Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет, мы не знаем украинской ночи.
В.Маяковский
"ДОЛГ УКРАИНЕ"

КРУГ МАРУСИ ЧУРАЙ
ТРАГЕДИЯ БЕССМЕРТНОЙ УКРАИНКИ
Михаил СТЕПАНЕНКО

       Более 350 лет назад из уст молодой украинской девушки полетела в мир тихая печальная песня «Ой, не ходи, Грицю, та й на вечорниц╕». Эту песню любят и поют до сегодняшнего дня, она существует в записях фольклористов, обработках композиторов, переводах на немецкий, чешский, французский, польский, английский языки.
       Вечная тема любви, измены и мести волнует и смущает наши души, как волновала души наших далеких предков века назад. Чудесная мелодия и высокое поэтическое слово вызывают у слушателя печаль и сочувствие к бедному Грицю и к девушке, которая его погубила, к мимолетности и трагичности такой краткой и такой сладкой человеческой жизни.
       Следует добавить, что ни одна из песен не имела такого влияния на украинскую литературу как эта. Сюжет «Гриця» стал основой для произведений Л. Боровиковского («Чар╕вниця»), С. Руданского («Розмай»), М. Старицкого («Ой, не ходи, Грицю»), О. Кобилянской («У нед╕лю рано з╕лля копала»), И. Микитенко («Маруся Шурай»), И. Сенченко («Ой, не ходи, Грицю, та на вечорниц╕»), Л. Костенко («Маруся Чурай») и многих других авторов.

       ФАНТОМ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
       А существовала ли реальная Маруся, существовал ли Гриць? Не является ли вся эта история фантомом, творением народного воображения, дополненным фантазией и талантом выдающихся литераторов?
       Первая романтизированная биография Маруси Чурай была создана известным русским драматургом Александром Шаховским (1777—1846). В изданном в 1839 году сборнике «Сто русских литераторов» была напечатана его историческая повесть «Маруся, малороссийская Сафо». По А. Шаховскому, Маруся Чурай родилась в 1625 году, ее отец, казацкий урядник Гордей Чурай как один из руководителей антипольского восстания 1637 г. был казнен в Варшаве. Маруся осталась сиротой и вместе с матерью Горпыной Чурай жила в Полтаве. Именно в Полтаве и раскрылся ее дар поэта-песенника.
       Маруся была очень музыкальной и обладала редкой красоты голосом. Она импровизировала как слова, так и мелодии к своим песням, которые за короткое время запела вся Украина. Личная жизнь Маруси не сложилась. В нее был влюблен значковый товарищ казак Искра, но Маруся полюбила своего молочного брата, также казака Полтавского полка, Грицка Бобренко. Эта любовь закончилась трагически. Мать Гриця мечтала женить своего сына на Гале — дочери влиятельного и богатого есаула Федора Вешняка. Несмотря на пламенную любовь Гриця и Маруси, Гриць подчинился воле матери и женился на Гале Вешняк. Маруся пыталась покончить жизнь самоубийством, но ее спасли. После этого жизнь Маруси стала нестерпимой. Встретив однажды Гриця на вечерницах, Маруся пригласила его к себе. Смертельный напиток был уже готов. Отравив Гриця, Маруся не скрывала своего преступления, она была приговорена к смертной казни. Во время исполнения смертного приговора, в Полтаве появился всадник с универсалом Богдана Хмельницкого о помиловании Маруси. Это был казак Искра. Марусю освободили из-под стражи. Через год она умерла в одном из женских монастырей. Это — версия романтической повести А. Шаховского.
       А теперь рассмотрим некоторые документальные свидетельства, которые сохранились до наших дней. В 60-х годах XX в. украинский поэт Иван Хоменко (1919—1968), работая над поэмой «Марина Чурай», нашел в Центральной научной библиотеке Украины текст приговора, вынесенного Полтавским полковым судом Марусе Чурай. Он сделал копию этого документа, которая была впервые опубликована в 1973 году музыковедом Л. Кауфманом (Леонид Кауфман «О популярных украинских песнях и их авторах», М. 1973, Всесоюзное издательство «Советский композитор»).
