Глава 2

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР

Эпизод 5

    Утром он уже был в Киеве, а в 12. 00 его принял президент страны. Кононенко попросил аудиенции без свидетелей и, оставшись с президентом наедине,  начертил принципиальную схему модуля центробежной тяги. Разобравшись в кон­струкции и принципе работы, президент почти слово в слово повторил то, что говорил Рустам в лагере:

– Все это удивительно просто. Даже странно, что никто до сих пор не додумался. Если бы я не посмотрел видеозапись, не поверил бы.

– В простоте и преимущество, и недостаток конструкции, – заметил Валентин. Преимущество состоит в том, что это легко осуществить. Недостаток в том, что конструкцию легко понять. Здесь нет новых необычных материалов,  нет секретных технологий, нет ничего такого, что могло бы сделать невозмож­ным, или хотя бы затруднить копирование. Любой рядовой инженер, техник и просто умелец, получивший доступ к машине, сможет изготовить такую же. В случае войны, первая же машина,  попавшая в руки противника,  лишает противоположную сторону всех преимуществ.

    Президент с его мнением согласился. Согласился и с тем, что самым выгод­ным для страны будет продемонстрировать миру свои возможности, а когда пик изумления достигнет максимума, и все разведки собьются с ног, пытаясь разга­дать тайну, сделать широкий жест и подарить ее всему человечеству.

– Вы представляете, какая это будет сенсация! – Воскликнул президент, весело потирая руки. Затем уже серьезно добавил: – Но чтобы тайное не стало яв­ным преждевременно нужно принять  исключительные меры безопасности. Просто исключительные!

– Можно сделать так: – предложил Валентин. – На первом этапе,  то есть до первой демонстрации на международном уровне, конструкцию движителя кроме вас буду знать только я. Чертежи буду делать сам. Изготавливать детали можно без особой секретности. Сами по себе валики и шестеренки ничего особенного не представляют. А вот монтаж блоков…

    Сотрудники канцелярии  президента были удивлены и озадачены. Пошел третий час с начала встречи. Столько времени глава государства редко уделял даже премь­ер-министру. А тут какой-то, никому неизвестный, молодой человек сидит у него уже два часа. Им уже дважды подавали чай, а они сидят рядом, что-то впол­голоса обсуждают и рисуют на листке бумаги. Кто он такой, этот парень?

    А Кононенко и президент страны уже обсудили вопросы производства танков, и теперь, закрыв дверь на замок, смотрели древнее «кино». Смотрели таким же примитивным способом как на острове ацлан. Оставив Рустаму свой фотоаппарат, Валентин захватил с собой поляризационный фильтр. Сказал президенту, что хочет показать нечто чрезвычайно важное, а объяснение последует за просмотром. Они укрепили светофильтр между двумя стопками книг, подперли массивной чернильницей - подарком какой-то иностранной делегации, подвели под луч света шестигранник и… Когда все кончилось, президент был потрясен не меньше чем Кононенко и Бурханов после первого просмотра. Вален­тин коротко рассказал о своем прапрадеде, об атлантах, которых нашел Данило Иванович и о своих опасениях относительно их будущего.

– Вы знаете, по-моему, это сенсация похлеще парящих автомобилей и летаю­щих подводных лодок, – сказал президент. Видеоинформация которой четыре с половиной тысячи лет это…  Даже слов не подберешь!

    Договорились, что один шестигранник будут исследовать в Киеве, второй Валентин увезет в Харьков. И тут и там нужно будет обеспечить надлежащую охрану. Кроме того, президент обещал дать указание, обеспечить компьютерный набор и изготовление копий «книг хранящих память» с пленок отснятых Валентином.

