Если верить нынешней «прогрессивной общественности», типа бывшего придворного историка КПСС, а потом эмигранта-антисоветчика Александра Некрича, заключив с Германией договор о ненападении, СССР не только предал идеалы свободы и демократии, но и стал союзником Гитлера.

«В первый период войны Советский Союз имел с Германией как бы незавершённый военно-политический союз. Его следует считать незавершённым, поскольку не было заключено формального военного союза», — скорбно сообщает Некрич, а далее утверждает, что советские войска фактически воевали на стороне Германии: «Польша пала, её территории были поделены между Германией и СССР. Народный комиссар иностранных дел Молотов не преминул похвастаться перед депутатами Верховного Совета СССР успехом совместной с Германией военной акции. Депутаты рукоплескали. Таким образом, Советский Союз вступил во вторую мировую войну уже 17 сентября 1939 года, а не 22 июня 1941 года, как это принято считать... Война против Финляндии была второй по счёту чисто военной акцией Советского Союза в начавшейся мировой войне. Кроме того, в соответствии с секретными соглашениями с Германией, Советский Союз осуществил в 1939–1940 годах поглощение Прибалтики, занял Бессарабию и Северную Буковину (её оккупация не была предусмотрена соглашением с Германией). Таким образом, в первый период второй мировой войны СССР выступал рука об руку с Германией в изменении существовавшего порядка в Европе на пограничных с ним территориях военными средствами» (Некрич А.М. 1941, 22 июня. 2-е изд. М., 1995. С.208–209).

Сегодня эта легенда о поделивших миролюбивую Европу усатых тиранах превратилась в официальную точку зрения. Давайте разберёмся, насколько она соответствует реальности.

ВОЙНА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

Итак, 1 сентября 1939 года в 4:30 утра ВВС Германии нанесли массированный удар по польским аэродромам, а 15 минут спустя в Польшу вторглись немецкие войска. Казалось, что замыслы Гитлера в очередной раз оправдаются. Однако британское и французское правительства после изрядных колебаний были вынуждены уступить общественному мнению своих стран. В 11:00 3 сентября Англия объявила Германии войну, а в 17:00 к ней присоединилась и Франция.

Поначалу этот шаг вызвал в Берлине замешательство. Ещё бы, ведь всё планирование польской компании строилось из расчёта, что Западного фронта не будет. Впрочем, вскоре настала очередь удивляться полякам, поскольку после формального объявления войны на франко-германской границе ничего не изменилось.

История знает немало примеров, когда добросовестный союзник исполнял свой долг даже в ущерб себе. Так, ровно за 25 лет до описываемых событий, после начала 1-й мировой войны русские войска, спеша на помощь Франции, не закончив мобилизации, вторглись в Восточную Пруссию. Понятно, что ожидать подобных жертв от «цивилизованных наций» было бы наивным. Но может, западные союзники Варшавы, не имея возможности немедленно ударить по Гитлеру, сознательно жертвовали Польшей, чтобы выиграть время для развёртывания своих войск?

Нет, сил для наступления было вполне достаточно. К началу сентября 1939 года французские войска на германской границе насчитывали 3253 тыс. человек, 17,5 тыс. орудий и минометов, 2850 танков, 3000 самолётов. Кроме того, против немцев могли быть задействованы свыше тысячи английских самолётов. Им противостояли 915 тыс. германских войск, имевших 8640 орудий и миномётов, 1359 самолётов и ни одного танка. Сооружение так называемого Западного вала или «линии Зигфрида», на который должны были опираться эти войска, ещё не было завершено.

«Ему (Гитлеру — И.П.) снова повезло, — отмечал позднее работавший в генеральном штабе генерал-майор вермахта Буркхарт Мюллер-Гиллебранд, — так как западные державы в результате своей крайней медлительности упустили лёгкую победу. Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии военного времени и довольно слабым военным потенциалом, рассмотрению которого будет посвящён следующий том, запасы боеприпасов в сентябре 1939 года были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным» (Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 гг. М., 2003. С.144–145).

