Глава 2

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР

Эпизод 3

     Оставшись один, Павел Тимофеевич еще некоторое время сидел с довольным выражением лица и предавался мечтам. А мечты были такие. Во-первых, лишить невинности красивую шестнадцатилетнюю девушку и сделать ее своей  любовницей. Во-вто­рых, когда роль любовницы для нее станет привычной, сделать ее шлюхой. Для начала пригласить двух-трех парней из своих приближенных и заставить девчон­ку им отдаться, а самому поприсутствовать, и посмотреть, как братва будет с ней развлекаться. После этого уже нетрудно будет заставить ее обслуживать нужных ему людей. Он по опыту знал, что за возможность провести пару часов в сауне, или ночь в постели с хорошенькой школьницей, редкий проверяющий не подпишет все, что угодно. А ее можно будет выдавать за школьницу, по меньшей мере, лет до двадцати.

    Паша-Гвоздь не понимал, что только что совершил роковую ошибку. Ох, не надо было ему заводить разговор о девочке. Забыл, Паша, на что способна сам­ка, защищая своего детеныша. Ему бы вспомнить примеры из жизни животных, или пернатых. Длительная безнаказанность, и кажущееся всевластие, над теми, кто от него зависел, притупили в нем чувство опасности. Да он и предположить-то не мог, что для матери – проститутки может иметь значение честь дочери. Подумаешь, поплачет для порядка и приведет. Куда она денется! Ну, а если девчонка будет сильно ломаться, он знает, что делать, чтобы она быстро и крепко зас­нула. Заснет девочкой прямо за столом, а проснется уже женщиной в постели. Только и всего.

    Он не понимал, что для Лилии Сергеевны судьба дочери была как бы компен­сацией за исковерканную собственную судьбу. Она гордилась тем, что вопреки всему, сумела вырастить такую дочь –  талантливую, интеллигентную, красивую. Одно время ей казалось, что она и сама выбралась из того болота,  в кото­ром прошла ее юность, но ее снова и снова окунали лицом в грязь. Тогда она и дала себе клятву уберечь дочь от такой жизни, дать ей другую судьбу.

    Сама она перестала заниматься проституцией, когда дочери Марине было  пять лет. Гвоздь сделал ее своей любовницей, а затем мастером в подпольном цехе по изготовлению фальшивой импортной одежды. С этих пор она спала с од­ним мужчиной и была счастлива. Ей порядком надоело обслуживать всех, у кого были деньги. Тем более, что главное и единственное орудие труда – ее тело с каждым годом теряло свои качества. И, хотя все говорили, что она только хо­рошеет, сама Лилия Сергеевна знала, чего это ей стоило.

    А Марина росла в полном достатке. У нее было все, о чем могли только меч­тать ее одноклассники, но при этом она никогда не зазнавалась, оставаясь доб­рой и отзывчивой девочкой. Училась она почти на одни пятерки, увлекалась химией,  не раз побеждала в олимпиадах и собиралась по окончании школы посту­пить в университет. К тому же она была красива. Видимо эффектную внешность унаследовала от мамы, потому что, кто был ее отцом, не знала и сама Лилия Сер­геевна. В пятнадцать лет Марина заняла третье место на городском конкурсе красоты среди школьниц. Разве можно было не гордиться такой дочерью?

    И, вдруг, оказалось, что все здание счастья, которое строила Лилия Сергеевна для дочери, может рухнуть сломанное грязными руками уголовника Пашки Гво­здя. В том, что дело не обойдется только лишением невинности, она не сомнева­лась. Была уверена, что Паша сначала сам проделает с Мариной все, чему за долгие годы научился у проституток, а когда развратит окончательно, заставит ложиться под всех своих подонков, и будет устраивать с ней групповые игры,  которые так обожает. Этого она допустить не могла. В ее мозгу забили, загуде­ли колокола тревоги, только Павел Тимофеевич в своем самодовольстве их не услышал.

    На второй день, после посещения магазина Лилии Сергеевны, Валентин позвонил Макаронычу, чтобы узнать как дела, и по голосу дога­дался, что тот чем-то расстроен. Оказалось, что какие-то хулиганы изуродовали на стоянке его «Жигули», только что полученные из  ремонта. Побили  стек­ла, исковеркали кузов, - похоже, топором.

–    Ну, Гвоздь, погоди! – пробурчал Кононенко и стал звонить Володе Усенко.  – Сегодня ночью мне понадобится твоя помощь. Ты свободен?