       Приводим этот текст: «Л╕та от народження Сина Божого тисяча ш╕стьсот п’ятдесят другого, м╕сяца ╕юня 18 дня. За ведомом ╓го милости пана Павла Семеновича полковника Полтавського, пред нас: Костя Кублицького судд╕ полку Полтавского, Андрея Нещинського отамана городового, Федора Сухов╕я войта, Петра Юревича бурмистра ╕ при многих общих персонах, постановившаяся пред нас д╕виця Марина, дочь покойного урядника Полтавського охочекомонного полку Горд╕я Чурая, з Полтави року теперешн╓го загубила страх Божий, смертельний гр╕х учинила. На лугах з╕брала; кор╕ння отруйного, зел╕я — цикути, з пом╕ччю злого духа отру╖ла Григор╕я, сина хорунжого Полтавського полку Петра Бобренка.
       Ведле (соответственно. — Авт .) того добровольного признаття, той сваволи недопускаюч╕ шириться, винайшли сим декрет з порядку прав Махдебурських частые четвертой, на листу сто двадцать девятому ку концы: «Злод╕йка по квестом (по результатам следствия. — Авт. ): ма╓т быти отдана теперь палачу на отсеченье голови ея».
       Тот же карности ╕ с╕╓ реченн╓ зрайци подлеглим зостали справу с╕ю в книги м╕ски╓ полтавскии вписать, что ╕ ╓сть вписано року ╕ дня вишеположеного.
       На покаяння перед Богом ╕ краткой молитв╕ дано время злод╕йке».
       Несмотря на серьезные сомнения относительно аутентичности этой копии оригиналу документа, я решил проверить реальность приведенного состава судей, и возможность существования никому не известного Полтавского полковника — Павла Семеновича. Ведь с 1649 г. по 1658 г. Полтавский полк возглавлял Мартын Пушкарь, выдающийся деятель национально- освободительного движения, один из лучших полководцев времен хмельнитчины. Это известно из сотен документов и никем не отрицается.
       Но... События весны и лета 1652 г. внесли своих коррективы. В мае 1652 г. по приказу гетмана Полтавский полк под руководством М. Пушкаря выступил к Южному Бугу, где участвовал в славной и победной для казаков битве под Батагом. Как известно, на время отсутствия полковника в полковом городе назначался «наказной полковник». Но. Наказной полтавский полковник Иван Искра по распоряжению Богдана Хмельницкого весной 1652 года отбывает в Москву во главе казацкого посольства. И тогда в Полтаве остается полковник «на то время», а именно Павел Семенович.
       Как свидетельствует исследователь истории казацких полков Владимир Кривоша, «полковники были полными, наказными и «на то время»... «В случае, когда в полковом городе оставалось только незначительное прикрытие, а полк во главе с полным полковником выступал в поход, на месте оставался полковник «на то время» (как правило, атаман городовой полкового города или полковой обозный)».
       Но вернемся к личности Павла Семеновича. Фамилия украинских шляхтичей Семеновичей известна еще с первой половины ХVI в. В перечне старшин Полтавского полка (согласно «Реестра Войска Запорожского» за 1649 год) находим имена Лена Семеновича, Герасима Семеновича и Михаила Семеновича. Еще один представитель этого рода Клим Семенович возглавлял Ирклиевскую сотню Кропивнянского полка. 12 казаков из рода Семеновичей: Иван, Денис, Захаря, Андрей, Игнат, Фесько, Юрко, Кондрат, Миско, Самийло, Лесько и Остап служили в Черкасском полку. Поэтому вполне возможно, что на время отсутствия в городе полного и наказного Полтавских полковников (соответственно Мартына Пушкаря и Ивана Искры), полковником «на то время» был назначен Павел Семенович, родственники которого находились в военном походе. Вполне реальным лицом оказался и судья Полтавского полка Кость Кублицкий. В «Реестре Войска Запорожского» за 1649 год он записан как казак полтавской сотни Петраша Яковенко Кость Кубличенко. Успешная карьера превращает Костя Кубличенко в Костя Кублицкого. В документах 1668 года он упоминается как один из ближайших соратников гетмана Ивана Брюховецкого, по протекции которого становится наказным полтавским полковником. О тайном совещании при участии гетмана Ивана Брюховецкого, полковниках Ивана Самойловича, Лазаря Горленко, Костя Кублицкого, Василия Дворецкого сообщает и русский историк С. Соловьев.