    Чиновники канцелярии звонили куда-то, отменяли запланированные встречи,  извинялись, кого-то просили подождать. А Кононенко вышел из кабинета очень до­вольный. Они обсудили не только организацию производства, но и вопросы секретности, вплоть до отвлекающих действий. Следующая встреча была назначена на послезавтра совместно с премьер-министром, министром обороны и шефом Служ­бы Безопасности Украины. Потом пошли совещания, в которых президент уже не уча­ствовал. Несколько совещаний в министерстве обороны, в министерстве, куда относится завод изготовитель, директор которого был вызван из Харькова. Больше всего времени пришлось провести в СБУ, где получили строгий наказ обеспечить высшую степень секретности. Здесь, кроме охраны промышленного объекта, собирались приставить  группу охраны и к Генеральному Конструк­тору. И лишь, после того как Кононенко показал в спортивном зале, на что способен,  с неохотой согласились отказаться от этой идеи, снабдив личным оружием. Он получил восьми зарядный пистолет Макарова калибра 9 мм. Небольшой и не очень тяжелый, он помещался в кармане пиджака. А вот еще одну «игрушку» - специальный укороченный автомат Калашникова АКСУ, предназначенный для ближнего боя, носить удобнее всего было в чемоданчике «дипломате». Сказали, что в Харькове ему выделят служебную машину марки «Вольво», которая будет бази­роваться в спец гараже и водителя-телохранителя. Это все-таки не целый отряд и Валентин согласился. В Харькове ему должны были выдать запасные номера  и документы для служебной и личной машины. Эти номера можно будет использовать в экстренных ситуациях. Машину с такими номерами не имеет права останавливать ГАИ.

     Домой Валентин вернулся через десять дней. Было утро. Девушки, визжа от радости, повисли у него на шее, а он целовал, целовал, и целовал Солнышко и Звездочку и не мог на них наглядеться. После жен, обнял и поцеловал в щечку растроганную тещу. Весь день Нида и Ила ходили кругами вокруг мужа, терлись об него как кошки, обнимали, садились на колени и всячески выражали свою нежность.

– «Не дождутся ночи девчонки» – думала Тауни, и чуть-чуть завидовала, глядя на них.

Несколько раз, за время отсутствия Валентина, к ним заходил Марк Аронович. Он подолгу разговаривал с Тауни, оказывал ей всяческие знаки внимания, и она волновалась почти как девушка, хотя раньше ей казалось, что она забыла это чувство.

 На второй день Валентин зашел в магазин Лилии Сергеевны. Ди­ректриса просияла, увидев его, не скрываясь, взяла под руку и повела в каби­нет. Здесь она обняла его, осыпала поцелуями, без конца благодарила и говорила какая она счастливая.

– Я не знаю, за что вы меня благодарите. Я только вчера утром приехал из Киева, – сказал он, когда женщина немного успокоилась.

– Вы спасли мою дочь. Вы спасли меня. Вы перевернули всю мою жизнь! Все поставили с головы на ноги! Я готова сделать для вас все, что в моих силах, – говорила Лилия Сергеевна, глядя на него глазами полными восторга. И было видно, что она совершенно не верит в его пребывание в Киеве.

    До кон­ца дня он побывал в Управлении СБУ, у Макароныча, у Володи Усенко, встретился с Циклопом, который, увидев его, побледнел так, будто встретил собственную смерть. В результате ему удалось составить представление о том, как проходила за­вершающая стадия задуманной им операции.

    Оперативнее всех, сработала милиция. Провели экспертизу служебного пистолета, которым пользовался бывший сержант Рева, и установили, что пуля,  прервавшая жизнь следователя, вылетела из его ствола. Через три дня Реву нашли в травматологическом отделении больницы и перевели в другую больницу, но уже за колючей проволокой.

    А дальше, произошло вот что. Однажды, в конце рабочего дня, когда Павел Тимофеевич Гвоздев отбыл домой, в его лавку явились сразу два инспектора – пожарной охраны и санитар­ной службы. Они внимательно осмотрели магазин, каждый в разрезе своей профессии. Затем пожарный попросил открыть каморку директора. Он вошел в нее вместе с единственным продавцом, еще остававшимся в магазине, и стал осматривать электропроводку. В это время, санитарный инспектор позвал продавца, и потребовал объяснений по поводу грязного умывальника и грязных консервных банок под ним. Пожарный покинул каморку почти сразу вслед за продавцом и тот тут же ее запер.

