"Женщина не моих снов" (роман) Часть первая, глава четвертая
Глава 4
Закрыв дверь в свою
комнату, я присел у стола и, хорошенько просмеявшись (диалог отца и Лизы так меня рассмешил, что я был близок к истерике), стал проверять электронную почту. Я знал, что заснуть мне в ближайшее время не удастся.
Отправив пару писем и почистив почтовый ящик, я подумал, что надо отправляться в кровать. Но уснуть не удавалось. Я ворочался с боку на бок, переворачивал и взбивал
подушки, пробовал развалиться поперек кровати, спускался вниз, чтобы выпить молока (в потемках чуть не наступив на Джорджа, который решил расположиться рядом с холодильником). Несколько раз мне удавалось задремать, но это напоминало не сон, а, скорее, бред. Я вздрагивал, просыпался, садился на кровати и смотрел на часы. Стрелки на них двигались медленно. И я снова закрывал глаза в надежде уснуть.
Больше всего меня донимало ощущение того, что Лиза где-то тут, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки от меня. Ощущение смутного беспокойства, которое мешало мне забыться. Чувства, плотно оплетенные футляром физических ощущений вроде запаха кожи или прикосновения. Женщина, на которую я совсем недавно смотрел в кафе – и даже не мог предположить, как повернется моя жизнь теперь.
Я садился на подоконник и курил, разглядывая звездное небо. И думал о том, что есть что-то нечеловеческое в том, что я ревную Лизу к отцу. Кто я такой, и почему у меня есть на это право? Но когда я представлял – даже не представлял, а просто об этом думал – как они занимаются любовью, у меня что-то переворачивалось внутри.
Потом я опять возвращался в постель. И все, начиная с сумбурных сновидений, повторялось снова.
Было уже довольно поздно, когда я решил, что попытки уснуть ни к чему не приведут. Простыни были такими мокрыми, будто их
только что достали из стиральной машины, но по какой-то неизвестной причине сразу постелили, решив не сушить. Я накинул халат и отправился в душ.
В доме была обычная для воскресного утра тишина. Иногда в такое время Лиза слушала музыку на кухне, занимаясь домашними делами, или отец смотрел в гостиной чемпионат по бильярду. Но сейчас было тихо. Видимо, все еще спали.
С утра я проводил под душем минут двадцать, а то и больше. До того момента, как отец из-за двери кричал мне:
- Брайан, сейчас же выходи! Почему ты думаешь, что живешь один?!
Сегодня у меня не было желания превращаться в Ихтиандра. Я постоял под душем минут десять, с наслаждением вытянув шею, оделся и спустился вниз.
Как оказалось, спали не все. Отец сидел за столом и пил кофе. Он не успел переодеться, и до сих пор был в своем старом парчовом халате.
- Доброе утро, - сказал я, приблизившись.
- Здравствуй. Поздновато ты сегодня. Наверное, тебе тоже не спалось? Уж очень жарко.
Я тоже сделал себе кофе, достал из пакета пару пончиков (пончиками их называла Лиза; на мой взгляд, они были пончиками-мутантами, так как размером ощутимо превосходили обычные пончики) и сел за стол.
Отец закурил и сделал глоток кофе.
- Что ты куришь? – спросил он меня. Я чуть не подпрыгнул, но не от неожиданности, а от его спокойного тона.
- «Парламент», - ответил я.
- Ты врал мне два года, Брайан. Тебе не стыдно?
- Я просто не говорил всей правды.
- Надеюсь, с наркотиками ты ничего общего не имеешь? Среди молодых людей твоего возраста они популярны.
- Мне плевать на наркотики.
- Выбирай выражения.
Поведение отца меня насторожило. Я был уверен в том, что утром его будет мучить похмелье, а в такие моменты он бывал злым, как тысяча чертей. Что за странные разговоры? Может, он
до сих пор пьян, с утра успел выпить еще? Но я отлично знает, каким он бывает после того, как выпьет.
- Знаешь, я боюсь тебя потерять, вот о чем я сегодня подумал, - сказал отец. – У меня дурной характер, да и у тебя не лучше – впрочем, от своего сына я другого не ожидал. Но ты мне очень дорог. Понимаешь?
- Да, папа, - ответил я и поймал себя на мысли, что давно не называл его так. – Что-то случилось?
- Я думал о том, что в последнее время мы мало не общаемся. А ведь когда-то ты получишь профессию. Женишься, у тебя будет семья. Ты оставишь этот дом навсегда. – Он опустил глаза.
Таким я его никогда не видел, и мне стало не по себе. – Наверное, я старею. Все стареют. У меня стало больше седых волос. Правда?
Я коснулся его руки.
- Не надо говорить этого, папа. Пожалуйста.