       Несмотря на политические изменения, Кость Кублицкий уже во времена гетманства Ивана Мазепы состоит на одной из руководящих должностей Полтавского полка. В 1688—1690 гг. Кублицкий — полковой обозный.
       Вполне реальным лицом является и Андрей Нещинский, один из судей Маруси Чурай. Если в 1652 году он состоит на должности городового атамана, то согласно документам Полтавского полка, в 1691—1700 гг. А. Нещинский занимает почетную должность полкового сотника.
       Что касается вийта Федора Суховия то, по моему мнению, Федор — это отец Петра Суховия (Суховиенко) — в 1668— 1669 гг. кошевого атамана Запорожской Сечи, соперника П. Дорошенко в борьбе за гетманскую булаву. В этой борьбе Полтавский полк выступил на стороне П. Суховиенко.
       Фамилия Юревич также встречается в реестре 1649 года. Казаком Краснянской сотни Прилуцкого полка записан Кондрат Юревич.
       Эти, хотя и распыленные, но по существу уникальные свидетельства разных документальных источников ХVII в. дают основания считать найденный Иваном Хоменко текст приговора Полтавского полкового суда как реально отражающий события 18 июня 1652 года.
       Очертив круг людей, причастных к судебному процессу, попробуем разобраться в ситуации, которая предшествовала этим событиям, в конкретных реалиях тогдашней украинской жизни, в личностях, с которыми Марусю Чурай свела судьба.

       ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
       Одной из этих личностей был Федор Вешняк, известная и в то же время несколько загадочная фигура украинской истории ХVII в. Известно, что он происходил из Полтавщины, служил на Запорожье в казацком войске, в 1638 г. стал сотником, а в 1648 г. полковником Чигиринского полка; некоторое время было наказным гетманом и умер в начале 1651 г.
       Но... согласно официального казацкого реестра 1649 г., подписанного Богданом Хмельницким и Иваном Выговским, Чигиринский полк возглавлял Федор Якубович, а фамилия Вешняк среди казаков этого полка, записанных в реестре, не встречается. Еще больше запутывает ситуацию приведенный Михаилом Грушевским в «╤стор╕╖ Укра╖ни-Руси» перечень назначенных польской властью в 1638 г. реестровых сотников Чигиринского полка, в котором рядом с именами Богдана Хмельницкого, Федора Якубовича и других казацких вожаков вспоминается сотник Федор Якубович Вешняк. По моему мнению, запись в реестре 1638 г. как документальное свидетельство существования двух сотников Федоров Якубовичей в Чигиринском полку является ошибочной. Федор Вешняк и Федор Якубович это одно и то же лицо.
       Дело в том, что по старинному казацкому обычаю к родовому имени казака довольно часто прибавлялась характерная казацкая фамилия, которая подчеркивала уникальную особенность человека, его неповторимость. Слово «вешняк» означало в ХVII в. название наплавной мельницы, которая мелет только весной. Прибыли от использования мельниц, как ветряных, так и вешняков были довольно значительными. Часто казацкие старшины (полковники, сотники, есаулы) вместо денежных выплат за службу получали в собственность земельные наделы и мельницы.
       Для чигиринского сотника Федора Якубовича ранговое имущество в виде наплавной мельницы-вешняка стало предпосылкой дать ему казацкую фамилию Вешняк.
       Именно под этой фамилией он вошел в историю Украины как один из ближайших друзей и соратников Богдана Хмельницкого как выдающийся полководец и политический деятель. Но... Есть ли у нас основания отождествлять чигиринского полковника Федора Вешняка с персонажем повести А. Шаховского, на самом ли деле он был тестем отравленного Марусей Чурай Гриця? Да, определенные основания для этого существуют и находятся они в том же таки «Реестре Войска Запорожского». Именно в перечне казаков Жаботинской сотни Чигиринского полка находится запись: «Грицко, Вешняков зять».
