Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Эйнштейн, X-treem reading Путь к 3D Реальности Мир чтения. Что нового?


«He будет преувеличением сказать, что начиная с Аристотеля греческий мир перешел от устного обучения к привычке чтения», — пишет Фредерик Г.Кеньон в работе «Книги и читатели в Древней Греции и Риме». Но для последующих столетий «чтение» означало чтение вслух. Фактически только в наше время раскол между глазом и речью в акте чтения стал очевидным благодаря распространению скоростного чтения. Как обнаружилось, основная причина «медленного» чтения заключается в том, что в чтении слева направо мы начинаем формировать слово нашими горловыми мышцами.

Но закрыть рот читателя было долгим делом, и даже печатное слово не преуспело в том, чтобы заставить всех читателей замолчать. И все же движения губ и бормотание при чтении мы рассматриваем как несомненное проявление полуграмотности, что, например, в Америке привело к акценту на чисто визуальном подходе к чтению в начальном обучении. Однако, например, Джерард Менли Хопкинс настойчиво ратовал за упор на тактильность в употреблении слова и за устную поэзию именно тогда, когда Сезанн стремился внести тактильные ценности в визуальное впечатление. Ссылаясь на свое стихотворение «О чем говорили листья сивиллы», Хопкинс пишет:

В отношении этого с необычной длины строчками сонета (как и в отношении всех моих стихов) следует помнить, что он создан для исполнения, каким и должно быть всякое живое искусство, и что его исполнение должно быть не чтением глазами, а громкой, медленной, поэтической (не риторической) декламацией, с долгими паузами, долгими задержками на рифме и отмеченных ударением слогах и т. п. Этот сонет следует петь: он точно вписан в tempo rubato.

Далее он пишет: «Наберите побольше воздуха и старайтесь читать, прислушиваясь к звучанию, — я всегда хотел, чтобы меня читали именно так, — и тогда мой стих проявит себя в полной мере». Подобным образом Джойс не уставал разъяснять, что в «Поминках по Финнегану» «слова, которые читатель видит, — это не те, которые он услышит». Как и у Хопкинса, язык Джойса оживает только тогда, кода мы читаем вслух, вызывая тем самым синестезию, т. е. взаимодействие всех чувств.

Но если чтение вслух способствует синестезии и тактильности восприятия, то такое же воздействие оказывали древние и средневековые манускрипты. Мы уже видели пример недавней попытки создать устное письмо для современных англоязычных читателей. Вполне естественно, что такому письму свойствен в высшей степени текстурный и тактильный характер древних манускриптов. «Техtura» — именно так называлось готическое письмо в его собственную эпоху, что означало «ткань, гобелен». Римляне же создали гораздо менее текстурный и более визуальный шрифт, который назывался «римским», его-то мы и видим в современных книгах. Но первые печатники избегали римского шрифта, пользуясь им лишь для того, чтобы создать иллюзию имитации античности — древних римских букв, близких сердцу ренессансных гуманистов.

Остается только удивляться, что современным читателям понадобилось значительное время, чтобы понять, что проза Гертруды Стайн с ее отсутствием пунктуации и других визуальных вспомогательных знаков представляет собой тщательно разработанную стратегию, нацеленную на то, чтобы вовлечь пассивного визуального читателя в участное, устное чтение. То же самое можно сказать и в отношении Каммингса, Паунда или Элиота. Верлибр в не меньшей степени, чем для глаза, предназначен для уха. В «Поминках по Финнегану», когда Джойс хочет изобразить, скажем, «гром» или «крик на улице» как в высшей степени коллективное действие, он пользуется словом так же, как в древних манускриптах: «Падение некогда прямого как стена сморчка пересказывается утром в постели, а затем на протяжении всей истории христианского менестрельства».

В отсутствие визуальных вспомогательных знаков читателю ничего не остается, кроме как прибегнуть к тому же средству, которым пользовались читатели в древности или в средние века, а именно к чтению вслух. И в позднем средневековье, когда процесс разделения восприятия слова уже начался, и в эпоху Возрождения после появления книгопечатания практика чтения вслух продолжала сохраняться. Но все эти нововведения вели к ускорению чтения и к переносу акцента на визуальность. Сегодня ученые, имея дело с манускриптами, читают их чаще всего молча. Поэтому исследование читательских привычек в древнем и средневековом мире остается задачей будущего.

