В этот спецвыпуск включены две статьи:
     Заниженный курс рубля...
     Иностранные инвестиции обходят Россию стороной
     
     Заниженный курс рубля, патерналистская промышленная политика и обильные валютные резервы - негодные инструменты стратегического развития России
     (Эксперт, 16.10.00, автор - Дмитрий Михеев)
     Искусственно заниженный курс национальной валюты - своего рода "оружие пролетариата", которым слаборазвитые страны пытаются завоевать нишу на международных рынках.
     В дискуссии о том, какой нам нужен рубль - сильный или слабый, - помимо политиков и журналистов участвуют и настоящие профессионалы, но проходит она на весьма поверхностном уровне. Обсуждаются преимущественно вопросы стоимости нашего экспорта, импорта потребительских товаров и оборудования, а также выплаты внешних долгов. И тут интересы импортеров, местных производителей, экспортеров и Центрального банка принципиально расходятся. Российским экспортерам сырья и производителям товаров выгоден низкий курс рубля, а импортерам и государству в лице ЦБ и Минфина, которому надо расплачиваться по внешним долгам, выгодно укрепление курса. Увы, сиюминутная личная и корпоративная заинтересованность зачастую предопределяет и логику диспутантов, а политические лозунги о защите местных производителей либо потребителей только окончательно запутывают вопрос.
     Для того чтобы выбраться из замкнутого круга чисто конъюнктурных параметров, необходимо рассмотреть проблему в стратегическом ракурсе. С точки зрения позиционирования экономики и всей страны на многие годы вперед России, безусловно, необходим сильный рубль.
     Конкурентоспособность
     Начнем с главного тезиса сторонников слабого рубля - c конкурентоспособности российской продукции на международных рынках. Логика их проста: поскольку российские товары уступают конкурентам по качеству, они должны быть значительно дешевле. Тем самым они сводят вопрос к прямым издержкам производства.
     Однако конкурентоспособность продукта определяется не только ценой и качеством. Вернее, качество имеет много составляющих, а поэтому правильнее говорить о товарности продукта. Товар - это сплав материи, энергии и информации. Товарность продукта определяется в первую очередь самим присутствием на рынке, для чего нужна соответствующая инфраструктура, затем его привлекательностью, узнаваемостью, новизной, оригинальностью, удобством в обращении, долговечностью, стоимостью и доступностью послепродажной поддержки. Доля энергетической и материальной составляющих в цене продукта постоянно снижается, а информационной, или интеллектуальной, - повышается.
     Насколько велик удельный вес интеллектуальной составляющей в цене, можно продемонстрировать на примере такого простого и, казалось бы, низкотехнологичного продукта, как яблоки. Как могут французские яблоки конкурировать с воронежскими в московских магазинах? Надо думать, воронежские яблоки не хуже французских по вкусовым и питательным свойствам, но они в лучшем случае были выращены, собраны в мешки и доставлены на рынок. Их сохранность и товарность крайне низки. Яблоки же из Провансаля прошли сложную предпродажную подготовку (мойку, сушку, сортировку, маркировку, упаковку, рекламу и т.д.), которая утроила их товарность. Если эти яблоки еще и генетически модифицированные, то доля интеллектуальной составляющей в цене повышается в несколько раз. Продавая яблоки, французы продают интеллектуальный труд своих инженеров-технологов, агрономов, химиков, и рентабельность этих затрат не подлежит сомнению, поскольку весной французские яблоки продаются почти в три раза дороже российских.
     Аналогична ситуация и с нефтью, и с металлами. Цена нефти может варьироваться до 40% в зависимости от глубины очистки от серы и прочих вредных примесей, не говоря уже о нефтепродуктах. Цены обыкновенной стали и специального сплава могут отличаться на порядки.
     Сегодня вообще некорректно разделение на низкотехнологичное сырье и высокотехнологичную продукцию машиностроения. Любой продукт может быть высокотехнологичным, с высоким содержанием интеллектуальной составляющей. Вопрос в том, что производитель предпочитает продавать - малоквалифицированный труд сборщиков кофе или hi-tech растворимый кофе, вкус, запах и упаковка которого сделаны, скажем, под японского потребителя.