       Как известно, общий казацкий реестр составлялся с сентября 1649 до марта 1650 года. В каждом из 16 полков были свои реестры, которые сначала составлялись сотенными старшинами, потом посылались в полковой центр, где уточнялись и опять переписывались. Сводные полковые реестры поступали в гетманскую резиденцию в Чигирин, где под надзором Генерального писаря Ивана Выговского самые квалифицированные писари и подписки военной канцелярии составляли и оформляли общий итоговый реестр. Эта многостепенная система не могла обойтись без определенных злоупотреблений, без ошибок в написании имен и фамилий, а иногда и в двойной записи в реестре одних и тех же лиц. Примером такой двойной записи является знаковая фигура казацкой Украины полковника Антона Ждановича, который был записан казаком есаульского куреня Чигиринского полка и параллельно полковником Киевского полка. По моему мнению, аналогичная ситуация возникла и с Грицем, который как зять Федора Вешняка был записан в Чигиринском полку и в то же время как известный полтавский казак остался в реестре Полтавского полка. И действительно в составе Зиньковской сотни Полтавского полка мы находим его имя: «Грицко Бобровник». Возможность его идентификации с Грицком Бобренко из повести А. Шаховского очевидна. Как пишет исследователь казацких фамилий Р. Осташ: «Употребление личных именований даже в чисто официальных документах не было строго регламентированным, отличалось разнообразием форм и нестабильностью их использования». Поэтому казака Искру записывали как Искренко, Тимоша Хмельницкого — Хмельниченко, Костя Кублицкого — Кубличенко. Думаю, что Гриця могли называть и записывать как Бобренко, так и Бобровником. Другого Гриця, связанного с профессией «бобровник», в казацком реестре 1649 г. нет. В отношении этой довольно редкой профессии ценные сведения дает Д. Бантиш-Каменский: «Был еще особый род служивых казаков, по требованию гетманов, полковниками и сотниками определяемых, а именно: бобровники, стрельцы и птичники. Первые ловили для гетмана бобров, вторые стреляли зверей, последние — птиц...». Род Гриця, очевидно, был связан именно с профессией «бобровник». Это подтверждается и его реестровой записью именно в Зиньковскую сотню, территория которой славилась бобровыми угодьями и была для Гриця родовой.
       Рассматривая круг лиц, причастных к жизни и судьбе Маруси Чурай, необходимо остановиться на фигуре, которая в политической истории казацкой Украины была далеко не второстепенным персонажем. Речь идет, собственно, о казаке, который, согласно легенде, был влюблен в Марусю, и в день исполнения ее смертного приговора появился в Полтаве с универсалом Богдана Хмельницкого о помиловании. Итак, казак Искра.
       В реестре Полтавского полка 1649 г. он записан как Иван Искренко, вторым в списке после полковника Мартына Пушкаря. Его отец, гетман Яков Искра-Остряница (один из руководителей антипольского восстания, 1637—1638 гг.), который после поражения восстания перешел на территорию Московского государства и основал казацкий город Чугуев, погиб в 1641 г. После смерти отца Иван возвращается в Полтаву и поселяется в слободке, которую позже назвали Искровкой. Уже в июле 1649 г. И. Искра остается вместо Пушкаря наказным полковником, выполняет личные дипломатические поручения Богдана Хмельницкого и становится одной из наиболее выдающихся фигур казацкого государства. Поэтому возможностей получить у гетмана универсал о помиловании любимой девушки у Ивана Искры было более чем достаточно.
       Дальнейшая судьба И. Искры сложилась трагически. Он поддержал Мартына Пушкаря в борьбе с Иваном Выговским и погиб в 1658 г. в бою под Лохвицей. Жалобно пели о его смерти в тогдашней казацкой думе: «Згаснув тод╕ ╤скра, ╕м╕вший св╕тити». Сын Ивана, полтавский полковник, также Иван Искра был казнен вместе с Василием Кочубеем по приказу гетмана И. Мазепы в 1708 году. За измену.
       А теперь вернемся к событиям 1637—1638 гг., к фигуре отца Маруси — почти неизвестного и навсегда молодого героя казацкого восстания Гордея Чурая. В 1834 году в Москве вышел сборник украинских народных песен, половина из которых была записана на Полтавщине Михаилом Максимовичем. Среди этих песен находится и песня о смерти Чурая:
       «Орлику, сизий орлику, молодий Чураю,
       Ой забили ж тебе ляхи та в сво╓му краю.
       Ой забили ж тебе ляхи ╕з тво╖м гетьманом.
       ╤з тво╖м гетманом, що паном Степаном.»