Итак, возможность победить Гитлера была. Не было самого главного — желания. Точнее, наоборот, было желание никоим образом не спровоцировать боевые действия с немцами. Так, на участке фронта у Саарбрюкена французы вывесили огромные плакаты: «Мы не произведём первого выстрела в этой войне!» Отмечались многочисленные случаи «братания» французских и немецких солдат, которые наведывались друг к другу в гости, обмениваясь продовольствием и спиртными напитками. А для того, чтобы какие-нибудь горячие головы сдуру не начали военных действий, передовым частям французов запретили заряжать оружие боевыми снарядами и патронами.

«Я был удивлён спокойствием, которое там царило», — отмечал посетивший линию фронта французский писатель Ролан Доржелес. «Артиллеристы, расположившиеся у Рейна, спокойно глазели на германские поезда с боеприпасами, курсирующие на противоположном берегу, наши лётчики пролетали над дымящимися трубами заводов Саара, не сбрасывая бомб. Очевидно, главная забота высшего командования состояла в том, чтобы не беспокоить противника» (Dorgeles R. La drole de guerre. Paris, 1957. P.9).

Аналогичным образом вела себя и авиация. Вечером 6 сентября польское командование попросило союзников нанести бомбовые удары по германской территории. 7 сентября Варшава получила французский ответ, согласно которому «завтра, а самое позднее утром послезавтра против Германии будет проведена сильная атака французских и английских бомбардировщиков, которая, может быть, будет распространена даже до тыловых построений на польском фронте» (Проэктор Д.М. Агрессия и катастрофа. Высшее военное руководство фашистской Германии во второй мировой войне. М., 1972. С.91). 10 сентября находившуюся в Лондоне польскую военную миссию уведомили, что английские самолёты якобы начали бомбардировки Германии.

Однако всё это было откровенной ложью. Единственный боевой эпизод имел место 4 сентября, когда английские ВВС атаковали германские военные корабли, находившиеся в районе Киля, в результате чего лёгкий крейсер «Эмден» получил незначительные повреждения, а на «карманном линкоре» «Адмирал Шеер» была выведена из строя катапульта. В остальное время английские и французские самолёты ограничивались разведывательными полётами, а также, говоря словами Черчилля, «разбрасывали листовки, взывающие к нравственности немцев». С 3 по 27 сентября только английские ВВС обрушили на головы немецких обывателей 18 млн. листовок. Как самокритично заметил маршал авиации Артур Харрис, позднее прославившийся ковровыми бомбардировками немецких городов: «Единственное, чего мы добились — это обеспечили потребности Европейского континента в туалетной бумаге на пять долгих лет войны» (Мэйсон Д. «Странная война» // От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны. М., 1992. С.82).

Попытки подвигнуть авиацию союзников к реальным боевым действиям бдительно пресекались. Когда в первых числах сентября один из лидеров лейбористов Хью Дальтон предложил поджечь зажигательными бомбами Шварцвальд, чтобы лишить немцев строевого леса, министр авиации Кингсли Вуд категорически отказался, сославшись на то, что подобные действия противоречат Гаагской конвенции.

Отказано было и видному деятелю Консервативной партии Леопольду Эмери, обратившемуся к Вуду с аналогичным предложением 5 сентября. Поражённый юридической безграмотностью своего сопартийца сэр Кингсли возмущённо заявил: «Что вы, это невозможно. Это же частная собственность. Вы ещё попросите меня бомбить Рур» (Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война / Сокр. пер. с англ. Е.Федотова. М., 1972. С.373).

Выступал против бомбёжек промышленных объектов и Черчилль. Так, в письме премьер-министру Чемберлену от 10 сентября 1939 года он высказался вполне определённо: «Я по-прежнему считаю, что нам не следует первым начинать бомбардировку, за исключением разве района, непосредственно прилегающего к зоне действия французских войск, которым мы, конечно, должны помочь» (Черчилль У. Вторая мировая война. Т.1: Надвигающаяся буря. М., 1997. С.220).