    Утром Паша Гвоздь вошел в свой кабинет и сел за стол. Какой-то человек, околачивавшийся неподалеку от лавки, зашел внутрь, поискал что-то глазами на полках и, убедившись в том, что директор у себя, вышел. Отойдя метров де­сять от магазинчика, он нащупал в кармане коробочку с проволочкой-антенной, похожую на пульт управления от детского радиоуправляемого автомобиля, и нажал кнопку. В каморке Паши Гвоздя громыхнуло. Дверью, сорванной с петель,  выбило оконную раму в противоположной стене. Посыпались осколки стекла. Лавку заволокло дымом. Вскоре вокруг образовалась плотная толпа, через которую с трудом протолкались прибывшие милиционеры. Наружу вывели двух оглушенных и поцарапанных продавцов, легко раненую женщину-покупательницу и двух мальчишек школьников тоже покупателей, грязных, облитых краской, но невредимых. Что же касается Паши, то даже видавший виды пожилой милиционер,  заглянув в его каморку, сказал своему молодому напарнику, что ему лучше туда не ходить.

    В то же утро в милицию позвонила кассирша бензозаправочной станции принадлежавшей Павлу Тимофеевичу Гвоздеву и сообщила, что ночью на станцию было совершено нападение. Милиционерам, прибывшим на место происшествия, мо­лодая женщина сообщила следующее:

    Около двух часов ночи в конторку станции, где находилась она и двое сот­рудников, ворвались четверо в масках и схватили ее коллег. Ее вывели и по­садили в машину марки «Жигули» красного цвета. Номера машины она не видела. Она сидела в машине под охраной одного из нападавших примерно минут двад­цать. Потом вернулись остальные, сели в машину и поехали. В пути они не разговаривали. Женщину высадили поблизости от города Чугуева, а сами поехали дальше. В Харьков она вернулась утром на рейсовом автобусе. Конторка бензоколон­ки оказалась открытой, ее сотрудников нигде не было, и она позвонила снача­ла хозяину, а не застав его,  в милицию.

    Милиционеры обнаружили следы борьбы. Касса была взломана. Собака взяла след и привела к закопанным в землю цистернам. Из двух соседних цистерн из­влекли трупы Коляна и Васька. Как показало вскрытие,  они захлебнулись бензином. То ли плавать не умели, то ли потеряли сознание, отравившись парами. Ни золотых часов, ни пистолета при них, естественно, не нашли.

     А вот чего не знала милиция: Семену Ивановичу Василенко уже давно до­несли, что Васек носит часы, похожие на те, что пропали у него дома. Чтобы до­копаться до истины, Василенко сумел устроить кассиршей на бензоколонку свою племянницу из Ужгорода, отсидевшую там, три года за воровство, Ей было дано задание напроситься к Ваську в постель, переспать с ним и взглянуть на крышку часов, когда он их снимет. Но время шло, а Васек не спешил вести ее к себе домой. Они с Коляном предпочитали пользоваться услугами безотказной кассирши прямо в конторке, как говорится «не отходя от кассы». Быстро, удоб­но и часы снимать не надо. Однажды ей удалось заметить у Коляна пистолет, о чем было незамедлительно доложено Василенко. Вот тут и подоспела информация Валентина. Люди Семена Ивановича прижали Циклопа, и он подтвердил все, что рассказал Чаку. Скрыл только, что лично стоял у дома, когда внутри насиловали и убивали женщину и девочку. Сказал, что они сами, по пьянке, хвастались. Когда подъе­хали те четверо, дверь им открыла кассирша. Она спокойно смотрела, как доп­рашивали Васька и Коляна, как избивали и затем топили в бензине. Выспав­шись дома, она утром позвонила в милицию и сделала заявление.

