По поводу результатов незавершенного «оранжевого марша» в Гуш-Катиф мнения противников «размежевания» разделились.
Все без исключения участники марша признают, что они испытали чувство необыкновенного подъема, единения и вдохновения, и уже это чувство давало ощущение победы (эта - отдельная большая и глубокая тема -находится сейчас вне моего рассмотрения).
Но при этом некоторые из них, и среди них те люди, которые на протяжении долгих лет проявляли громадную самоотверженность и безусловную преданность Земле и Народу Израиля, были разочарованы нерешительностью лидеров поселенческого движения, остановивших
смелый и беспрецедентный порыв пятидесятитысячной демонстрации прорвать цепи солдат и полицейских в Кфар Маймон и двигаться к Гуш Катифу.
В результате, по их мнению, большинство участников марша и ожидавшие их поселенцы испытали разочарование и почувствовали некоторую опустошенность.
В то же время другие участники похода, не менее преданные идее предотвращения катастрофы размежевания, сочли решение удержать демонстрантов от попытки прорыва ответственным и разумным, хотя
и они признают, что такая внезапная остановка на гребне энтузиазма и самоотверженности вызвала разочарование у участников марша, злорадство правящей верхушки и ощущение у многих телевизионных зрителей бесперспективности борьбы.
Но если они это признают, что заставляет их поддерживать решение лидеров поселенческого движения?
Я попробую дать ответ на этот вопрос, на основании моего анализа происшедшего.
Есть несколько обстоятельств, которые необходимо принять во
внимание. Непосредственно перед возможным прорывом армия сменила контингент войск, осаждавших Кфар Маймон, и при прорыве мы имели бы дело уже не с теми полицейскими и солдатами, которые стояли в оцеплении. Те военнослужащие, которые провели в непосредственном контакте с осажденными демонстрантами двое суток, были уже деморализованы, ибо убедились, что осаждают они не преступников и не экстремистов, а спокойных мирных граждан, с высоким чувством ответственности и собственного достоинства, при этом очень доброжелательно
настроенных по отношению к армии и полиции. Молодые люди и девушки, сверстники солдат и полицейских, вступали с ними в дружеское общение, угощали едой и напитками, жалели их за возложенную на них противоестественную миссию, и по признанию некоторых участников оцепления, за 2 дня полностью нейтрализовали ту психологическую установку на конфронтацию с «экстремистами» и «врагами государства», которую им усиленно прививали. Многие участники оцепления были подавлены своей ролью и старались не замечать новых
проникающих в Кфар Маймон демонстрантов, которых должны были останавливать. Это был очень важный положительный эффект прошедшей демонстрации.
Именно поэтому руководители силовых структур сменили контингент непосредственно перед ожидаемым прорывом. Руководители Совета Поселений получили информацию, что в третьем круге оцепления теперь стоит конная полиция и новые, вооруженные войска, получившие безоговорочный приказ стрелять по демонстрантам при попытке прорыва. Был ли это шантаж или
приказ действительно был отдан – приказ стрелять по мирной демонстрации безоружных сограждан, с участием многочисленных женщин и детей? Я склонен думать, что Шарон отдал такой приказ.
Сегодня, когда уже ни у кого нет сомнений в его полной аморальности, единственное, что поддерживает его «репутацию» и среди его соратников, и в широкой массе обывателей – это ощущение его силы и решительности. Думаю, что для сохранения этого ощущения он готов на все, включая кровопролитие.
К тому
же сейчас, когда поддержка идеи размежевания в народе стремительно падает, в предвидении его катастрофических последствий , кровавая баня, якобы вызванная активностью демонстрантов – хороший способ вызвать общественный шок, смешать все карты, перевести все стрелки и даже ввести военное положение, т.е. оформить диктатуру официально, как Шарону уже подсказывали его друзья из левого лагеря. Без такого шока это пока невозможно.
В то же время в специально отобранных подразделениях
типа «Ясам» всегда найдется некоторое количество психопатов, готовых в соответствии с приказом стрелять в кого угодно – особенно если общая атмосфера в воинской части еще не поменялась так, как она поменялась в рядах осаждавших Кфар Маймон перед тем, как их сменили. Эта маленькая группа психопатов, открыв огонь «в соответствии с приказом» могла бы сделать то, чего до сих пор не удавалось сделать правительству и СМИ несмотря на все старания – вызвать взаимную агрессию армии и демонстрантов.
До
сих пор все попытки спровоцировать это терпели провал. Когда огромное количество людей перед забором дружно скандировала «Армия, мы тебя любим», это было прямо противоположно тому, на что расчитывал Шарон (и что могло бы немедленно измениться в случае массового кровопролития). Это скандирование было первым шагом братания с новыми частями, и я думаю, что это была одна из причин быстрого снятия блокады в ту же ночь (наряду с необходимостью заткнуть образовавшуюся брешь под Гуш-Катифом, куда уже успели
проникнуть более тысячи человек). Эту демонстрацию миролюбия остановленных демонстрантов видел по телевизору весь народ, так что стало очень трудно внушать, что противники размежевания – агрессивные экстремисты. В этих условиях попытка насильственного прорыва нейтрализовала бы весь этот моральный успех.
Мне могут возразить, что если все время избегать сопротивления насилию, то мы проиграем. Но ночь в Кфар Маймоне – это еще не «день
Х», когда сопротивление будет неизбежным. К этому «дню Х» нужно сейчас готовиться, в том числе используя моральный выигрыш незавершенного марша – эффект проявленной демонстрантами организованности, дисциплины и позитивного отношения к окружавшей их армии. Подчеркиваю, даже в «отборных» частях психопаты в меньшинстве, те, на кого не действует эта демонстрация дружелюбия.
Необходимо напоминать солдатам и полицейским эти кадры в Кфар Маймоне, это скандирование могучей демонстрацией «Армия, мы любим тебя» - и в то же время неустанно объяснять (и прежде всего армии), что поднять оружие на таких людей могут только психопаты и подонки, к которым эти слова не относятся, которые в меньшинстве и в отношении которых сдержанность и покладистость психологически недопустимы.