Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

XIX век: светская культура

  Все выпуски  

XIX век: светская культура. Письма из Тамани, часть 2




Добро пожаловать в мир XIX века - эпоху быта и культуры дворянства!
Данная рассылка рассчитана на широкий круг читателей и имеет цели:
- общеобразовательную - для тех, кто увлекается данным периодом;
- объединяющую - для желающих погрузиться в эпоху через создание костюмов и участие в мероприятиях.
В рассылке будут рассмотрены разнообразные темы о быте и культуре дворянства: история и персоналии, изменчивость и капризы моды, крой и шитье костюмов, этикет на все случаи жизни, балы и танцы, а также светские мероприятия в стиле 19-го века, проводимые во многих странах мира, участником которых можете стать и вы.



Доброго времени суток, судари и сударыни,


     
Продолжение рассказа...
_____________________________________________


АНОНС МЕРОПРИЯТИЙ


     Уважаемые дамы и кавалеры, приглашаю вас принять участие в бале, который состоится 8-го ноября в Анкаре, Турция. В программе мероприятия — простые танцы, концертная часть, фуршет. Дресс-код для дам — длинное вечернее платье, для кавалеров — строгий костюм. По всем вопросам обращайтесь к автору рассылки.


_____________________________________________



     «Наш друг» Туманский, как известно, некогда попался впросак, прославив «очаровательным пером» одесские сады. Теперь его мечта осуществилась. Окрестности Одессы зеленеют, благодаря тому, что вода вне черты города продается водопроводным обществом вдвое, если не больше, дешевле (по три копейки за бочку). Множество небольших, но милых и уютных дач, с садиками, нередко щеголяющими и цветами, и деревьями, окружают Одессу. В них все чисто, прибрано, вымыто до последнего листочка. Несомненно, что некоторые именно в этом видят «иностранность» черноморской царицы. Увы! Признаки неряшливости, запущенности, даже запустелости считаются весьма и весьма многими за родные, чуть не национальные. Кстати, быть может, именно скучая упреками в «иностранности», Одесса допускает пыль именно близ дач, по дороге к Малому фонтану. Одна половина дороги тщательно увлажняется, но другая, именно там где бежит конка поливается весьма небрежно, да и то через день. Для конки делается почему-то исключение, вероятно как премия ради поощрения отменных нахальства и дерзости конно-железнодорожной прислуги. Приезжим я не советую и ногу заносить на плохие и тесные платформы одесской конки, благо извозчики дешевы и хороши. Итак, конка обильно осыпает прахом все дачи левой стороны, в том числе и дачу городского головы. Одесситы утешаются в такой невзгоде соображением, что лучше мол иметь городского голову запыленного при помощи конки обывателями, чем такого что станет пускать сам пыль в глаза обывателям. В связи с недавним обилием воды, в Одессе замечается развитие огородничества, появились даже свои ягоды, малина и клубника, чего прежде не было; к сожалению, разведением их занимаются не ростовцы, а иностранцы. Русский человек часто жалуется, что ему на своей земле ходу нет; нельзя ж однако не сознаться, что нередко он позевывает удобное время для захвата того или иного промысла в данном месте в свои руки. Возьмите чисто русский, по-видимому, промысел, кожевенное дело, и что же? в Одессе оно все в руках греков; даже рабочие, и не не русские. Странность тем большая, что там «по всем другим отраслям промышленности рабочие из русских составляют громадное большинство».
В одесской вывозной торговле, как известно, издавна первенствуют иностранцы. Русские купцы мастера скупать хлеб по деревням, но доселе еще не научились продавать его за границу без посредства иностранцев; так дело повелось исстари, так оно и стоит и теперь. итальянцы во время оно первенствовали в Одессе; теперь они вытеснены славянами, греками, евреями, кем угодно, только не русскими. Кстати заметить, что люди сведущие уверяли меня, что в Одессе в последнее время между купечеством появился немецкий элемент; немцы помалу теснят всех, даже англичан.
     Немецкий купец проникает ныне всюду; мы, кажется, присутствием при переходе всемирной торговли в немецкие руки; англичане пятятся перед немцами, как некогда сами потеснили голландцев. Нечего при этом удивляться, что число немцев растет всюду: Москву они чуть не заполонили: там их насчитывают до шестидесяти пяти тысяч, то есть чуть не 10% всего населения. Немецкий купец обладает двумя качествами, которым у него никому не мешает позаимствовать. Он, во-первых, изучает свое дело, то есть ту отрасль торговли, которой думает посвятить себя, самым доскональным образом; а, во-вторых, он не начинает дела в известном месте наобум, мол не попробовать ли там-то тем-то поторговать, или на том часто шатком основании, что другой там нажился, а опять-таки изучает местные условия торговли: он знает где именно таковой торг можно завести и где какую конкуренцию встретить. В этом отношении громадную услугу оказывает германской торговле правильное устройство консульского дела. А у нас, как говорят, новый консульский устав лежит под сукном, страха ради маменькиных сынков, которым с его введением не будет уже такого хода. У нас, в России, немец порою основывает фабрику, принимая в расчет разницу в пошлине между первичными и вторичными продуктами производства; то есть фабрику, которая получает из-за границы уже почти готовый фабрикат и на месте дает ему только окончательную обработку. Вот почем, думается, одними пошлинами мы от немца никак не отбояримся, и чем скорее наше купечество вспомнит дедовскую пословицу о том, что учение свет, а неученье — тьма, тем лучше. Совет то конечно, не для многих еще привлекателен; но приходится уж сознаться, что ученье — выгода, неученье — убыток.