–    Вполне, –  ответил его сослуживец.

    Договорились о встрече и Валентин начал готовиться. Поездив по городу,  он нашел несколько здоровых булыжников. Наполнил бензином двадцатилитровую канистру. Смотал примерно двадцать метров тонкой веревки в моток, опустил ее в канистру, и конец прижал крышкой. Все это погрузил в багажник своей ма­шины, прихватив еще и лом. В половине одиннадцатого вечера они с Усенко подъехали к дому Циклопа. Володя позвонил и осведомился у открывшей дверь женщины дома ли Дмитрий Антонович. Узнав, что дома его нет, стали ждать у  подъезда. Циклоп явился в первом часу. Увидел у дома двоих – Чака и еще одного. Незнакомец наставил на него пистолет, а Чак, как было известно Дмит­рию Антоновичу,  и сам был страшным оружием.

– Что вам надо? – испуганно спросил Циклоп.

– Не волнуйся, убивать тебя пока не будем, – сказал Валентин. – Где жи­вет Гвоздь, знаешь?

– Если он скажет, что не знает, я его сразу же пришью, – пообещал Володя .

– Знаю, знаю, – поспешил ответить Циклоп.

– А где его гараж знаешь?

– Знаю.

– Яма там есть?

–  Нету.

– Поедешь с нами.

В машине Кононенко спросил:

– Ты сказал своему пахану, чтобы не лез к Гольдбергу?

– Сказал

– Зачем вы изуродовали его машину?

– Не знаю. Я же говорил, я человек маленький.

– Ладно, предупредим его еще раз. Придется тебе пару часов покататься с нами пока время подойдет.

    В два часа ночи они въехали во двор, где жил Паша Гвоздь. Железный гараж Гвоздя стоял отдельно от других, задней стенкой к кирпичному сараю для мусора. Между сараем и гаражом было расстояние около метра. В него и втис­нулись все трое. Кононенко подсунул лом, приподнял угол гаража. Подставили домкрат и начали поднимать выше.

– Подкладывай булыжники.

Циклоп послушно подсунул камни. То же самое проделали с другим углом. Валентин открыл крышку канистры и достал из бензина веревку.

– Теперь возьми канистру и медленно выливай, – приказал Циклопу, а ког­да он заколебался, к его виску был приставлен пистолет. Это был газовый пи­столет Усенко, но внешне он ничем не   отличался от боевого. Прикоснове­ние холодного стального ствола было очень неприятным, и Дмитрий Антонович наклонил канистру.

– Не спеши. Все должно попасть внутрь.

Вокруг было безлюдно и тихо. В этой тишине громко булькал бензин, вли­ваясь под железный ящик гаража. Фонарей во дворе не было, окна, за редким исключением, не светились, и группа злоумышленников была невидима

– Все. Пусто. – Сказал Циклоп.

– Пошли!

    Кононенко прижал конец веревки куском кирпича в луже бензина и стал на ходу разматывать ее как Бикфордов шнур. Вот веревка закончилась, и Ва­лентин спросил, подавая Циклопу зажигалку:

Какая у него машина?

– «Ауди».

– Жалко. Ну, ладно, поджигай!

Если бы кто-то в такое время смотрел в окно, он увидел бы, как по двору в темноте быстро ползет огненная змея. А потом ухнуло и заполыхало.

– Смотри-ка, а в гараже оказывается много щелей, – сказал Володя, увидев ярко светящиеся полоски,  на темном фоне.

–  Это хорошо. Больше тяга будет, – заключил Валентин, а затем, обратившись к Циклопу, сказал:

– Садись, мы тебя домой подбросим.

    Они высадили своего пассажира возле дома. Циклоп не стал звонить свое­му патрону, чтобы сообщить, что у него в гараже пожар, справедливо рассудив,  что он - Циклоп,  знать об этом никак не может.

    На второй день Павел Тимофеевич на работу не вышел. Ему было не до того,  А в конце следующего дня, когда на улице моросил мелкий дождь, в его каморку на базаре зашел какой-то молодой человек и сказал:

– Я пришел выразить соболезнование по поводу кончины вашей машины. Она, кажется, приказала долго жить? – При этом посетитель нахально улыбался.

–  Ты кто такой? – грозно спросил Паша, вставая.

Теперь стало видно, что он давно потерял спортивную форму. Толстую шею,  кроме золотой цепи, украшал  двойной подбородок, большой живот свешивался через поясной ремень.