Впрочем, по мнению начальника французского генштаба генерала Мориса Гамелена, высказанному им накануне войны, подобное развитие событий должно было только радовать поляков:

«На первых стадиях конфликта мы можем предпринять против немцев очень немногое. Однако сама мобилизация во Франции явится определённым облегчением для поляков, связывая на нашем фронте некоторые немецкие части... На первых стадиях сам факт мобилизации и концентрации наших войск может оказать Польше помощь, почти равносильную нашему вступлению в войну. Фактически Польша заинтересована в том, чтобы мы объявили войну как можно позже, создав тем самым возможность максимальной концентрации наших войск» (Мосли Л. Утраченное время... С.309).

Наконец, в ночь на 7 сентября, французские поисковые группы впервые пересекли германскую границу западнее Саарбрюккена. Не встречая сопротивления германских войск, которым было приказано уклоняться от боя, французы продвинулись на несколько километров, после чего 12 сентября получили от генерала Гамелена, ставшего к тому времени главнокомандующим, приказ прекратить наступление и начать окапываться.

Эта небольшая прогулка была раздута западной пропагандой до прямо-таки эпических масштабов. В опубликованном вечером 8 сентября официальном коммюнике французского генерального штаба скромно сообщалось: «Невозможно, впрочем, точно перечислить уже занятые местности и позиции» (Агентство Гавас о военных действиях Франции // Правда. 10 сентября 1939. №251 (7936). С.5).

И действительно, это было невозможно, если учесть что реальное продвижение французских войск составило 7–8 км на фронте протяжённостью около 25 км. Иначе французскому командованию, как в известном анекдоте, пришлось бы докладывать о захвате «стратегических объектов» типа домика лесника.

Впрочем, дошло и до этого. В следующем коммюнике с гордостью говорилось: «9 сентября, вечер. Враг оказывает сопротивление на всей линии фронта. Отмечено несколько контратак местного характера с его стороны. Блестящее наступление одной из наших дивизий обеспечило нам занятие важной складки местности...» (Военные действия между Германией и Францией // Правда. 11 сентября 1939. №252 (7937). С.5). В самом деле, если сообщить, что прорвали линию Зигфрида, как это сделало 7 сентября информагентство «Бритиш Юнайтед Пресс», то глядишь, и во лжи уличат. А так, «заняли важную складку местности» — просто и со вкусом.

10 сентября главнокомандующий союзными войсками во Франции генерал Морис Гамелен уверял польское руководство, что «больше половины наших активных дивизий Северо-Восточного фронта ведут бои. После перехода нами границы немцы противопоставили нам сильное сопротивление. Тем не менее мы продвинулись вперёд. Но мы завязли в позиционной войне, имея против себя приготовившегося к обороне противника, и я ещё не располагаю всей необходимой артиллерией. С самого начала брошены военно-воздушные силы для участия в позиционных операциях. Мы полагаем, что имеем против себя значительную часть немецкой авиации. Поэтому я раньше срока выполнил своё обещание начать наступление мощными главными силами на 15-й день после объявления французской мобилизации» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т.1. Подготовка и развёртывание нацистской агрессии в Европе 1933–1941. М., 1973. С.354).

В тот же день парижский корреспондент «Юнайтед Пресс» утверждал, что Германия перебросила с Восточного фронта как минимум шесть дивизий, чтобы противодействовать французскому наступлению. На самом деле с польского фронта не было переброшено ни одного немецкого солдата, ни одного орудия или танка. Другие журналисты сообщали, что против французских войск немцы 7 сентября предприняли «ожесточённую контратаку», бросив в бой «70-тонные танки с 75-миллиметровыми орудиями» (Переброска германских военных сил на западный фронт // Правда. 11 сентября 1939. №252 (7937). С.5). Здесь надо отметить, что самый тяжёлый из состоявших тогда на вооружении немецкой армии танков Т-IV, действительно вооружённый 75-мм пушкой, весил порядка 20 тонн. Кроме того, все эти танки, как и их собратья других моделей, были брошены против Польши. На Западном фронте у немцев в тот момент танков не было вообще.

