Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Драматические актрисы России

  Все выпуски  

Драматические актрисы России Мадлен Джабраилова о Петре Фоменко: Он воспринимал спектакль как музыкальное произведение


Мадлен ДжабраиловаУже год прошел, как Мастерская Петра Фоменко лишилась своего Мастера, но в театре о нем не хотят говорить в прошедшем времени только в настоящем и в будущем.

Актеры попытались снять первый слой воспоминаний, но выяснилось, что определить феномен Фоменко очень непросто: легкое дыхание его работы с учениками, его репетиций в Мастерской, убегает от любых определений и формулировок. И все-таки актриса Мадлен Джабраилова рассказала об отношении Петра Наумовича к актерам, критике и публике.

- Петр Наумович долгое время недополучал от критики. И интервью, как выяснилось, почти не давал. Как он учил вас относиться к прессе?

- Ну, во-первых, он говорил, что критики это наши могильщики, во-вторых, что критика всегда расскажет нам, что мы поставили на самом деле. Ему было любопытно почитать критические статьи. Людей, которые действительно разбираются в театре, а не просто описывают премьеры на скорую руку, он воспринимал серьезно и некоторых выделял. Не знаю, общался ли он с ними, но все-таки имел в виду. Иногда бывало, что интересные мысли, которые вдруг возникали у критиков, он реализовывал в спектакле.

Очень забавный случай был с Натальей Крымовой, когда она пришла на Волки и овцы и потом написала, как замечательно, что в сцене, которую играют сестры Кутеповы, Мурзавецкая говорит Купавиной: Я в тебя, как в зеркало, смотрю. А у нас этой фразы и в помине не было! И помню, как Петр Наумович подумал и сказал: Ну, наверно, будет неудобно, если мы скажем, что у нас этой фразы нет. Давайте ее как-то вставим. И в результате мы уже много лет играем сцену с крымовской фразой.


- Сами вы читаете критику?

- Читаю, но не скажу, что с каким-то жадным любопытством. Иногда просто слышу, как другие обсуждают и думаю: Да, надо посмотреть.

- А на чье мнение вы ориентируетесь? Когда есть результат работы, наверно, важно получить обратную связь от коллег, от друзей, от специалистов?

- Да, есть и друзья и коллеги, мнение которых мне очень важно, есть даже люди абсолютно не театральные, восприятие которых для меня иногда даже важнее. Выход премьеры не конечный результат, и относиться к нему как к конечному пункту не имеет смысла. Спектакль развивается и так видоизменяется, что публика воспринимает его по-разному. Время прибавляет или вычитает какие-то зрительские реакции. Я помню, кто-то из критиков даже взял все свои слова назад, еще раз посмотрев Три сестры, то есть признал, что был не прав. Поэтому ориентироваться на критику вроде бы тоже не стоит. Кто остается? Безусловно, Петр Наумович. Он вообще жил вне времени и вне результатов, поэтому и сейчас, наверно, я бы ориентировалась на его мнение. Понимаю, что уже не услышу, но, может быть, угадаю, если получится. Ему в принципе был не чужд никакой эксперимент, как и любая живая вещь в театре. К своей работе он всегда был взыскателен, и если что-то не получалось у артиста, спрашивал, прежде всего, с се бя.

- Работу актеров он оценивал так же жестко, как свою?

- Нет, актеров Петр Наумович всегда берег. Но это не значит, что он хвалил бесконечно. Скорее, высказывал дельные замечания и свое довольно ясное представление о том, что у нас вообще выходит. И себе, и всем остальным он давал право на ошибку. Она могла исправляться по ходу дела. Хотя некоторые вещи он так и не менял. Допустим, в Триптихе, в третьей части, когда мы делали сцену Фауста, все говорили, даже сам Петр Наумович, что композиционно она перегружена, слишком много всего: и Гете, и Бродский, и Пушкин надо было сократить. Но дошло дело до премьеры, а сокращений не последовало. Он опять говорил: Надо бы, наверно, убрать лишнее. И другие ему подтверждали: Да, Петр Наумович, здесь может быть, есть лишний кусок? Давайте же мы определим и уберем его. Да, надо бы определить… Но до сих пор эта часть идет без изменений. Может быть, он проверял, насколько мы правы. При этом категоричности, жесткости в его оценках не было. Она была в другом: в собственном сомнении и, бе зусловно, в уверенности, что не может быть конечного результата.

- Вас Петр Наумович учил сомневаться или бороться с сомнениями?

- Ну, на самом деле, и то и другое. Наверное, нужно соблюдать баланс, потому что, если все время сомневаться, ничего не сделаешь. Нужно как-то набираться мужества и все-таки делать. Кто-то сказал: Если ты не сделаешь то, что боишься сделать, ты никогда не узнаешь, что на это способен!

- Своими сомнениями он делился с вами?

- Он задавал вопросы. И по вопросам было понятно, что здесь он, возможно, чего-то не понимает. Но это могло быть и обманчиво, потому что иногда он просто проверял свою мысль через других людей и либо утверждался в ней, либо спорил, то есть обязательно происходил некий взаимообмен. А вопросов он всегда задавал много, по любому поводу. Я помню, что в Графе Нулине он спрашивал: Как вы думаете, а как зовут Лидина? Но в тексте нет его имени, действительно, нет. Естественно, возникла пауза. И тогда Петр Наумович сказал: Мне кажется, его зовут Жорж. И все смеялись. Бывали и такие, смешные вопросы, а бывали и очень серьезные.

- То есть смеяться часто приходилось на репетициях?


В избранное