     Смерть Пашки Гвоздя устраивала, кажется, всех без исключения. Детей у него не было. Молоденькая жена совсем не возражала против роли богатой вдовы. Она, конечно, знала о том, что магазин Лилии Сергеевны фактически принадлежал Гвоздю но, считая ее причастной к покушению на Пашу, предпочла о своих правах на магазин забыть. Макароныч избавился от нависшей над ним угрозы, а о Лилии Сергеевне и го­ворить нечего. У нее теперь был сплошной праздник. Ни Гвоздя, ни Васька с  Коляном и никаких проблем. Теперь она могла выйти замуж, безраздельно вла­деть магазином и забыть, наконец, о своей прошлой жизни. Только Марина не понимала, почему мама вдруг сделалась такой счастливой и кажется, даже помолодела. Мужчины, которые когда-то задирали Лильке юбку, опрокидывая ее на узкую скамейку в темном дворе, или просто прижимая спиной к ограде дет­ского садика, встречая теперь Лилию Сергеевну, долго гадали она это или не она. В конце концов, приходили к выводу, что это совсем другая женщина, хотя и похожая на ту. Да и смешно было бы думать, что эта шикарно одетая гордая красавица, могла бы кому-то отдаться во дворе или на лестничной площадке,  где в ожидании своей очереди топчутся под тусклой лампочкой еще нес­колько парней. Ее можно было представить только на роскошной кровати сре­ди белоснежных простыней в интимном полумраке великолепной спальни. Пред­ставить и безнадежно вздохнуть.

    Кононенко был доволен тем, что, наконец, с его плеч свалилась тяжесть заботы о безопасности Макароныча, и он мог сосредоточиться на своих проб­лемах. А проблем было много. Он начал организовывать производство опытной партии летающих танков. В его распоряжение отдали отдельно стоящее здание цеха на заводе. Осмотрев его, сотрудники СБУ составили проект, и началась работа по перестройке внутреннего пространства. Когда она была закончена здание цеха, выглядевшее снаружи, как и все другие, внутри оказалось разде­лено на сектора, в каждый из которых нужно было иметь отдельный пропуск. Те, кто работал в данном секторе, не могли попасть в соседний, и не знали,  что там делают. Все было пронизано сигнализацией, и скрытые видеокамеры просматривали все входы и выходы. Все поступающие на работу проходили тща­тельную проверку по линии СБУ. Валентин предложил Володе Усенко оставить  свое сидение в пункте обмена валюты и поступить к нему водителем служеб­ной машины и по совместительству телохранителем, с окладом в несколько раз больше, чем у него теперь. В СБУ сначала хотели назначить на эту должность своего человека, но, проверив послужной список Усенко, убедились в том, что он выполнял самые секретные задания правительства СССР, мастерски владеет как оружием, так и приемами рукопашного боя, и согласились с его кандидату­рой. Кроме того Валентин устроил на работу кладовщицей в инструменталь­ную кладовую механического участка пожилую женщину - приятельницу его матери. Предварительно, он договорился с ней, что она будет передаточным зве­ном в его переписка с Рустамом, о  которой не должна была знать даже служба безопасности.

