я
плакала. Потом уже, ну, в четырнадцать лет, я перестала к ней ездить. Уже ко
мне стали, ну это, ходить ребята молодые… Бабушка ничего не возражала, они ей
водки наливали… Бабушка мне сказала, что я такая, ну, красивая, что мать боится
за мужа… Что он типа на меня, ну, залезет… Ну я и больше к ним не ездила. А то
правда залез бы. И не отвяжешься потом… Ну они все равно разошлися… Но мать
меня все равно не забрала… За мной и так, бабушка говорила, как за той собакой
стаи ходили… А потом меня на берегу, ну, летом сфотографировал один дяденька.
Мы с ребятами сидели. Я без лифчика, ну, трусы стринг… Он лазил, лазил, ну,
вокруг, наводил камеру… Ребята хотели его в Волгу кинуть, типа не маячь тут, а
я не хотела. Пусть, ну, подойдет, посмеемся. Он записал мой адрес. И потом
приехал ко мне, ну, к бабушке. Привез фотки клевые. В журнале «Мегаполис»
опубликовал на последней странице, девушка недели, ну, называется. Дал мне
адрес агентства. Всю ночь я с ним, ну, кувыркалась. ЛИЗА. Бесплатных фото не бывает. ЛЕНА. Бабушку он угостил, водкой напоил.
И сказал мне адрес агентства, чтобы я сходила. Я туда пошла ради смеха в
агентство с девочками с нашей школы, ну. А эти тети на кастинге, ну, меня одну
из всех взяли. Девки потом мне на дискотеке, ну, сказали, ты отсюда красивой не
выйдешь. Окружили, ну, с бритвами. Махалово было! Ребята из десятого класса
меня, ну, вывели. И больше я на дискотеку не бегала. Там в агентстве они меня
учили, ну, там, ходить… Потом стали на меня шить. Это стой по часу стояком
почти что, ну, голая. ЛИЗА. А как ты думала, это работа.
Тяжелая работа. Деньги что, с неба падают? Таким, как ты, либо стоять, либо
лежать. ЛЕНА. И пить, ну, пить нельзя было… ЛИЗА. А ты думала. Это работа, повторяю,
тяжелая работа. Почему девочки все такие взвинченные, с матерком как с ветерком…
Ох я таких навидалась… ЛЕНА. То нельзя, есть нельзя, поешь
селедочки, потом неделю одни арбузы… ЛИЗА. Я ем один раз в день. Гору салата. ЛЕНА. От бабушки меня забрали и поселили
с ихними девочками. А потом приехала эта тетя из агентства… Выбрала изо всех
нас троих. Ну то есть я знаю, кто ее на меня навел. Привезла в Москву в
агентство пять звезд. А там взяли только одну Олю. Я была выпившая, ну так
хохотала и не хотела ходить. Ноги, знаете, ну, так подворачивались. Всю ночь в
поезде с какими-то, ну, ребятами оттягивались в ресторане… Они шли мимо,
пойдемте, девчонки… ЛИЗА. Ты что, ты что… Лицо потерять… ЛЕНА. Тогда она, та тетка, мне дала ваш
адрес и телефон. Вы как будто меня выбрали по фотографии? Взяла водителя в этих
пяти звездах. А водитель меня вез, он мне сказал, че ты с ними, давай со мной,
я тебе, ну, это, квартиру сниму в самом центре, будешь по сто-двести долларов
за ночь, это, заколачивать… Дал мне, ну, вот мобильник… Думал, я не умею! Стал
учить, тычь туда, тычь туда. А у меня этих сотиков три было! Но я поехала, ну,
сначала к вам… А потом вижу, вы не платите, я ответила ему. ЛИЗА. Все еще будет, все еще будет! ЛЕНА. Ты хотела, чтобы я честно, ну,
честно тебе все сказала. А я и половину, ну, не сказала. Но мне на его той
квартире не понравилось. Никакой, ну, это самое, еды. Только одни моющие
средства. Водитель этот… Серега… потом приходил, сам трахал и забирал у меня,
ну, вообще все, что они платили. И эти, ну, мужики… Где он их откапывал? Уроды,
ну, сволочи. Страшней нашего, ну, маньяка. Слыхала про волжского потрошителя? И
этот Серега мне дал один раз, ну, двести баксов. Я поехала на такси в ресторан…
Все прогудела. ЛИЗА. Давай выпьем. Я сейчас временно… ну
это… без работы. Что-то все засто… засто… застоприлось. Тыры-пыры. Итальянцы
покупают вещи вообще, ну, за копейки… Немцы заглохли. Японцы берут по двадцать,
ну, вещей только. Невыгодно вообще в Милане шоурум держать. Наши тоже… Звездам
я так шью, бесплатно, это реклама… Но портнихи разбежались. То она за ночь
шесть платьев отшивала, то теперь два в месяц и то намекает вслух, что я ей
мало плачу. Ты бы в сутки шесть штук отшивала, ты бы и имела. Все хотят за
малую работу, ну это, получать много (понурилась,
пьет). ЛЕНА. Так что я тебе и не нужна. (перезвон, сообщение из мобильника) Во, Серега пишет: приезжай домой, есть
работа. Ага. Есть работа, нет оплаты. Чтобы они меня ножами ковыряли. Я три дня
в лежку лежала. Причем голодная. Лиза, ты почему мне не даешь, ну это, денег? ЛИЗА. А ты же не работала. Ты получаешь
еду, комнату, мы тебе отшили пару вещей… Но сейчас нет у нас такой большой
работы. Нет больших показов. А я тебя так люблю… (пьяно повесила голову) ЛЕНА. Любишь, так дай двести баксов. ЛИЗА. Мы танцуем! Встает, танцует под
непрерывно звучащее танго. *** От хорея до смысла жизни Ольга Сульчинская (Заметки
по поводу фестиваля «Петербургские мосты») Всегда у меня было смутное подозрение, что главное на фестивалях – не та
программа, которая заявлена на афишах, а та, что спрятана между строк. В этот