Отец тряхнул головой и отвернулся. Некоторое время он сидел без движения, глядя в окно.
- Маме бы не понравились такие слова, - осторожно продолжил я. - Она бы пригрозила сжечь твою диссертацию.
Мой серьезный тон заставил отца улыбнуться. Мы дружно прыснули со смеху.
- Твоя мама знала толк в угрозах. – Он помолчал. – Я люблю тебя, Брайан. Знаешь?
- Знаю. Я тоже тебя люблю.
Отец закурил снова, только теперь курил и я. Мы молчали и думали, каждый о своем. Я думал о том, что у меня самый лучший отец на свете.
- Я всегда мечтал покурить с тобой на кухне, - признался я.
- Ты чертов наглец, Брайан. Когда мой отец узнал, что я курю, он устроил мне хорошую взбучку.
- Как я понимаю, взбучка не помогла? – невинно поинтересовался я.
Отец развел руками и весело рассмеялся. Усталость и печать исчезли с его лица. Мне тоже захотелось смеяться, и я решил не противиться этому желанию.
- Ты негодяй, - сказал отец. – И кто из тебя вырастет?
- Для того, чтобы узнать это, тебе нужно взглянуть в зеркало.
- Уж пожалуй. Послушай, Брайан. Как насчет шахмат?
Ни я, ни отец не питали особой слабости к бейсболу или регби. Когда-то я хотел играть в школьной футбольной команде и получил следующий ответ:
- Лучше ты будешь честно бить другому морду, Брайан, - сказал мне отец со свойственным ему скептицизмом, - чем станешь, как последний идиот, носиться за мячом и получать от других пинки.
С тех пор я ни разу не пожалел, что занялся боксом. Я был счастлив даже в те дни, когда приходил домой с разбитой губой или синяком под глазом.
Шахматы были самым любимым видом спорта в нашей семье. Эту игру я начал осваивать тогда, когда был еще
ребенком. Мы с отцом сидели в библиотеке, и я изучал шахматные премудрости. Пожалуй, я любил шахматы еще и потому, что они были единственным видом спорта, в котором отец мне уступал. Мое самолюбие страдало, когда отец обыгрывал меня в теннис (предметом моей особой зависти были его крученые мячи). Иногда по утрам он отправлялся на пробежку вместе со мной и Беном. Отец давал нам фору, после чего нагонял нас и все семь километров бежал на одном дыхании. Мы с Беном считали себя великими профессионалами в
области бега (и не просто так – в этом деле у нас был немалый опыт), но в такие дни мы угрюмо трусили по беговой дорожке и проклинали весь белый свет.
То, как отец умудрялся с легкостью брать дистанцию в семь километров при двух пачках сигарет в день и чрезмерной любви к алкоголю, для меня оставалось загадкой. В молодости он занимался легкой атлетикой, но после тяжелой
травмы оставил бег. Отец отлично плавал и, как я уже говорил выше, неплохо играл в теннис. Два раза в неделю он проводил три часа в тренажерном зале – он всегда находил для этого время, даже если был очень занят.
Видимо, любовь к спорту была у него в генах – его отец и мой дед до восьмидесяти пяти три раза в неделю пробегал десять километров и был в отличной
форме. У него никогда не было проблем со здоровьем. Погиб он в автокатастрофе, когда ему было девяносто три. В таком возрасте превышенная скорость вполне может повлечь за собой трагедию. Особенно если ехать на мотоцикле.
Отец любил шахматы и бильярд не меньше подвижных видов спорта. Правда, в бильярд он предпочитал играть в компании друзей. В основном, это были профессора из
его университета. Я часто наблюдал за их игрой. Было забавно смотреть на то, как люди с докторской степенью (а то и не с одной) расстраиваются или радуются, как мальчишки и обзывают друг друга (пусть и в шутку) совсем не достойными профессорского языка словами.
Шахматы же были семейной игрой. Мы с отцом могли целый вечер играть партию за партией, в то время как мама рисовала
в мастерской или же работала над очередной рукописью, склонившись над клавиатурой компьютера.
Мы расположились на столе в гостиной. Шахматы, которыми мы играли, отец когда-то привез из Индии. Они выглядели очень древними, и мне
нравилось думать о том, что он купил их у монахов из таинственного монастыря.
- Сейчас я кого-то вздую, - проговорил отец, расставляя фигуры.
- Думаю, это будет сложнее, чем обогнать меня на беговой дорожке, - заметил я.
- Не забывай, что мы давно не играли, Брайан. Так что ты не в форме.
- Кто? Я?! Ничего подобного!
- Хорошо. Давай договоримся
так. Если выигрываешь ты, то я покупаю тебе...
- ...новые кроссовки, - закончил я.
Отец со смехом покачал головой.