– Вы не поверите, но я тот, кто ее спалил, – нагло заявил посетитель.

– Сука! – вскричал Паша, наливаясь кровью, и схватил нахала за рубашку на груди.

В следующую секунду он получил удар кулаком в живот и вынужден был упасть на свой стул, ловя открытым ртом воздух.

– В Ветхом завете сказано, – говорил тем временем молодой человек. – «Око за око, зуб за зуб, машина за машину». Я тебя предупреждал, чтобы не лез к Гольдбергу, а ты не послушался. Полезешь еще раз, взорву твои бензоколонки. Не угомонишься – убью!

– «Как я насчет Ветхого завета, а! Правда, про машины там вряд ли сказа­но, но про око и зуб это точно. Рустам бы меня похвалил», – думал Кононенко, выйдя из лавки.

Однако, явившись нахально к Паше Гвоздю, он недооценил серьезности сво­его противника. Недалеко от трамвайной остановки его догнали двое. Один из них козырнул и попросил предъявить документы.

 –  А кто вы такой? – спросил Валентин.

 – Сержант Рева, – представился тот и предъявил милицейское удостоверение. Второй, с мрачным видом, молча, смотрел перед собой.

– У меня  нет с собой документов.

– Тогда придется проехать с нами в отделение.

– В связи с чем?

– Вы только что избили человека.

Драться с милиционерами не входило в планы Кононенко, и он пошел с ними, спросив:

– Где ваше отделение находится?

–  На улице Ромэна Роллана.

    Валентин знал, что там действительно было отделение милиции. Сержант открыл дверцу «Москвича», с темными тонированными стеклами, стоявшего непо­далеку, и предложил задержанному сесть на переднее сиденье. Сам сел за руль.  Сзади уселся мрачный тип. Кононенко обдумывал, что будет говорить в мили­ции. Дело принимало нехороший оборот. Планируя нынешнюю операцию, он не пред­полагал, что Паша может обратиться в милицию. Но милиция милицией, а то, что второй сидит у него за спиной, ему совсем не нравилось. Просто по привычке. Он не любил, когда ему дышат в затылок. Проехали мост через речку Лопань, но вместо того чтобы ехать прямо, сержант почему-то свернул направо в Рогатинский переулок. Это насторожило Кононенко, потому что было нелогично. Проехать на улицу Клочковскую, и дальше на Ромен Роллана можно было и так, но дорога была хуже и длиннее. Когда водитель снизил скорость, словно бы желая продлить пребывание в безлюдном переулке, Валентин насторожился еще больше. Заводской забор, обшарпанные домишки, и нигде никого.

– Хорошее место! – сказал сержант.

    Беспечный человек не обратил бы на это замечание никакого внимания. Но у Кононенко обостренное чувство опасности было выработано многолетней тренировкой, и особенно развито в Афганистане, превратившись, по сути, в инстинкт. Для него слова милиционера прозвучали как сигнал своему напарнику.

    Валентин резко обернулся назад, и как раз вовремя. Мрачный, привстав,  держал в поднятых руках шнур-удавку, собираясь накинуть ему на шею. Левой рукой, Кононенко наотмашь ударил его по лицу, а правой резко крутанул руль. Машина круто свернула, и уткнулась в дерево. Тот, что был сзади, при по­вороте повалился на сиденье. Водитель удержался, но тут же получил такой удар правой в висок, что головой пробил боковое стекло и погнул тонкую стой­ку.

    Этот пока не опасен. Второй поднимается и в его руках все та же удавка. В тесном салоне возможности для маневра крайне ограничены. Руки с удав­кой взметнулись вверх, но в этот момент Валентин раскрыв ладонь, ткнул изо всей силы концами пальцев в нижнюю часть горла своего противника, в то ме­сто, которое в старом милицейском учебнике по боевому самбо обозначено кре­стиком.

    Это возымело действие. Мрачный тоже на некоторое время вышел из строя. Теперь можно было просто уйти, но наглые действия этой пары разозлили Кононенко. Не обернись он вовремя, и сейчас они везли бы уже его труп куда-нибудь, где его можно незаметно выбросить из машины. Их следовало проучить. И он сделал то, что делать не любил – переломал им руки – все четыре. Эта  операция сопровождалась дикими криками с последующим обмороком.

     Обшарив карманы водителя, он взял милицейское удостоверение.  В карманах второго ничего существенного не было. На улице по-прежнему шел дождь, и было пустынно.