раз я в этом уверилась. Не ловите меня на слове. Читать в доме Набоковых – счастье. Собственно,
даже и просто смотреть по сторонам или вверх, на резные деревянные, такие
английские-преанглийские, потолки – счастье. Поднимая голову в этом доме,
что-то вдруг понимаешь и про Лолиту, и про Машеньку, и про другие берега, и
говоришь про себя нечто, выразимое преимущественно в междометиях: «Ну, конечно,
ага, ах, теперь-то да, вот это самое…» А когда тебе позволено еще выйти и
дерзновенно под этими потолками произносить собственные слова – это почти как
сесть за один стол с хозяином – ну, что в груди похолодело? Хорошо еще,
половина зала – друзья и слушают тебя так, как слушают друзья, не только
оценивая, но и все понимая… Фестиваль – псевдоним карнавала. И любое событие «в рамках фестиваля»
обретает особенное значение. Какое, кстати, правильное слово – рамки (магия
ограниченного места-времени). Они придают законченность, сосредоточивают наш
взор, не давая ему разбежаться по окрестности. А вот еще впечатление – громадная квартира на Фурштадтской, где поэтов
ждал фуршет. И еще не кончен был пир, как вдруг по манию руки Галины Илюхиной
развернулось чтение-пение, не предвиденное программой… Ах, красивый Дмитрий Плахов – вот он на пол бросает свой ментик… ну, не
ментик, неважно, – на пол, и на нем, словно на острове, стоит и поет вдвоем с
прекрасной незнакомкой – секунду, мы ее знаем! Это же девушка, что работала в
буфете театра, в котором мы встречались с друзьями, но тут она не как там, а
как из-за острова на стрежень… Кажется, уже ни для кого не секрет, что поэтическое сообщество живет по
принципу фольклорного круга: никакого разделения труда, кто публика, те и
артисты – вопрос лишь в том, чей черед. Неискушенный слушатель тут редкость, и
на него сбегаются смотреть взволнованные литературные профессионалы. Но чаще
всего мы все сами себя слегка обманываем, делаем вид, что у нас сцена и
зрительный зал – совсем разное! А иногда все же случаются моменты «правды
жизни», и складывается настоящий круг, и никто не обижен (с какой стати
слушать, когда самому есть что сказать!), и все раскованы полной
неофициальностью и конфиденциальностью происходящего… Оно, конечно, не будь уроков, не было бы и перемен: не будь официальной
программы, как бы вырвалась такая стая одновременно – перелетать с места на
место, на свободе (не ради нее ли и едем в другой город), толкуя обо всем,
начиная от хорея и кончая смыслом жизни? *** Выбор Игоря Гулина «Блокадные девочки» Автор: Карина Добротворская "Я боюсь немецкой речи. Я
видела слишком много фильмов про войну, я так хорошо слышу этот отрывистый лай,
когда прячусь в кустах, а они идут мимо с автоматами наперевес, и я знаю, что
нельзя пошевелиться и нельзя кричать. В этот момент я часто просыпаюсь и снова
зову маму" Книжка эта — необычна по своему жанру и происхождению. Три года назад
топ-менеджер издательского дома Conde Nast Карина Добротворская впервые после
долгого перерыва приехала в родной Петербург. Там она встретилась с парой
старушек, которые, как выяснилось, хорошо помнят блокаду. Добротворской пришло
в голову записать их рассказы и найти еще нескольких пожилых дам, что были в
блокаду детьми. Диалоги с "девочками" и составляют половину книги.
Восемь интервью во многом очень похожи. Героини Добротворской — не Лидия
Гинзбург, они не анализируют, не разоблачают, просто пересказывают то, что
помнят, с явными позднейшими наслоениями идеологии. Впрочем, следить, как общие
места героической памяти в их рассказах размываются личной интонацией — очень
интересно. Вторая половина книги — дневники самого автора. В них — хронология неизбывного
интереса Добротворской к блокаде, ее размышления над книгами и диалогами о
военном Ленинграде и одновременно — просто жизнь: покупка новой питерской
квартиры, встречи со знакомыми, походы по ресторанам и, наоборот, настойчивые
усилия к похуданию, визиты в спа-центры, разговоры с психоаналитиком. Именно
тема мучительных отношений с едой и голодом, помимо ленинградского детства,
делает для Добротворской блокаду личным переживанием, возможностью странной
проекции внутренних неврозов — в чем она открыто признается. Но интереснее,
может быть, другое. Зазор между экстремальными рассказами "девочек" и
жизнью успешной и благополучной женщины создает удивительное ощущение. Оно и
делает книгу Добротворской крайне дискомфортным переживанием. Это все может выглядеть
почти кощунственным: вот — мечты о хлебе, поедание земли, слухи о каннибализме,
а вот — обед с Наталией Водяновой или открытие для себя молекулярной кухни. Но
память о таких вещах, как блокада, кощунственна в принципе, несовместима с
нормальным существованием, как мы ни пытаемся делать вид, что для
существования, осознания себя она нам необходима. И именно эта отчетливо
осознанная неуместность, интимная неприличность книги Добротворской и делает ее
ценной. |
| В избранное | ||