Несмотря на то, что 12 сентября французское наступление прекратилось, пресса продолжала распространять байки об «успехах» союзных войск. Так, 14 сентября сообщалось, что «военные операции на Западном фронте между Рейном и Мозелем продолжаются. Французы окружают Саарбрюкен с востока и запада» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т.1. С.354). 19 сентября последовало сообщение, что «бои, которые ранее ограничивались районом Саарбрюкена, охватили теперь весь фронт протяженностью 160 км» (Там же).

Наконец, 3–4 октября, французские войска покинули территорию Германии. 16 октября вернулись на исходные позиции и передовые части вермахта. В целом результаты этого «героического» похода оказались следующими: «В сводке германского верховного командования от 18 октября были объявлены общие потери немцев на Западном фронте: 196 человек убитыми, 356 ранеными и 144 пропавшими без вести. За этот же период было взято в плен 689 французов. Кроме того, было потеряно 11 самолётов» (Типпельскирх К. История второй мировой войны. М., 1999. С.49).

В своё время наши вольнодумствующие интеллигенты, сидя на кухнях, обожали рассказывать анекдоты насчёт газеты «Правда». Однако, как мы видим, в «свободном мире» СМИ могут врать так лихо, что коммунистам и не снилось.

Пародия на боевые действия, получившая название «странной войны», могла иметь лишь одно объяснение: влиятельные круги английского и французского руководства упорно пытались, несмотря ни на что, создать общий фронт с Гитлером для борьбы против СССР. Ради этого они фактически предали Польшу, в очередной раз показав всему миру подлинную цену своих «гарантий». Нетрудно догадаться, что ожидало СССР, если бы вместо заключения «пакта Молотова-Риббентропа» мы, как советует нынешняя либеральная братия, доверились подобным «союзникам».

«ВЫ НЯ ДУМАЙЦЕ, ПАЛЯКI, ВАС НЯ БУДЗЕМ БАРАНIЦЬ»

Оставив на западной границе слабый заслон, Гитлер смог бросить против Польши основные силы германской армии. Помимо численного перевеса, немцы обладали и значительным преимуществом над польскими войсками, втрое превосходя их по количеству танков и самолётов.

Еще одним фактором, снижающим и так невысокую боеспособность польской армии, был национальный. Мобилизованные украинцы и белорусы отнюдь не горели желанием умирать за «независимую Польшу», обращавшуюся с ними как с бесправным быдлом. Об их отношении к начавшейся войне можно судить по тогдашней белорусской частушке:

Вы ня думайце, палякi,
Вас ня будзем баранiць,
Мы засядзем у акопах
I гарэлку будзем пiць.

Тем временем польское руководство во главе с «вождём нации» маршалом Эдвардом Рыдз-Смиглы, почуяв в первые же дни войны, что дело пахнет керосином, заботилось лишь о спасении собственной шкуры. 6 сентября польское правительство переехало в Люблин. Оттуда оно выехало 9 сентября в Кременец, затем 13 сентября переместилось в находившийся возле румынской границы город Залещики и, наконец, 17 сентября, бросив ещё сопротивляющуюся армию, трусливо бежало в Румынию.

Несмотря на неоднократные намёки со стороны Германии, в первые две недели войны Советский Союз тщательно воздерживался от какого-либо вмешательства. Ситуация изменилась после бегства руководства Польши из страны. В 5:40 утра 17 сентября на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии вступили части Красной Армии. Причины этого шага были подробно изложены в ноте советского правительства, врученной в 3:15 того же утра польскому послу в Москве Вацлаву Гжибовскому:

«Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность польского государства. В течение десяти дней военных операций Польша потеряла все свои промышленные районы и культурные центры. Варшава, как столица Польши, не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили своё действие договора, заключённые между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может больше нейтрально относиться к этим фактам.

Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, оставались беззащитными.

Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии» (Правда. 18 сентября 1939. №259 (7944). С.1).