     Архитектурой домов Одесса похвалиться не может; плоские фасады более старых домов, с оконными рамами как раз вровень со стенами, просто некрасивы; они, по-видимому, занесены итальянцами. Новые дома также не особенно изящны. У нас вообще мало обращают внимания на красоту зданий; положим, что в наше время архитектура всюду носит более или менее «ученый», или вернее сказать «эклектический» характер. Берутся старые архитектурные мотивы, и комбинируются более или менее удачным образом. Но всюду, при таких комбинациях, все-таки проявляется известная самостоятельность и знаний, и вкуса; немец делает их на свой манер, иначе чем француз или англичанин. Наши архитектора редко добираются до первоисточников, а просто варьируют чужие комбинации, соединения несколько их в одну, и не проявляя при этом оригинального вкуса. А на недостаток работы им пожаловаться грешно. Положим, что русская деревня, если не беднеет, как то полагают пессимисты ad hoc, то все же давно застыла в своем развитии; какой я ее запомню лет тридцать назад, такая она и по сейчас; но города несомненно и растут, и богатеют, и вдобавок каменеют, если так позволено выразиться.
     Одесса, не устроив еще многого, например рынков, надумала потщеславиться великолепным театром. Говорят, он обойдется в полтора миллиона, и будет отделан с необычайной роскошью. Не нам, конечно, говорить против постройки великолепного храма искусства, некогда находившегося под покровительством Бахуса и которое современные умники почитают одним из средств для отвращения «народа» от чересчур усердного поклонения этому, под веселую руку хватавшему через край, богу. Тем не менее, мы полагаем, что театр на две тысячи зрителей слишком велик для Одессы; такие театры в пору разве Парижу. Город, где много небольших, но охотно посещаемых театров, конечно, важнее в деле процветания искусства города с великолепной и par-dessus le marche пустой залой. В небольшом театре хза раз может уместиться очень много народу, но для правильного ведения репертуарного дела необходимо, чтоб одна и та же пьеса повторялась возможно большее число раз: иначе не будет времени как следует разучить новую при том, театр, как из изба красен не углами. Неапольский San-Carlino помещается чуть не в погребке, но это не препятствует ему быть одним из самых оригинальных и прелестных театров в мире. Московский Малый театр здание тоже невзрачное, а было время, и на нашей еще памяти, когда он мог потягаться и поверстаться с любым из образцовых европейских театров. Обращать внимание на театральное помещение, всячески увеличивать его удобство и красоту, конечно, дело не вредное; но в рассуждении драматического искусства такие заботы удобнее всего приравнять к нулю. Лучше, если б наши города, вместо траты на здания для театра, давали бы им ежегодную субсидию; отыскивали бы для театра талантливых не архитекторов, а директоров. Но до покровительства театральному искусству у нас еще далеко; просматривая объявления в провинциальных газетах, легко убедиться, что у нас многие думы еще просто-напросто барышничают театром; они норовят сдать театр по самой дорогой цене, да при этом еще оставить за собой побочные, но весьма существенные статьи дохода, в виде буфета и вешалки. В Италии оттого и развилась опера, что всякий чуть побогаче город не жалел на ее денег; абонемент на ложи там переходит из рода в род.

     Одесса не богата достопамятностями; дом, где жил Пушкин, есть важнейшая из них, если не единственная. Найдется немало господ, которые улыбнутся, прочтя упоминание об этом невзрачном доме, украшенном мраморной доской с обозначением года, когда в нем жил поэт и стоящем на бывшей Итальянкой, а ныне Пушкинской улице, щеголяющей двумя рядами акаций с каждой стороны. А чему бы, кажется, улыбаться? Но так уж устроен человек, что будет чуть не с благоговением глядеть на окно, из которого выскочил Гришка Отрепьев, сочтет даже стыдом, будучи в Москве, не видеть того окна — а мимо дома где жил поэт, затем и жить хотевший чтоб мыслить и страдать, пройдет с полным равнодушием. Что касается меня, то проезжая даже мимо петербургского гостиного двора, я невольно подымаю глаза на его верхнюю галерею, и вспоминаю что там любили гулять Кармазин, Пушкин, Крылов, Жуковский, Гнедич. Прыжок Гришки Отрепьева, не спорю, был немаловажным деянием русской истории; но вид мест, с которыми соединяется какое-либо воспоминание о людях мысли и умственного труда, право же, способен возбудить думы не менее важные и чувства не менее патриотические.
     Конечно, и в Одессе есть и юноши, и старцы, невольно замедляющие шаг, когда им приходится идти мимо невзрачного дома на Пушкинской улице, и не считающие такого замедления и сопровождающих его воспоминаний за потерю драгоценного в английско-лавочническом смысле времени. Но говоря вообще, Одесса, полная, как и во времена Пушкина, «заботливых купцов», не любит терять времени даром; меркантильный дух пронизывает нее насквозь, и мало кто не соблазняется им. Некоторый остроумный одессит уверял меня, что если в Одессе когда-либо будет процветать наука, то разве Торговое право да Политическая экономия.



С уважением, Мария Дмитриева, автор рассылки     




http://www.XIXcentury.com
Все интересующие вас вопросы задавайте по электронной почте xixcentury@mail.ru
Номер выпуска: 47



В избранное