     Что касается товаров длительного пользования, то тут доля интеллектуальной составляющей еще выше, поскольку качество товара включает в себя и дизайн, и удобство в пользовании, и надежность, и сервис. Программные продукты являются примером товаров, в которых доля интеллектуального компонента составляет 99% цены. Итак, качество (товарность) современного продукта пропорционально величине вложенного интеллектуального капитала.
     Обменный курс валюты является тонким индикатором конкурентоспособности экономики, но как инструмент финансовой политики он очень груб. Искусственно заниженный курс национальной валюты является инструментом защиты количества и потогонной системы. Это своеобразное "оружие пролетариата", которым слаборазвитые страны пытаются завоевать нишу на международных рынках, поскольку их ограниченный интеллектуальный капитал не позволяет им конкурировать на равных с высокоразвитыми странами.
     Россия, напротив, обладает одним из самых больших запасов интеллектуального капитала. Поэтому искусственно заниженный рубль защищает худших из российских производителей. Он ограждает западных производителей от талантливых российских ученых, технологов, инженеров, дизайнеров и мастеров. Ведь нельзя ожидать от человека, чтобы он создавал продукты нового поколения, когда сам лишен возможности ими пользоваться. Нельзя от населения, которое живет по стандартам Индонезии, требовать креативности и качества Германии.
     Наконец, вес услуг в структуре экономик наиболее развитых стран и мировой экономики в целом непрерывно растет. Услуги же потребляются в основном там, где производятся. Не может быть глобального рынка парикмахерских или ресторанных услуг. Поэтому производители услуг не нуждаются в защите низким курсом рубля, наоборот, им необходим платежеспособный спрос. Заниженный курс рубля является скрытой формой государственного субсидирования экспорта, в чем нас вполне справедливо обвиняют развитые страны. Не надо вставать в позу - наши экспортеры действительно демпингуют за счет собственного населения и одновременно провоцируют против нас торговые санкции. Тем самым мы втягиваемся в торговую войну со странами, с которыми страстно хотим интегрироваться, в войну, от которой больше всего страдает качество жизни российского потребителя.
     Потребление или накопление
     Дилемма слабого или сильного рубля связана с вопросом о роли государства. Должно ли государство не только влиять, но и формировать потребление различных слоев населения, направлять инвестиции и тем самым воздействовать на развитие тех или иных отраслей и технологий? Или это должно происходить в соответствии с культурными и поведенческими особенностями населения данной страны - спонтанно, органично, снизу вверх, под воздействием спроса и новых технологий?
     Увы, в нашем обществе до сих пор доминирует философия дирижизма, и спор, в сущности, идет между сторонниками либеральной и жесткой его разновидностей. Даже самые большие наши либералы считают, что государство должно активно воздействовать на потребление и производство, только делать это надо не грубой силой, а мягко, путем оркестрирования финансовыми потоками.
     Многие экономисты исходят из неверной предпосылки, что в 1992 году Россию постигла экономическая катастрофа, которая отбросила страну на десятилетия назад, а поэтому ей как развивающейся стране надо пройти этап накопления и концентрации капитала. Стране нужны инвестиции для технического переоснащения, а для этого надо начинать с затягивания поясов, то есть с перераспределения ВВП в пользу инвестиций за счет потребления. А поскольку пуританская этика россиянам не свойственна, государство должно использовать экономические механизмы для формирования образцового поведения населения. Слабый рубль как раз и является тем финансовым механизмом, с помощью которого государство может заставить население потреблять меньше высококачественных импортных товаров, нести сбережения в государственный банк с тем, чтобы последний мог финансировать государственные программы и прорывные отрасли экономики. В чем же несостоятельность таких расчетов?
     Во-первых, по склонности населения к потреблению и накоплению Россия не похожа ни на Соединенные Штаты, ни на Юго-Восточную Азию. Россиянам не свойственны ни американское безудержное потребление и жизнь в кредит, ни азиатский коллективизм и самопожертвование ради светлого будущего. По склонности населения к потреблению и накоплению Россия является вполне европейским государством. Россиянину также не свойственны преклонение перед государством и властью, покорность и конформизм, на которых зиждутся патерналистско-олигархические режимы Азии.