Сегодня либеральные публицисты любят разглагольствовать о том, как в сентябре 1939 года Гитлер и Сталин совместно расправились с польским государством. Например, вот что пишет уже цитировавшийся Некрич: «Заручившись спокойным тылом на востоке, Германия атаковала 1 сентября Польшу. Во исполнение договорённости с немцами, советские вооружённые силы 17 сентября ударили по польской армии с тыла» (Некрич А.М. 1941, 22 июня. 2-е изд. М., 1995. С.208).

Всё-таки удивительно, насколько ненависть к своей стране затуманивает мозги. Казалось бы, тот, кто избрал своей специальностью военную историю, должен понимать, что такое тыл. Да и в географический атлас хотя бы изредка заглядывать. Каким образом Германия, собравшись воевать с Польшей, могла «заручиться спокойным тылом на востоке», если её войска будут наступать с запада на восток? На востоке у них не тыл, а фронт. А спокойный тыл у Германии как раз на западе, благодаря «доблестным» союзникам Польши.

Другое дело, если бы Гитлер решил нанести первый удар против Франции. Тогда бы немецкий тыл действительно оказался на востоке. Однако и в этом случае сделать его «беспокойным» было не в наших силах, поскольку мы были надёжно отделены от немцев польской территорией. Впрочем, откровения Некрича ещё цветочки по сравнению с той ахинеей, которую несёт Андрей Шмалько, больше известный под псевдонимом Валентинов, рассуждающий об «ударе советских войск с востока, сорвавшем польское контрнаступление» (Валентинов А. Болото Анахрон // Валентинов А. Созвездье Пса: Избранные произведения. М., 2002. С.454–455).

Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, советские войска вступили на польскую территорию (а точнее, на территорию захваченных Польшей в 1919–1920 годах Западной Украины и Западной Белоруссии) лишь после того, как польское правительство бежало из страны, фактически признав тем самым своё поражение в войне с Германией. Во-вторых, давайте сравним вклад вермахта и РККА в разгром польской армии. Против Германии польские войска потеряли 66,3 тыс. убитыми и 133,7 тыс. ранеными, против СССР — 3,5 тыс. убитыми и 20 тыс. ранеными. И это соотношение неудивительно. Ведь к 17 сентября немцы разгромили или окружили практически все соединения польской армии. Исключение составила лишь дислоцировавшаяся в восточных районах оперативная группа «Полесье», включавшая 55-ю и 60-ю пехотные дивизии. Однако её Красная Армия без помех пропустила для действий против немцев.

АЛЬТЕРНАТИВА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

Итак, началась война. Гитлер напал на Польшу. На Западном фронте скучающие французские солдаты пьют вино и играют в карты: в крупных гарнизонах и на железнодорожных станциях в срочном порядке создаются военные вытрезвители, полгода спустя — 26 февраля 1940 года — будет опубликован декрет об отмене косвенного налога на игральные карты, предназначенные для действующей (вернее сказать, бездействующей) армии. Не спеша подтягиваются английские войска: первые две дивизии прибыли на фронт лишь в начале октября, а первый военнослужащий британского экспедиционного корпуса будет убит лишь 9 декабря 1939 года. Что должен был предпринять в этих условиях Советский Союз? Какие альтернативы предлагают те, кто осуждает действия Сталина?

1) Вступить в войну на стороне Польши. Но во-первых, нас об этом не просили. Более того, советская помощь категорически отвергалась — как сказал однажды маршал Рыдз-Смиглы: «С немцами мы рискуем потерять нашу свободу, с русскими мы потеряли бы душу» (Болдуин Х. Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны / Пер. с англ. А.Н.Павлова. М., 2001. С.24).

Во-вторых, поскольку основные силы Германии брошены на Восточный фронт, труд по их разгрому падёт исключительно на нас. В то время, как французы с примкнувшими к ним англичанами продолжат спокойно играть в карты, с удовольствием наблюдая, как русские и немцы убивают друг друга. Зато все плоды победы, разумеется, достанутся им.