       О смерти полкового есаула Чурая упоминается также в «╤стор╕╖ Рус╕в», автором которой считался белорусский архиепископ Георгий Кониский.
       По моему мнению, участие Гордея Чурая в восстании 1637 г. как есаула охочекомонного, т.е. нереестрового полка, проходило под военным предводительством «наказного гетмана» нереестрового казачества, одного из наиболее выдающихся руководителей этого восстания Карпа Скидана. Поэтому логично в текст песни, записанной М. Максимовичем, внести уточнение относительно лица гетмана, а именно, вместо вымышленного «Степана», вписать «Скидана».
       Как известно, после поражения под Боровицей реестровая старшина для сохранения собственной жизни выдала на расправу польской власти самых активных участников восстания: «Выдали старших наших... Павлюка и Томиленко с несколькими другими, а Скидана, тех бунтов провидца, который бежал, все обществом обязуемся найти и в руки ясновельм. п. гетмана приставить». Среди этих «нескольких других», выданных на расправу, вероятно, был и Гордей Чурай. Публичная казнь повстанцев состоялась в Варшаве в октябре 1638 г.

       СИМВОЛ ВЕЧНОСТИ НАРОДА
       Во время выступления на Варшавском Сейме киевский католический епископ Соколовский, вспоминая казненных, выразил опасение, чтобы «из тех голов, которые теперь видим на кольях... опять своеволие не поднялось». Однако своеволие поднялось через 10 лет и, как ни удивительно, под руководством чигиринского сотника Богдана Хмельницкого, того самого, который в декабре 1637 г. собственноручно подписал акт о выдаче руководителей восстания и казацкой капитуляции.
       События 1638 года, когда Павлюк и Гордей Чурай были казнены в Варшаве, а Богдан Хмельницкий и Федор Вешняк по распоряжению польской власти стали сотниками Чигиринского полка, показывают, что тема предательства была актуальной для Украины не только в личном, но и в социальном плане. Позже Николай Бажан напишет о знаменитом гетмане:
       «Було всього: ╕ зрад, ╕ згод,
       И перша слава Жовтих Вод,
       И сяйво Золотих вор╕т,
       Всього було за плином л╕т.»
       Для Маруси Чурай и Богдан Хмельницкий, и Федор Вешняк были предателями ее отца, а измена ее дорогого Гриця, который женился на дочери Вешняка, была продолжением той давней измены.
       В начале 1652 года политическое положение Богдана Хмельницкого покачнулось. После поражения под Берестечком, после заключения с поляками катастрофического Белоцерковского соглашения, после казни им выдающихся казацких полководцев Лукьяна Мозыри, Матвея Гладкого, Ивана Хмелецкого против гетманства Хмельницкого выступила как часть казачества, так и крестьяне. Наступило общее возмущение «против Хмельницкого как деспота и предателя, польского прислужника». Тема измены опять стала актуальной. Именно в это время (скорее всего, в мае 1652 г.) и произошла Марусина месть. Полтавский полк под предводительством Мартына Пушкаря выступил в поход уже без Гриця Бобренко.
       В июне ситуация в Украине резко меняется. После блестящей победы казацких войск под Батагом, после изгнания польской шляхты из Левобережья Украины власть Богдана Хмельницкого и его авторитет опять становятся общепризнанными. И тогда, как ни удивительно, появляется уникальный (для нашей темы) документ, подписанный гетманом 27 сентября 1652 г. — «Ун╕версал до вс╕х музик Задн╕пров’я». В этом Универсале впервые документально засвидетельствовано отношение Богдана Хмельницкого к музыке как к неотъемлемой части государственной политики.
       Известно, что в казацком войске музыка играла объединительную и агитационную роль, украинская дума и украинская песня содействовали самоидентификации народа. Документы свидетельствуют об использовании Богданом Хмельницким музыкантов — кобзарей как для пропаганды идей казацкой революции, так и для разъяснения среди населения своей часто очень сложной и неоднозначной политики. Это находит подтверждение в текстах многих дум и исторических песен, которые дошли до нашего времени.
       Поэтому Универсал, в котором речь идет об объединении всех музыкантов Заднепровья в один цех под руководством цимбалиста Грицка Ильяшенко-Макущенко и приказывается подчиняться ему как самому гетману, воспринимается, с одной стороны, как желание усилить влияние гетманской власти на музыкантов, а с другой, противостоять оппозиционным настроениям ( «А бодай того Хмеля перша куля не минула...»), которые существовали в среде части украинских кобзарей и музыкантов.