     Во-вторых, по сравнению с серединой века технико-экономические реалии изменились радикально, и государственная политика должна быть адекватной новым условиям. Темп жизни необычайно ускорился. Неизмеримо возросла скорость обмена информацией, а вместе с ней - скорость внедрения новых технологий и конструктивных новшеств. Жизненный цикл товаров народного потребления сократился раз в пять-семь. Гонка качества приняла глобальный характер. Не за горами время производства товаров по индивидуальным заказам, когда потребитель будет соучаствовать в производстве уже на стадии дизайна. Потребитель, производитель и венчурный капиталист должны в таких условиях иметь возможность быстро находить друг друга и тесно взаимодействовать. Глобализация позволяет собирать инвестиции и кадры многих источников под каждый конкретный проект. Но для того, чтобы это происходило, финансовые ресурсы должны оставаться и вращаться в треугольнике потребитель-производитель-капиталист, а не прокручиваться через государство. Государство, отбирая средства, а затем инвестируя их по своему усмотрению, подобно слону в посудной лавке. Вытягивая какую-то одну отрасль, оно губит множество других инноваций, разрабатываемых, как правило, в малых компаниях.
     Можно привести десятки примеров чудовищно неэффективных государственных инвестиций. Даже пенсионные фонды в силу своей крайней консервативности хороши для финансирования больших стратегических проектов, но не для гонки качества и инноваций. Будущее безусловно принадлежит венчурному капиталу.
     Новый валютный порядок
     Наконец, только сильный рубль позволит России вписаться в формирующийся глобальный финансовый порядок. Уже сейчас вырисовываются контуры многополярного финансового мира с тремя-пятью валютными зонами (прежде всего доллара США, евро, японской иены и китайского юаня). Как России позиционировать себя в новой финансовой архитектонике мира? Она не может войти ни в блок китайского юаня, ни в Евросоюз. Даже если Россия решится на частичный отказ от финансового суверенитета и примкнет к еврозоне, Европа просто не в состоянии переварить Россию.
     России, с учетом ее масштабов, ресурсного и человеческого потенциалов, вполне по силам превратить рубль в одну из системообразующих мировых валют. Будучи одновременно европейской и тихоокеанской державой, Россия имеет уникальные возможности балансировать свои внешнеэкономические отношения и лучше выдерживать перепады конъюнктуры на мировых рынках, чем, скажем, Япония или Великобритания. Для этого страна должна позиционировать себя как центр экономической гравитации.
     Валюты малых постсоветских экономик начнут привязываться к рублю уже в силу торговой и производственной ориентации на Россию. Они будут использовать рубль для операций между собой и в качестве резервной валюты. Это увеличит их заинтересованность в стабильности рубля и позволит ЦБ России извлекать дополнительную прибыль - допечатывать оседающую в кубышках и спецхранах рубли без риска стимулировать инфляцию.
     Бессмысленные резервы
     В настоящее время Центральный банк России усиленно скупает валюту и тем самым сдерживает рост рубля. Считается, что чем больше золотовалютные резервы у страны, тем лучше. Это не совсем так.
     Валютные резервы нужны главным образом для урегулирования несбалансированности платежного баланса по текущим операциям и движения капиталов. Например, МВФ рекомендует иметь валютные резервы в размере стоимости трехмесячного импорта. Еще эти резервы используются для сглаживания краткосрочных колебаний курса валюты. Сверх этого технического и сравнительно небольшого уровня валютные резервы служат исключительно психологическим целям. Растущие резервы воспринимаются финансовыми аналитиками и портфельными инвесторами как доказательство того, что внешняя платежеспособность страны не вызывает сомнений. Наращивая валютные резервы сверх технически необходимого уровня, ЦБ играет в лиге малых экономик. Вместо этого он должен стремиться к тому, чтобы рубль стал системообразующей валютой постсоветского пространства. Для этого валютные ресурсы должны не оседать в спецхранах ЦБ, а вкладываться в основной капитал страны, увеличивая ее конкурентоспособность.
     Надо не изобретать методы "стерилизации избыточного денежного предложения", а просто не отбирать деньги у частного сектора и среднего класса. Повышение курса рубля и снижение таможенных пошлин заставит российских производителей конкурировать на поле интеллектуальноемких продуктов, но для этого им надо дать возможность самим распоряжаться валютной выручкой и внедрять новые технологии.