Впрочем, такое развитие событий вполне соответствует мазохистским идеалам антинациональной российской интеллигенции, которая полагает, будто предназначение России в том и состоит, чтобы постоянно жертвовать собой ради процветания «цивилизованного Запада».

2) Остаться на своих границах. Тогда Германия захватит всю Польшу, включая территории Западной Украины и Западной Белоруссии, а затем и Прибалтику. Ведь ещё в утверждённой Гитлером 11 апреля 1939 года «Директиве о единой подготовке вооружённых сил к войне на 1939–1940 гг.» предусматривалось, что после разгрома Польши Германия должна взять под свой контроль Латвию и Литву. Как было сказано в приложении к директиве: «Позиция лимитрофных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т.1. С.362).

В мировой политике нет места идеализму. Впрочем, те, кто призывает жертвовать интересами России во имя неких абстрактных принципов, будь то «ленинские нормы внешней политики» или «общечеловеческие ценности», как правило, всего лишь агенты влияния, исподтишка гадящие стране, в которой они имели несчастье родиться. Если же исходить из государственных соображений, то действия Сталина представляются вполне оправданными. Поляки нам не друзья. В 1920 году, воспользовавшись идущей в нашей стране гражданской войной, Польша оккупировала обширные территории, населённые украинцами и белорусами. И только в 1939-м Советский Союз забрал своё обратно.

То, что для вступления Красной Армии в Польшу имелись веские основания, вынужден был признать даже такой далёкий от симпатий к СССР деятель, как Уинстон Черчилль. Выступая 1 октября 1939 года по радио, он заявил:

«Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть...» (Черчилль У. Вторая мировая война. Т.1. С.218).

Замечу, что, если государство желает сохранить самостоятельность, то оно как раз и должно проводить «холодную политику собственных интересов», а не таскать каштаны из огня для других.

Кроме того, существовала ещё одна причина ввода советских войск, о которой верная принципам «дружбы народов» советская пропаганда ни тогда, ни позже старалась не говорить. Живущие на захваченных Польшей территориях украинцы и белорусы не забыли многолетних издевательств и унижений. Как отмечал 20 сентября в своём донесении Сталину начальник Политуправления РККА Мехлис, польские офицеры «как огня боятся украинских крестьян и населения, которые активизировались с приходом Красной Армии и расправляются с польскими офицерами. Дошло до того, что в Бурштыне польские офицеры, отправленные корпусом в школу и охраняемые незначительным караулом, просили увеличить число охраняющих их, как пленных, бойцов, чтобы избежать возможной расправы с ними населения» (Мельтюхов М.И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918–1939 гг. М., 2001. С.368).

А вот что сообщало 12 сентября 1939 года НКВД Белорусской ССР НКВД СССР об обстановке на сопредельной территории: «В пограничных уездах Виленского воеводства, в Докшицкой, Парафиевской волостях отмечаем попытки организации партизанских групп с намерением разгрома имений, кулаков, учреждений... В м. Глубокое, Лутки имели место поджоги, порча телеграфных, телефонных проводов» (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 1. Ноябрь 1938 г. — декабрь 1940 г. М., 1995. С.75).

Таким образом, помимо всего прочего, приход советских войск прекратил разгорающуюся резню лиц польской национальности, а главное — восстановил исторически справедливую западную границу нашей страны.

«КЕМСКА ВОЛОСТЬ»

Как известно, в результате революции 1917 года и последовавших за ней иностранной интервенции и гражданской войны Россия утратила целый ряд территорий. Впрочем, не стоит думать, будто большевики сознательно раздавали земли Империи направо и налево. Наоборот, они добросовестно попытались восстановить единство страны. Однако сил на то, чтобы вернуть все отпавшие национальные окраины, к сожалению, не хватило. В результате образовались так называемые государства-лимитрофы: Польша, Финляндия, Эстония, Латвия и Литва.

Вдохновлённый идеей мировой пролетарской революции Ленин не обращал на такие мелочи, как утраченные территории, особого внимания. Что же касается Сталина, то, в отличие от «ленинской гвардии», насчёт международной солидарности трудящихся он не обольщался. Зато в своей стране вёл себя как рачительный хозяин. И как только появилась возможность, занялся собиранием разбазаренных во время смуты земель.