       Для темы нашего исследования очень интересна фигура упомянутого в универсале музыкального цехмистра Грицка Ильяшенко не потому, что он был доверенным лицом гетмана, а из-за его (по моему мнению) особой роли в распространении песен Маруси Чурай.
       Судя по реестру Полтавского полка за 1649 г., имя цимбалиста Ильяшенко было в Полтаве довольно известным. Об этом свидетельствует запись в перечне казаков есаульской сотни: «╤лляш, цимбал╕стого брат». Подтверждением того, что речь идет именно о родственнике цимбалиста Ильяшенко, есть фамилия записанного рядом казака Манка Ильяшенко. Вероятно, что Ильяш был братом Грицка Ильяшенко, а Манко Ильяшенко — это родственник, а, возможно, даже сын Ильяша. Поэтому можно сделать предварительный вывод о том, что уже в 1649 году Грицко Ильяшенко был известным полтавским музыкантом, а возможно, и цехмистром полтавского музыкального цеха.
       В казацком реестре Полтавского полка встречаются фамилии, связанные или с музыкальной профессией, или с предпочтением казака к игре на музыкальном инструменте, или к пению. Это Яцко Дудка, Кондрат Дудка, Федорец Дудка, Процик Дудка; Фесько Скрипка, Иван Скрипка, Лукаш Скрипка; Ян Сурмач, Лесик Сурмаченко; Иван Бубонистый, Гавриил Спиваченко и Кирик Соловей. В Полтавском полку было и кому играть, и кому петь. А если к этому перечню прибавить такую фигуру как профессиональный музыкант цимбалист Грицко Ильяшенко, то Полтавский полк можно считать самым музыкальным в казацкой армии. Поэтому песни, которые создавались Марусей Чурай, подхватывались в первую очередь казаками Полтавского полка, а во время военных походов они распространялись по всей Украине. Собственно, уже при жизни ее имя становится общеизвестным (тем более что все знали о трагической судьбе ее героического отца), а дальнейшая история ее жизни в народной памяти постепенно приобретала легендарные черты. Почему же тогда легенда о Марусе Чурай была литературно зафиксирована только в XIX в., почему именно русский писатель князь Александр Шаховской впервые опубликовал произведение о Марусе, сравнив ее с гениальной древнегреческой поэтессой Сафо? Почему?
       Частичный ответ на эти вопросы дал в свое время Николай Васильевич Гоголь. В 1833 году в статье «О малороссийских песнях» он отметил: «Только в последние годы, в эти времена стремления к самобытности и собственной народной поэзии, обратили на себя внимание малороссийские песни, бывшие до того скрытыми от образованного общества и державшиеся в одном народе».
       Именно украинская интеллектуальная элита первой трети XIX в., которую Н. Гоголь называет «образованным обществом» и дала толчок той «тяге к самобытности», которая впоследствии трансформировалась в национальную идею. Среди этой элиты были выдающиеся ученые, поэты, композиторы, художники, педагоги, военные и государственные деятели: Иван Котляревский, Григорий Квитка-Основьяненко, Николай Гнедич, Иван Мартос, Павел Билецкий-Носенко, Александр Лизогуб, Евгений Гребинка, Петр Гулак-Артемовский, Иван Сошенко, Михаил Максимович, Андрей Стороженко, Осип Бодянский, Левко Боровиковский, Иван Розковшенко, Амвросий Метлинский, Николай Маркевич, Орест Евецкий, Панас Шпигоцкий и, наконец, сам Николай Гоголь.
       Несмотря на разные профессии, разные политические интересы, различные взгляды на будущее Украины — их всех объединяла любовь к украинской истории, украинскому слову, украинской песне.
       Огромна роль нашей интеллектуальной элиты и в ознакомлении русского общества, русской интеллигенции с украинской культурой. Украинская тема в русской литературе этого периода нашла свое наиболее яркое выражение в произведениях Константина Рылеева и Александра Пушкина. Такие поэмы, как «Полтава», «Войнаровский», «Исповедь Наливайко», пролог к драме «Богдан Хмельницкий» стали знаковыми явлениями в русской литературе. Сохранилось письмо К. Рылеева к Николаю Маркевичу (который был консультантом К. Рылеева по истории Украины) со словами благодарности и признания своего творческого долга перед Украиной).