Существенную помощь здесь могут оказать комментарии Кеньона («Книги и читатели в древней Греции и Риме»: «Примечательной чертой древних книг является то, что они не стремятся облегчить жизнь читателю. В них практически отсутствует разделение между словами, кроме редких употреблений перевернутой запятой или точки там, где может возникнуть двусмысленность. Пунктуация, как правило, полностью отсутствует, а если и встречается, то совершенно бессистемно». «Системность» пунктуации нужна именно для глаза. Между тем даже в шестнадцатом и семнадцатом столетиях пунктуация все еще предназначалась для уха, а не для глаза.

http://paskal.sintal.md/v-antichnosti-i-v-srednie-veka-chtenie-byilo-po-svoey-sushhnosti-chteniem-vsluh/

Следующийбесплатный вебинар в феврале

«Замолаживает, однако!» — сказал ямщик и указал кнутом на хмурое небо.
Поручик Владимир Иванович Даль сильнее закутался в тулуп, достал записную книжку и записал в нее: «Замолаживает — быстро холодает». Так родился первый толковый словарь русского языка.
— Замолаживает, — повторил ямщик и добавил, — надо бы потолопиться, балин. Холошо бы до вечела доблаться. Но-о-о!

Отец А.С. Пушкина, Сергей Львович, как-то выходя утром из спальни матери А.С. Пушкина, радостно потирая руки, сказал:
— До дня рождения Александра Сергеевича Пушкина осталось 9 месяцев...

До дня рождения Пушкина... ничего нe осталось. Пожалуйста, заплатите налоги.

Урок литературы в школе. Учительница спрашивает:
— Кто знает, какое стихотворение Александр Сергеевич Пушкин посвятил Анне Петровне Керн?
Вовочка: — Вот это, Марь Иванна: «Люблю тебя, Петра творенье...»

Василий Иванович: — Петька, что за книгу читаешь?
Петька: — Про летчика, «Ас Пушкин» называется.
Василий Иванович: — А кто написал?
Петька: — Да еврей какой-то, Учпедгиз.

— Кто пеpвый в России написал о гомосексyалистах? — спpашивает пpофессоp y стyдентов.
— А.С. Пyшкин! — отвечает стyдент.
— Вот как? — yдивился пpофессоp. — Это что-то новенькое! И какое же, pазpешите yзнать, это пpоизведение?
— Сказка о попе и его pаботнике Балде.
— Hет, вы пpосто непpавильно поставили yдаpение.
— Может и так, пpофессоp, но от щелчков до потолка не пpыгают!

На четвертом энергоблоке установлен плакат с надписью:
«Отсель грозить мы будем шведу». Подпись — «А ЭС Пушкин».

...В этот день 200 лет назад в Москве в небогатой дворянской семье раз и навсегда родился Александр Сергеевич Пушкин.

Кто-то, желая смутить Пушкина, спросил его в обществе:
— Какое сходство между мной и солнцем?
Пушкин быстро нашелся:
— Hи на вас, ни на солнце нельзя взглянуть не поморщившись.

Разбирают «Евгения Онегина». Фима спрашивает учительницу:
— Скажите, Магьгя Иванна, Онегин евгей, да?
— Hет.
— А Татьяна? Таки евгейка?
— Hет. Hе мешай!
— А Ольга? Ольга евгейка?
— И Ольга не еврейка. Помолчи, Фима!
— Я дико извиняюсь, но Ленский таки евгей?
— Да! Да! Еврей! Еврей!!!
— Таки его убьют!

Оперный театр. Дают «Евгения Онегина». В одном из первых рядов сидит еврей с женой. Через некоторое время он засыпает. Его расталкивает жена:
— Пока ты тут спишь, Ленский Онегину послал вызов.
— И что, он едет?

Абитуриент из Грузии поступает в гуманитарный институт и сдает экзамен по литературе. Препод спрашивает, какое произведение ему (абитуриенту) нравится из Пушкина.
Абитуриент: — Эвгений Онэгин!
Препод: — А наизусть что-нибудь помните из Онегина?
Абитуриент: — Да, там, гдэ про кравать...
Препод: — ???
Абитуриент: — Евгений, я с крават нэ встану — бэзумно я люблю Татьяну...
Далее

Выбросьте телек, нету в нем толку,
Повесьте на стенку книжную полку,
И по прошествии нескольких дней
Вы не узнаете ваших детей —
Радостный взгляд и смеющийся рот,
Их за собой позовет Вальтер Скотт.
Задумчивый Диккенс, веселый Родари,
Мудрый Сервантес им счастье подарит.
Бэмби проводит в сказочный лес,
Алиса поведает массу чудес,
И обязательно ночью приснится
Неуловимая Синяя Птица.

Роальд Даль, «Чарли и шоколадная фабрика»


 До встречи на вебинарах и тренингах.

Паскаль Марчел


В избранное