    Однажды, обходя цех, он зашел в инструментальную кладовую, и молча положил перед ней письмо в незапечатанном конверте с адресом Эстебана Нето в Бразилии. Женщина спрятала его в карман платья, а в вечером по­сле работы сходила к своей знакомой Евгении Ивановне, и оставила письмо Кононенко у нее. Евгения Ивановна вложила письмо в купленный конверт, скопи­ровала адрес, и отнесла на почту. Недели через три Кононенко снова зашел в кладовую, и получил ответ Бурханова, с вложенной в конверт квитанцией о переводе денег на счет полицейского участка. Рустам подробно описал на языке ацлан латинскими буквами, какие версии ходят в  народе о побеге «канадца»  и Марио Коррансы, рассказал, как он второй раз освободил индейца из полиции и отвез в Куябу к их «капитану». Какие после этого слухи пойдут среди жителей Эль-Кармен можно только догадываться. Затем он описал свои приклю­чения в Парагвае и подробно пересказал легенду о Белом Индейце. Если все, что он прочел до этого, развеселило Валентина, то эта часть письма его взволновала. Разве в детстве, слушая рассказы отца об американских приключениях прапрадеда, мог он предположить, что предания о нем сохраняются не только в их семье. Он даже вообразить не мог, что индейцы Южной Америки уже вторую сотню лет хранят память о Даниле Ивановиче – простом украинском докторе, и называют его в своих легендах Белым Индейцем. Данилио Русо, – безусловно, это он. Все совпадает вплоть до последнего случая со спасением индейского отряда. Рустам пишет, что он спрашивал у Танэ Хару, и старик вспомнил, что когда выздоровевший и окрепший Данила Расия покинул остров, двое его проводников возвратились на два или три дня позже, чем их ожидали. Они рассказали, что у края болот наткнулись на большой отряд индейцев,  которые узнали Данила Расия. Враги прижали индейцев к трясине и отряду, оставшемуся без боеприпасов, грозила верная гибель. По просьбе своего гостя, ацлан повели отряд той тайной тропой, по которой пришли сами. Потом они свернули на юг, и вывели индейцев в джунгли, очень далеко от того места, где встретились с ними. Данила Расия остался с индейцами, а ацлан вернулись на остров. Это полностью совпадало с тем эпизодом, которым закончила свой рассказ о Белом Индейце старая Кончита. Рустам прав. Надо бы связаться с историками в Парагвае, и поискать до­кументы о том времени, но ехать ему туда второй раз опасно. Валентин написал, чтобы Бурханов поговорил со специалистами в  Корумбе. Может быть, и в Бразилии есть в архивах документы о Даниле Ивановиче. Ведь Бразилия участвовала в той войне, и это против ее солдат воевал Данилио Русо. Кроме того, вероятно, можно и из Украины запросить материалы об этом у соответствующих организаций стран участниц войны 1865-1870 гг.

    Кроме письма Рустама в конверте было вложено письмо Танэ Хару Ниде и Иле, написанное на древнем языке ацлан. Хранитель знания передавал им и Тауни  приветы от родственников и близких, а Валентину от вождя, совета старейшин и всех ацлан. Он хвалил девчонок за их успехи в изучении языка и разъяснял ошибки. Таким образом, заочно продолжалось их обучение, которое они не закончили из-за отъезда. И Тауни, и дочери были очень обрадованы весточкой с родины. Через несколько дней Кононенко передал кладовщице от­ветное письмо, куда были вложены фотографии всей семьи, их новой квартиры и виды Харькова.

    Тем временем, Генеральный Конструктор погрузился в работу. С помощью одного из ведущих конструкторов завода, он очень внимательно и доскональ­но изучал по чертежам конструкцию танка Т80 и его характеристики. Разобрав­шись в чертежах, надел  спецовку и облазал вместе с механиком весь танк от башни до гусениц. После этого снова вернулся к чертежам, что-то рассчитывал и, наконец, указал конструкторам какие места ему нужно освободить для установки его таинственных устройств.

      Главный конструктор танка взялся за голову. И было отчего. В конструкции машины было продумано все до последнего винтика. Компоновка всех узлов логично вытекала из их назначения. Для того, чтобы освободить какие-то зоны, придется переделывать всю конструкцию, ибо свободного, так, сказать, лишнего, пространства, в машине практически не было. К тому же требовалось уложиться в прежние габариты машины и, по возможности, не менять ее внешнего вида. Правда, было оговорено, что в самом крайнем случае, габариты увеличить мож­но, но это весьма и весьма нежелательно.

    Пока Генеральный не знал, сколько места ему все-таки выделят, он не мог приступить к расчетам и конструированию модулей центробежной тяги. Поэтому Кононенко занялся изучением конструкции бронетранспортера, т. к. у него была идея кроме танка сделать  летающий «броневик».