       Что касается украинской тематики в творчестве Александра Шаховского, то она имела специфические предпосылки. Известно, что князья Шаховские выводили свою родословную от легендарного Рюрика. В ХVII в. представители этого рода (в 1603—1605 и в 1687—1688 гг.) служили черниговскими воеводами. В ХVIII в. после смерти гетмана Даниила Апостола сенатор Алексей Шаховский (1690—1737) был назначен «правителем Малороссии». Следует также отметить, что род Шаховских был внесен в пятую часть дворянской родословной книги Харьковской губернии.
       Сам Александр Шаховский вошел в историю русской литературы как автор более ста пьес (в основном, на сюжеты из русской истории), основатель жанра водевиля, талантливый театральный педагог. Первым произведением А. Шаховского, связанным с украинской тематикой, стала опера-водевиль «Казак-стихотворец» (поставлена в 1812 г. на музыку итальянского композитора К. Кавоса), посвященная судьбе казака Семена Климовского, автора знаменитой песни «╥хав козак за Дунай». Несмотря на неудачную антиисторическую фабулу и искаженный украинский язык, опера пользовалась значительным успехом благодаря использованию композитором мелодий украинских песен. Именно в этой опере и прозвучала впервые на театральной сцене мелодия песни «Ой, не ходи, Грицю».
       На мой взгляд, контакт А. Шаховского с украинской песней начался еще во время его учебы в Шляхетском пансионе при Московском университете, где кроме русских воспитывалось довольно много выходцев из Украины. Но еще большей заинтересованности А. Шаховского украинской историей и песней содействовало его многолетнее сотрудничество с потомком Богдана Хмельницкого, выдающимся драматургом и дипломатом Николаем Хмельницким (1791—1845). Ни жизнь, ни творчество Н. Хмельницкого в украинской историографии не исследовались, хотя он написал более 20 пьес (в том числе драму «Зинов╕й-Богдан Хмельницький»), часть из которых написана в соавторстве с А. Шаховским. По моему мнению, именно от Николая Хмельницкого А. Шаховский мог узнать о судьбе Маруси Чурай, о ее песнях, об истории украинского казачества. Поэтому повесть «Маруся, малороссийская Сафо» была не плодом фантазии писателя, а романтизированной записью реальной истории, которая передавалась из поколения в поколение в украинском обществе.
       Дальнейшая судьба этого сюжета нашла свое воплощение уже в украинской литературе от Александра Шкляревского и до наших дней. Но вечная тема поиска имен произведений украинских песен остается и сегодня актуальной. Как сказала Леся Украинка:
       «Були й за гетьман╕в сп╕вц╕;
       З них деяк╕ в╕чн╕╖ сп╕ви зложили,
       А як ╖х наймення? ╕ де ╖х могили,
       Щоб скласти хоч п╕зн╕ в╕нц╕!»
       Поэтому круг Маруси Чурай, круг собирателей каждой правдивой капли ее жизни, круг поклонников ее гения растет, имя Маруси становится символом вечности украинского народа, вечности нашей земли.
       И летят в нашу душу ее песни «В╕ють в╕три», «За св╕т встали козаченьки», «Котилися вози з гори», «Болить моя головонька», «Хилилися густ╕ лози»...
       И босоногая, черноволосая девушка как и сотни лет назад тревожит наше сердце своей судьбой:
       «Та вже ж мен╕ не ходити
       Куди я ходила;
       Та вже ж мен╕ не любити,
       Кого я любила.
       Та вже ж мен╕ не ходити
       Ранком поп╕д замком;
       Та вже ж мен╕ не стояти
       ╤з мо╖м коханком.
       Та вже ж мен╕ не ходити
       В л╕ски по ор╕шки,
       Та вже ж мен╕ минулися
       Д╕воцьк╕╖ см╕шки...»
       Давно прошло... Только слава солнцем засияла!

      (Опубликовано в газете "День", № 14, 27.01.2007 г.).

• Страница рассылки
• Архив рассылки
• Написать письмо автору рассылки