- Другого я от тебя не ожидал. А если выигрываю я, то ты покупаешь мне новый кий.
- Новый кий? – удивился я. – Зачем? У тебя ведь уже есть один.
- Не лезь в бутылку, Брайан, - упрекнул меня отец. - У тебя есть
кроссовки, и купил ты их всего-то полгода назад.
- Ладно, - надулся я.
Отец, игравший белыми, сделал первый ход.
- Когда у тебя начинаются курсы арабского? – спросил он.
- Через три месяца. Ты уверен в том, что мне не надо брать параллельный курс?
- Ты должен поступать с хорошим знанием арабского. Другие языки ты будешь учить потом.
Понимаю, тебе кажется, что один курс – это недостаточно. Но ты убедишься в том, что это не так. Спешу тебя уведомить, что профессор Эпштайн – очень строгий преподаватель. Он знает, что ты мой сын, и поэтому будет требовать с тебя в два раза больше, чем обычно требует от учеников.
- Я смотрю, ты постарался, - угрюмо заметил я.
- Да, и это исключительно для твоего блага. Помни о том, что твой отец не стал востоковедом только лишь из-за проблем с языком.
Мы некоторое время играли молча, после чего отец снова заговорил.
- Знаешь, я давно хотел тебе сказать. Я рад, что вы с Лизой подружились. – Он посмотрел на меня испытующе, и я опустил глаза. У меня осталась капелька совести (совсем маленькая, но осталась), и я не смог выдержать его взгляда. Особенно после вчерашней ночи. – Что ты о ней думаешь?
Отец поставил мне шах, и я сделал вид, что задумался над следующим ходом. На самом же деле я попытался выиграть немного времени для того, чтобы обдумать ответ.
- Мне интересно с ней. Она многому меня научила.
- Да, - задумчиво
сказал отец, оценивая ситуацию, которая сложилась на доске. – Она не кажется тебе... странной, Брайан?
- Странной? Не думаю. Она довольно-таки открытый человек.
- Нет, я не об этом. В ней есть что-то… страшное. Словно ты входишь в
церковь и видишь в углу какой-то сатанинский символ. Ты протираешь глаза, и видение исчезает, но ощущение чужого остается.
Я передернул плечами.
- Думаю, это просто твои домыслы.
Отец откинулся в кресле, не отрывая взгляда от доски, и достал из кармана сигареты.
- Я изменился с тех пор, как начал встречаться с ней?
- Если честно, то да,
- осторожно проговорил я, внимательно изучая его лицо.
- И ты прав, мой мальчик. Ты часто бываешь прав. – Он закурил и склонился над фигурами. – У меня такое чувство, будто эта женщина тащит меня в какую-то пропасть. И из этой пропасти я не выберусь.
Ситуация была нелепой, если не сказать жутковатой.
- Я не знаю, что тебе ответить, пап, - наконец подал я голос.
- Было бы странно, если бы ты знал. – Отец замолчал, вглядываясь в происходящее на доске, после
чего добавил: - От таких женщин нужно бежать со всех ног. Они не приносят мужчине ничего хорошего. Никогда.
Я обреченно вздохнул. И отец бы заметил это, если бы за моей спиной не появилась Лиза.
- Доброе утро. – Она поцеловала отца, а
потом потрепала меня по волосам и чмокнула в щеку. – Мои любимые мужчины заняты игрой. Что я могу сделать для вас?
- Принеси-ка нам по бутылке пива, - попросил отец. Я поднял на него глаза: это было сказано странным тоном. – А потом можешь раздеться. – Она помолчал. – Насчет последнего я пошутил.
Лиза пошла по направлению к кухне, и тут отец рассмеялся. Это был смех человека, который пережил аварийную посадку самолета. Напряженный и немного фальшивый смех, который помогает разрядить обстановку и успокоить нервы.
Через долю секунду я рассмеялся тоже. И мы оба знали, что смеемся не над
глупой шуткой.
- У вас плохое чувство юмора, - заметила Лиза.
- Шах и мат, - сказал я.
Отец резко
выпрямился в кресле.
- Ах ты сукин сын! – Он стал внимательно изучать позиции. – Ну и ну, у тебя и на этот раз получилось меня обыграть!
- С тебя кроссовки, - напомнил я. - Слушай, а не ты ли говорил мне вчера, что неприлично
появляться перед женщиной в халате?
Отец трагически округлил глаза, после чего сказал мне коротко:
- Заткнись.
Это было произнесено таким тоном, будто он хотел сказать мне: «Ты будешь кофе, Брайан?» и вызвало у меня очередной приступ смеха.
Во второй раз Лиза появилась так же неожиданно.
- Теперь вы дымите вдвоем? Вас сблизило
это утро, - проговорила она, поставив бутылки на стол.