Когда разъяренный Кононенко ворвался в магазин, продавец, со словами:

– Сюда нельзя! –  заслонил дверь каморки директора, но через секунду отлетел в угол.

    Увидев в проеме распахнувшейся двери своего давешнего гостя с удавкой в руках, Паша побледнел. Но, вместо того, чтобы набросить удавку ему на шею,  Валентин хлестнул ею по оплывшему жиром лицу и сказал:

– Ну, все, Гвоздь. Это было последнее предупреждение!

 Уходя, он обернулся и сказал;

– Там твои «шестерки», нуждаются в медицинской помощи. Они теперь долго не смогут никого душить.

За дверью на него кинулись оба продавца, но очень скоро пожалели об этом,  Пока они, охая, поднимались с пола, незваный гость уже исчез.

Утром Валентин позвонил в отделение милиции на улице Ромэна Роллана. Там ответили, что Рева у них никогда не работал. То же самое ответили еще в двух отделениях. Он набрал номер телефона следующего отделения

–  Позовите, пожалуйста, сержанта Реву, – сказал он в очередной раз

– Рева? Он уволен два месяца назад

– Почему же тогда он ходит с милицейским удостоверением?

– Кто  говорит?

–  Слон, – буркнул Валентин и  отключился.

    Через два дня Кононенко подъехал к любимому магазину, чтобы сделать по­купки. Лилия Сергеевна была в зале. Она находилась в зале уже два дня, прак­тически не уходя к себе в кабинет. Она ждала его, но Валентин, естественно, об этом не знал. Выйдя из магазина с полной сумкой, он встретил Лилию Сергеев­ну на улице.

– Мне  очень нужно с вами поговорить, – взволнованно сказала женщина. При этом она оглянулась на свой магазин.

– Садитесь в машину, – предложил Валентин.

– Здесь нельзя. Подождите меня вон там за углом. – И она, едва заметным движением головы, указала направление.

Видимо она вернулась в магазин сделать какие-то распоряжения и взять сумочку. Ждать пришлось минут пятнадцать.

– «Интересно, зачем я ей понадобился? Любовь что ли»? – недоумевал Кононен­ко.

Но вот застучали каблучки модных туфель, красавица грациозно втиснулась в любезно распахнутую дверь и села рядом с ним.

– Давайте куда-нибудь отъедем, – попросила она, с опаской поглядывая в зеркало заднего вида. Проехав несколько кварталов, он выбрал место, и остано­вился.

– Я вас слушаю.

– Боже мой, я даже не знаю, как начать, – растерянно проговорила Лилия Сергеевна. – Я хочу, просить вашей помощи… Я не знаю к кому обратиться, а вы… Вы один можете спасти мою дочь.

– Вы не волнуйтесь, – сказал Валентин, – объясните спокойно, какая помощь нужна вашей дочери и почему вы обратились именно ко мне? Я не знаю вашу дочь, и вас видел только в магазине. Вы меня не путаете с кем-нибудь другим?

      У его гостьи задрожали плечи, и она зарыдала. Были ли это искренние слезы или притворные он определить не мог.

– Сейчас…Сейчас…Я объясню, – сквозь рыдания говорила она. – Это Пашка Гвоздь…

– «Вот оно что! – подумал Валентин. – Кое-что проясняется. Но как она связала меня с Пашкой»?

А Лилия Сергеевна продолжала сквозь слезы:

– Моей дочери шестнадцать лет. Она скромная девочка, умница, увлекается наукой и красивая. Она еще ни разу не была с мужчиной, а Пашка хочет сде­лать ее проституткой. Сказал, что сам лишит ее девственности, а потом…Я знаю, что они вытворяют. Собираются человек восемь – десять мужчин и приво­дят одну девушку. Сначала пьют, потом тянут жребий – кому, что с нее снимать. Кому достанется кофточка, кому трусы, кому лифчик, а кому заколка, цепочка, сережки – в общем, пока на ней не останется ничего. После этого разыгрывают номера, кто будет первым, кто вторым, кто последним. Первый валит ее на диван, а остальные смотрят, и возбуждаются. Когда попользуются все, снова пьют, а по­том уже без всяких номеров ее берут вдвоем и втроем одновременно. Я не хочу, чтобы они сделали это с Мариной. Пашка предупредил, что если она не даст добровольно, ее однажды затащат в подвал и изнасилуют скопом. Если это случится, она что-нибудь с собой сделает.