Естественно, лицам либеральных убеждений это жутко не нравится. Ещё бы! Ведь их идеал российского государственного деятеля — общественник Бунша из известной комедии «Иван Васильевич меняет профессию», щедро отдающий Кемскую волость шведам. Вот что пишут, к примеру, некие Рапопорт и Геллер:

«Территориальные захваты 1939–1940 гг. отбросили сопредельные с СССР страны, занимавшие прежде буферное положение, в лагерь потенциального противника. Прежде всего это касалось Румынии и Финляндии. Немцы спокойно отнеслись к аннексии Буковины, Бессарабии и Карельского перешейка, хотя она и не была оговорена в секретных статьях пакта Молотов — Риббентроп. Теперь Бухарест и Хельсинки превращались в естественных союзников Берлина в предстоящей войне. Германия получала новые плацдармы для вторжения и дополнительные людские контингенты, в которых особенно нуждалась. Несомненно также, что румынский эпизод способствовал усилению германского влияния в двух других балканских государствах — Венгрии и Болгарии» (Рапопорт В.Н., Геллер Ю.А. Измена Родине. М., 1995. С.348).

Но может, мы и вправду сами создали себе врагов? Вот замечательная картинка, символизирующая крестовый поход тогдашней «объединённой Европы» против нашей страны. В сторону СССР направлено 12 стрелок. Кто же принял участие в этом благородном мероприятии? Неосведомлённого читателя ждёт немалый сюрприз. Франция, Бельгия, Дания, Норвегия... И нынешняя, и советская пропаганда изображают эти страны несчастными жертвами нацизма. Между тем, Франция дала немецким вооружённым силам дивизию СС «Шарлемань», не менее 200 тысяч французов сражалось в дивизиях вермахта. В войсках СС на Восточном фронте воевали голландские дивизии «Нидерланды» и «Ландсторм Нидерланды», бельгийские «Валлония» и «Лангемарк», скандинавская «Норланд». Кроме того, тысячи европейских добровольцев сражались в эсэсовских дивизиях «Викинг» и «Норд». Ещё сотни тысяч жителей Бельгии, Голландии, Люксембурга, Дании, Чехии, Хорватии, Боснии и Польши со включённых в состав Германии территорий пополнили армейские части Рейха. Ну что поделать, не любят нас в Европе.

Насчёт Словакии и Хорватии всё ясно — это марионеточные государства, созданные после оккупации Гитлером Чехословакии и Югославии. Проводить самостоятельную политику они в принципе неспособны, а потому послушно посылают на Восток своих солдат.

В Испании правит Франко, только что выигравший гражданскую войну, в которой против него сражались советские лётчики и танкисты, а на его стороне — немецкие и итальянские войска. Стоит удивляться не участию Испании в крестовом походе, а тому, что оно выразилось лишь в посылке на Восточный фронт «голубой дивизии».

Италия присоединилась к Антикоминтерновскому пакту ещё 6 ноября 1937 года. Венгрия — тоже член Антикоминтерновского пакта с 24 февраля 1939 года и, кстати, участница раздела Чехословакии. Насильно её никто в объятия Гитлера не толкал.

Посмотрим ещё раз на плакат: из 12 стрелок лишь 3 помечены свастиками. Помимо Германии, это Словакия, а также Финляндия. Причём в отличие от сидящего в Братиславе марионеточного режима Тисо, горячих финских парней надевать свастику никто не заставлял: они это сделали добровольно.

Разумеется, кто-то может возразить, дескать, синяя свастика — исконный символ древней финской цивилизации. Однако в конце 1930-х она означала уже нечто другое, свидетельствуя о принадлежности к гитлеровскому блоку. К тому же Финляндия была к нам враждебна с момента получения независимости, о чём наша газета уже писала (Нерсесов Ю. Мечта имперского чухонца // Спецназ России. 2003. №3, 5).