    Тем временем директор физико-технического института получил из Академии наук распоряжение принять некоего Кононенко Валентина Ивановича, получить у него некий «объект», и обеспечить его исследование в обстановке самой строгой секретности. В письме сообщалось, что соответствующие распоряжения службой безопасности города уже получены. Что за «объект» было совершенно неизвестно, но в письме содержались несколько фраз, которые директора очень обрадовали. Это была та часть письма, где говорилось, что финансирование исследований будет обеспечено в полном объеме и бесперебой­но. С начала перестройки народного хозяйства, с социалистического на экономи­ческий лад, институт находился в тяжелом финансовом положении, и деньги нуж­ны были, как воздух.

    Во время посещения института Валентин встретил там приятеля студенчес­ких лет, который работал в конструкторском отделе и жил в поселке физиков Пятихатки. В следующую субботу Кононенко с Нидой и Илой посетил приятеля дома по его приглашению. Сначала посидели в квартире, но потом перебрались в лес, который здесь был рядом. Приятель, видевший  Валентина на территории института вместе с директором, был очень удивлен, а когда увидел машину, в которой он приехал, удивился еще больше. Правда, что его больше удивило – ши­карная машина или две потрясающие красавицы явно «импортного» происхождения, сказать было трудно. На все вопросы Кононенко отвечал уклончиво, от­шучивался и как всегда говорил, что у него богатая теща. Возвращались до­мой под вечер. Уже ощущалось дыхание осени. Валентин подумал о том, что они едут сейчас по трассе Москва – Симферополь. Той же дорогой с севера на юг, где-то там, за ними шагает осень. Неплохо было бы написать  стихотворение о ней. У него нет ни одного стиха о временах года.

    В воскресенье они всей семьей снова были в парке. Решили покататься на канатной дороге. Ила и Нида сели в одну кабинку, а Валентин с Тауни в следующую. Девчонки были в полном восторге от поездки. Тауни тоже зачарованно смотрела на проплывающие под ними кроны деревьев, на зеленую ширь лесопарка, протянувшегося до самого горизонта. То тут, то там среди зелени уже появились желтые и красноватые пятна. Валентин говорил, что скоро листва на деревьях пожелтеет, потом осыплется, и деревья всю зиму до самой весны будут стоять с голыми  ветвями. Тауни это казалось странным. Она никогда не видела деревьев, сбрасывающих листву. Когда спустились на землю, Ила сорвала красную гроздь рябины, и спросила можно ли это есть. Валентин слышал, что рябина становится вкуснее после морозов, но сам никогда не пробовал. Все попробовали по зернышку и пришли к выводу, что плоды, которые растут у них в джунглях гораздо вкуснее.

     Примерно через месяц, Валентина, который был без машины,  застал небольшой дождик. Это случилось на Сумской улице  у памятника Шевченко. Он медленно шел под зонтом по опавшим листьям, смотрел на мокрую фигуру поэта, на фонари вдоль аллеи, по стеклам которых текли струйки воды, на голубые ели, с иголок которых стекали капли, и замысел стихотворения об осени созрел окончательно, а чрез три дня текст лег на бумагу.

                        В НАШЕМ ГОРОДЕ ОСЕНЬ

Ручейки на фонарных стеклах,

В каплях слез голубая ель.

Под холодным дождем намокла

На плечах Кобзаря шинель.

                    Сад Шевченко листвой заносит.

Это, свой, совершая марш,

Из Москвы в Симферополь, осень

Через город проходит наш.

Поначалу вошла несмело.

Груз каштанов стряхнула с плеч.

В лесопарк заглянуть успела,

На рябинах огни зажечь.

На Сумской, прикоснулась к липам-

Желтой кистью слегка прошлась.

На фасаде, плющом увитом,

Рыжей кляксою разлилась.

А теперь с каждым днем смелеет.

До весны ее не  унять.