– Я вас понял, –  сказал Валентин. – То, что вы рассказали просто скотство,  но почему вы обратились ко мне?

– Я была у него в лавке, когда вы его избили. Вы меня не заметили. Я стояла в зале в уголке. Он при мне послал продавца за теми двумя и приказал вас убить. ... А на второй день я узнала, как вы их искалечили.

Лилия Сергеевна повернулась к нему всем телом, сложила молитвенно руки и прошептала:

– Убейте Пашку! Он же хотел вас убить. Убейте его! Я заплачу вам двадцать тысяч баксов. А если не можете, помогите мне достать пистолет. Я сама его застрелю. Он страшный человек. На нем много загубленных жизней,  много крови. За него и Бог не накажет

– Так, так, я начинаю понимать, – произнес Валентин. – Теперь давайте спокой­но и по порядку. Постарайтесь по-деловому, без слез. Вы ведь деловая женщина.

– Я постараюсь, – пообещала Лилия Сергеевна.

– Во-первых, какое вы имеете к нему отношение?

– Я была его любовницей и сейчас полностью от него завишу. Все,  кто вокруг него, так или иначе, от него зависят. Он может с нами делать все,  что хочет.

– Во-вторых, – продолжал Валентин, – если вы знаете о его преступлениях, почему бы вам, не обратиться в милицию?

– Я мало знаю. Просто кое-что слышала. Этого для милиции недостаточно. Он все равно откупится, а потом отомстит.

    Лилия Сергеевна лгала. Будучи долгое время любовницей Пашки, она знала очень много, но вариант предложенный Кононенко ее не устраивал. В правосу­дие она действительно не верила, но, самое главное, арест Гвоздя был ей невыгоден. Если начнется следствие, докопаются, что якобы принадлежащий ей ма­газин, в действительности куплен за его деньги, а она, лишь подставное лицо. Тогда магазин отберут. А она хотела сохранить и дочь и магазин. Ее устраи­вал Паша-покойник. Тогда все останется шито-крыто, и она станет истинной владелицей магазина. Ее доходы возрастут многократно. К тому же, если Вален­тин согласится убить Пашку, он сам будет в ее руках. Тогда уж нетрудно бу­дет заставить его ухлопать и Васька с Колянном, которых она ненавидела. Она сама, наконец, сможет выйти замуж за человека, который за ней ухаживал, и начать жизнь нормальной женщины.

– Третий вопрос, – сказал Валентин, – сколько у него людей? Я имею в виду опасных.

– Те двое, что вас хотели задушить, два продавца в лавке, но эти мелочь. По двое на двух бензоколонках и еще некто по кличке Циклоп.

– Хорошо. Что у вас все-таки на него есть?

– Слышала про убийство какого-то следователя, который слишком глубоко копал. И еще…, как будто его люди убили жену и дочь другого уголовника пахана – Пашкиного конкурента.

– Кто исполнители?  Какие-нибудь  подробности?

– Не знаю.

–  А того пахана знаете?

– Совсем мало. Он директор швейного предприятия. Живет на Шатиловке в шикарном особняке. Его фамилия Василенко.

– Адрес знаете?

– Рабочий могу сказать, а домашний только зрительно.

– Прекрасно. Убивать, вашего Пашку я не буду, но помочь вам попробую.

– Пока вы будете пробовать, он испортит Марину. Сказал, как только от­правит жену в Париж, по путевке, чтобы я привела дочь к нему и оставила на ночь. Да еще чтобы уговорила не ломаться.

– Когда отъезд?

– Через шесть дней.

–  Путевку он уже купил?

– Кажется, собирается завтра. Это не дефицит.

– Что за контора?

– Тур бюро «Круиз».

– Пойдите и скупите все оставшиеся путевки. Выиграем время, и это обойдется вам дешевле двадцати тысяч долларов.

– Не могу. Боюсь, что за мной следит кто-то из продавцов в магазине. Паша очень хитрый и осторожный. У него везде шпионы. Узнает, – убьет. Тогда уж Марину ничто не спасет

– Тогда давайте это сделаю я. Денег не жалко?

– Деньги у меня есть. Я не бедная.

– Завтра я вам позвоню из тур бюро. Ваш телефон?

Записав номер телефона, Кононенко сказал с улыбкой:

– А теперь давайте знакомиться. Меня зовут Валентин.

 Лилия Сергеевна протянула холеную руку, и знакомство состоялось.

– Будете в магазине, не здоровайтесь со мной, – предупредила она.