Наконец, Румыния также была изначально враждебна по отношению к СССР. Причина проста: воспользовавшись гражданской войной в России, Румыния оккупировала принадлежавшую нашей стране Бессарабию, очень не хотела отдавать её обратно и поэтому постоянно стремилась с кем-нибудь дружить против Советского Союза. Ещё 3 марта 1921 года был подписан имевший чёткую антисоветскую направленность польско-румынский договор о взаимопомощи. 26 марта 1926 года этот договор был продлён на следующие пять лет, затем он аналогичным образом продлевался в 1931 и 1936 годах.

Правда, перед Второй мировой войной Румыния действительно колебалась. Но не между СССР и Германией, а между ориентацией на Германию или на Англию с Францией. Именно то обстоятельство, что западные демократии с завидным постоянством «кидали» всех доверившихся им партнёров, будь то Чехословакия или Польша, и заставило Бухарест в конце концов принять сторону Гитлера. Тем более, что фюрер обещал после победы щедро вознаградить своего вассала советскими территориями.

Кстати говоря, отношения Бухареста с Берлином наладились ещё до того, как мы успели «обидеть» несчастных румын. Так, 23 марта 1939 года был подписан румыно-германский договор о развитии экономических отношений. В соответствии с ним румынское правительство обязалось выделить для нужд германских промышленных и торговых фирм «свободные зоны», всемерно поощрять деятельность германо-румынских нефтяных компаний, принимать меры к увеличению добычи и переработки нефти для поставки её в Германию. Германия получила право на строительство шоссейных и железных дорог на территории Румынии. Секретное приложение к договору предусматривало поставку Румынии германских военных материалов на общую сумму 200–250 млн. марок.

В мае 1940 года был подписан нефтяной пакт, по которому Румыния обязалась поставлять Германии 6 млн. тонн нефти ежегодно. При этом согласно секретному румыно-германскому протоколу от 28 мая того же года Румыния отказывалась от взимания таможенных пошлин за эти поставки.

Ну и кто у нас в итоге занимал «буферное положение» и кого это мы отбросили «в лагерь потенциального противника»? Да никого! Все, кто в конечном итоге принял участие в войне против СССР, сделали бы это в любом случае. Так что никого мы не обидели и не оттолкнули, а напротив, действовали исключительно целесообразно.

Наконец, в качестве своего последнего довода демократические историки пускают в ход «стратегические соображения»:

«Включение в состав СССР новых областей привело к возникновению советско-германской границы протяжённостью во многие сотни километров. — глубокомысленно рассуждают уже цитировавшиеся Рапопорт и Геллер. — Это был неоспоримый стратегический минус. Опасность внезапного нападения со стороны Германии многократно возросла. Агрессор мог теперь по своему усмотрению выбирать, в каком месте границы нанести удар, а обороняющийся был вынужден защищать её по всей длине, что требовало огромных сил. Раньше, чтобы войти в соприкосновение с советскими войсками, немцам нужно было преодолеть территорию Польши или прибалтийских стран. В этих условиях нападение не могло быть полностью внезапным. Красная Армия получала определённое время для того, чтобы изготовиться для ответного удара. Что касается возможных пунктов вторжения, то их в той или иной степени можно было предугадать» (Рапопорт В.Н., Геллер Ю.А. Измена Родине. С.347).

Как говорил Аристотель, природа не терпит пустоты. Если бы эти территории не заняла Красная Армия, их занял бы вермахт. В результате советско-германская граница всё равно бы возникла. Вот только проходила бы она гораздо восточнее. Как раз этих сотен километров и не хватило немцам, чтобы дойти до Москвы. А под Ленинградом финская армия начала бы наступление из-под Белоострова, в 30 км от города. Именно о таком развитии событий, создаётся впечатление, и сожалеют в глубине души Некричи, Геллеры и прочие Рапопорты, рассчитывая, что германские хозяева обеспечили бы своих холуёв баварским пивом не хуже, чем сменившие их спонсоры из ЦРУ и Фонда Сороса.