Листья желтые к окнам клеит,

Будто ставит свою печать.

Отказалась от красок ярких,

Как художник на склоне лет.

Стерла радугу кленов в парке,

Красит улицы в серый цвет.

Переулки не забывает,

Проверяет с утра дворы,

Мелким дождиком заливает

Молодых тополей костры.

Возомнила, что в целом свете

На нее и управы нет.

Между тем, где-то белый  ветер

Гонит вихри за нею вслед.

Принесет зима покрывало

Белоснежного полотна,

Чтоб узоры свои писала

Яркой кистью на нем весна.

Так уж мудро живет природа,

Что всему своя череда.

Осень – это лишь время года,

Осень – это не навсегда.

   Прочитав несколько раз законченное стихотворение, Валентин подумал, что из него может получиться неплохая песня, и добавил припев. Припев получился грустный, но…ведь он об осени.

Осень, мягкой походкой, подберется неслышно.

Не спеши, моя осень, не спеши, подожди.

Одевается осень и богато, и пышно,

Что же грустные песни напевают дожди?

Его жены стихотворение одобрили.

– А в твоей тетрадке, которую нашла в столе, я видела два стихотворения про весну, – сказала Нида, а затем продекламировала:

Весна зажгла в честь нашей встречи

Под небом дивной синевы,

Каштанов праздничные свечи

В резных подсвечниках листвы.

– С кем это у тебя была встреча? – Спросила Ила.

– С одной молодой женщиной, – признался Валентин. – Но эта любовь была недолгой. Меня забрали в армию.

– А она?

– Она осталась  с мужем.

– И ты ее больше не встречал?

–  Нет, – ответил Валентин и, желая изменить тему разговора, обратился к Ниде:

– Давай, дальше.

– Это стихотворение я дальше не помню, – сказала она, а из второго, о весне, помню только начало и конец.

– Расскажи, – предложила Ила.

Опять весна, шальная модница и  лгунья

Ладони теплые на плечи мне кладет.

Пророчит встречу и надежду подает,

Приходит в сны голубоглазая колдунья.

Нида замолчала.

– Ну, а что дальше? –  нетерпеливо спросила младшая сестра.

– Я же сказала, что помню только начало, и конец, – ответила Нида. – Конец такой:

А я и сам еще неясно представляю

Ее лица неуловимые черты.

Боюсь не встретить в круговерти суеты,

Но я ищу, но я надежды не теряю.

– И все про любовь, – констатировала Ила.

– Естественно. Когда тебе двадцать лет, любовь это самое главное в жизни, – сказал Кононенко.

– Но теперь ты нашел то, что искал? – С невинным видом спросила Нида.

– Нашел и, даже, в двойном размере, – улыбаясь,  ответил Валентин, и обнял сестер.

Они прижались к нему и подставили губки. Муж целовал сестричек по очереди в губы, в шейки, в плечи, а потом стал расстегивать кофточки. Сначала обласкал груди  младшей, затем старшей, а когда стал их целовать, сестры пошептались о чем-то у него над головой, и Ила сказала, шевеля его волосы пальчиками:

– Валя, давай пойдем в спальню. Ты нас разде-е-нешь…

– А вы не будете сопротивляться? – Спросил Валентин, прерывая  свое приятное занятие.

– Мы будем послушными девочками.

– Но, вы девочки уже большие. Сами умеете раздеваться.

– Я еще маленькая, Я люблю, когда ты меня раздеваешь, – деланно капризным тоном, возразила Ила.

– А  ты? – Обратился он к Ниде.

– Мне это тоже нравится, – призналась старшая. – У тебя такие ласковые руки. Я просто таю, особенно, когда ты с меня снимаешь…

Не дав ей договорить, Валентин поднял Ниду на руки, и понес в спальню. Ила стояла на месте, ожидая,  когда муж вернется за ней, а затем обняла его за шею и поплыла вслед за старшей сестрой. Из-за двери еще долго доносился их визг и счастливый смех.