     
     Иностранные инвестиции обходят Россию стороной
     (Смена [Санкт-Петербург], 09.10.00)
     Опубликован очередной ежегодный отчет UNCTAD - комиссии ООН по торговле и развитию. Согласно данным этого документа, прямые иностранные инвестиции в мировую экономику выросли с 865 миллиардов долларов в прошлом году до 1 триллиона в нынешнем. Основным сегментом, привлекающим инвесторов, по-прежнему остается экономика развитых стран, но и доля развивающихся возросла. За первые девять месяцев инвестиции в последние составили 208 миллиардов долларов против 178 миллиардов в 1998-м, что свидетельствует о преодолении последствий кризиса 1997 года.
     Россия на этом фоне продолжает оставаться Золушкой, только мечтающей о хрустальных башмачках. Богатейшая по запасам природных ископаемых и крупнейшая по территории страна мира на протяжении последних двух лет перестала вызывать даже тот не слишком большой интерес, который к ней испытывали зарубежные партнеры. После рекордного уровня прямых зарубежных инвестиций в 1997 году (3,9 миллиарда долларов) в прошлом году этот показатель упал более чем в три раза, сейчас поднявшись до 2,9. По этому уровню мы находимся немного выше Чехии (1,3 миллиарда долларов за первое полугодие) и Венгрии, население этих стран меньше нашего в полтора десятка раз, а территория меньше в сто семьдесят раз. В Польше на каждого жителя приходится по 135 долларов прямых инвестиций, а у нас примерно 20. Общий объем инвестиций от объема ВВП в России менее 1 процента.
     Потенциально Россия - один из крупнейших потребителей иностранных инвестиций, который может осваивать ежегодно не менее 40 миллиардов долларов. Главный экономист UNCTAD Карл Сован уже заявил, что в следующем году Россию может ожидать "бум зарубежных капиталовложений" ввиду продолжающегося экономического роста и попыток российских властей создать наконец-то "стабильный, предсказуемый и прозрачный" инвестиционный климат в стране.
     Что касается мировой экономики, то наибольшие объемы прямых инвестиций привлекла деятельность банков и компаний в сфере слияний и поглощений (разумеется, в основном в развитых странах). Прибыль от этой деятельности возросла по сравнению с аналогичным показателем прошлого года на целых 42 процента. Россия пока не может привлечь инвесторов в этом смысле. Область, которая раньше вызывала пристальный интерес нерезидентов, - финансовый рынок, и в особенности спекуляции с ГКО, рухнул, и произошел отток капитала. Более того, наиболее перспективные добывающие отрасли до сих пор полузакрыты для иностранцев. Однако оптимизм представителя UNCTAD, как и представителей МВФ и Всемирного банка, вряд ли можно считать необоснованным.
     До сих пор потоку иностранных инвестиций в экономику РФ мешали несколько факторов. Первый был, что называется, объективным: значительная часть российских перспективных месторождений и предприятий находится в неблагоприятной климатической зоне. Уровень требуемых вложений и себестоимость продукции получаются значительно выше, чем, допустим, в Юго-Восточной Азии. Однако существовали и другие факторы. Например, политическая нестабильность, сложность законодательства, криминализация экономики и коррумпированность власти. В результате суммирования этих факторов индекс инвестиционной привлекательности для России составил всего 3 процента, между тем как для Бразилии - 12 процентов.
     Между тем Россия не может, подобно Северной Корее, провозгласить курс "опоры на собственные силы" (тем более что и КНДР с таким курсом далеко не ушла). Износ основных фондов достиг 70 процентов, почти у всех предприятий многократно превысив установленные нормативы. Вот-вот может грянуть "проблема-2003", а решения ее пока не видно. На капитальную реконструкцию экономики нужны десятки, а то и сотни миллиардов долларов (реконструкция одного Новолипецкого металлургического комбината оценена в 1 миллиард), а где их взять? Собственные средства предприятий ограничены, возможность их кредитования государством - тоже. При этом часто невозможно некоторые предприятия продать (и получить новый финансовый ресурс для обновления фондов), так как в новой экономике они оказываются не нужны. Банковские кредиты часто недоступны для реального сектора, а физические лица после всех реформ и кризисов отказываются вкладывать средства вообще во что-либо.
     Не забывая, конечно, и об этих собственных ресурсах, остается в который раз уповать на помощь заграницы. Причем на политический аспект, как это было в начале 90-х, когда инвестиции были по сути прикрытием для помощи "российской демократии", уже рассчитывать не приходится. Поддерживать новую российскую власть ради нее самой никто не собирается.