Мир переходит на условные единицы. Период национального многообразия валют заканчивается.
     (Эксперт, 11.09.00, авторы - Павел Быков, Никита Кириченко)
     Первого апреля текущего года в мире одной валютой официально стало меньше. Эквадорские власти объявили об отказе от национальной денежной единицы - сукре - и перевели все расчеты в стране на доллар США, чем даже спровоцировали военный переворот (правда, малорезультативный - новое руководство продолжило политику своих предшественников).
     Решение властей этой латиноамериканской страны не осталось незамеченным. В соседних с Эквадором странах вспыхнули споры о плюсах и минусах полной долларизации, currency board (так называется валютный режим с жесткой привязкой национальной валюты к "якорной") и других валютных режимов.
     Вопрос - быть или не быть национальной валюте - является отнюдь не умозрительным, и прежде всего для стран Латинской Америки. Ведь как минимум в двух крупных государствах региона - Мексике и Аргентине - все громче слышны голоса сторонников доллара, подталкивающих власти к скорейшей и полной долларизации экономик. Не говоря уже о целом ряде более мелких государств, которые почти наверняка последуют их примеру.
     За эквадорским экспериментом будут также пристально следить в Восточной Европе, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и в Юго-Восточной Азии. То есть в странах, которые являются потенциальными кандидатами на вхождение в зоны основных конкурирующих с долларом валют - евро и иены.
     И пусть даже популярная ныне точка зрения, что через 10-20 лет весь мир будет поделен на три валютные зоны, является сильным упрощением, учет глобальных экономических реалий в национальной кредитно-денежной, резервной и структурной политике сегодня весьма актуален для любой страны мира. В том числе в специфическом аспекте и для России, с ее гипертрофированно долларизованными рынками и особыми торгово-экономическими отношениями со странами бывшей, некогда самодостаточной, рублевой зоны.
     Термин "долларизация" имеет устойчиво негативную окраску не только в России. Мы привыкли понимать под ним стихийное вытеснение валютой чужой (чаще именно американской) валюты национальной, которая вследствие слабости национальной антиинфляционной политики и неадекватности инфляционного регулирования перестает выполнять сначала функцию средства накопления и резервирования, а потом меры стоимости и средства платежа. Впрочем, наряду с долларом в качестве валюты-агрессора в недавней экономической истории (после распада Бреттон-Вудса и псевдоколониальных валютных зон - фунта, франка KFA, переводного рубля СЭВ) выступала и немецкая марка - в отношении денежного хозяйства стран Восточной Европы и Балтии, Югославии, Албании, отчасти Австрии, Люксембурга и Италии. Можно даже сказать, что в годы действия Европейского валютного механизма марка была резервной валютой первого уровня для всей Европы, что стало важнейшим фактором рождения зоны евро.
     Агрессивны и российский рубль в отношении Белоруссии, отчасти Украины, Казахстана и стран Средней Азии, и иена с юанем - для некоторых стран ЮВА и Монголии, и ранд ЮАР - для стран Южной Африки. Да и гульден, который до вступления Нидерландов в зону евро был самой стабильной в мире валютой из конвертируемых, в портфеле финансовых учреждений многих стран с недостаточным золотым запасом теснил в резервной и депозитной политике не только нацвалюты, но и суперликвидные СКВ - марку и доллар.
     В новейшей истории не менее агрессивно, чем доллар, ведет себя евро в отношении стран, не вошедших формально в ЭВС. Это происходит, несмотря даже на среднесрочный неуспех в курсовом противостоянии евровалюты с долларом. Евро уже сегодня ведет себя в Великобритании, как доллар в Латинской Америке. Буквально недавно такие компании, как Toyota и Unilever, предложили некоторым своим британским поставщикам выставлять счета в евро, растет и число внутренних расчетов в единой валюте. И это только начало, ибо доля евровалюты неуклонно растет в денежном хозяйстве стран и к востоку, и к югу от зоны евро.
     С чисто фискальной точки зрения есть только один совершенно очевидный минус перехода страны на иностранную валюту. Это утрата рынка заимствований в нацвалюте. Внутренние займы более доступны для государства, да и проблема внутреннего долга просто несопоставима по своей сложности с проблемой долга внешнего. Хотя бы потому, что выраженный в собственной валюте долг достаточно просто обесценить, манипулируя темпами инфляции и процентными ставками, чего нельзя сделать с долгом, выраженным в иностранной валюте.
     Другие же, часто высказываемые против официальной долларизации, аргументы уже далеко не столь бесспорны.
     Считается, к примеру, что в таком случае власти теряют важные рычаги управления национальной банковской системой. Они якобы уже не могут выдавать стабилизационные кредиты банкам, чье положение пошатнулось. Однако никто не мешает правительству оказать помощь такому банку из бюджетных средств или из заранее специально сформированного валютного фонда. В том числе и обязательных резервов, которые можно в этом случае собирать и в иностранной валюте. Никакой существенной разницы с тем, что делает обычный ЦБ, тут нет. Ведь любой центробанк развивающейся страны выдает стабилизационный кредит с оглядкой на то, как это может сказаться на обменном курсе (размер помощи все равно неявно ограничивается объемом валютных резервов).
     Не очень-то сильны в качестве контраргумента и рассуждения о том, что в результате перехода на доллар страна оказывается в сильной зависимости от состояния внутриамериканской конъюнктуры. А разве де-факто долларизованная экономика не привязана к американскому бизнес-циклу?
     Наконец, экономисты часто говорят о потере государством, переходящим на чужую валюту, эмиссионного дохода (сеньоража) от выпуска в обращение новых денег, который обычно рассматривается как прибыль ЦБ и изымается правительством. Причем полная долларизация означает не только потерю таких прибылей в будущем, но и необходимость выкупить всю уже находящуюся в обращении национальную валюту. Скажем, для Аргентины это означает необходимость единовременно потратить на выкуп выпущенных ранее песо 15 млрд. долларов. Однако эти расчеты весьма умозрительны. На деле валютный "аншлюс" выгоден стране-"захватчику" - ведь она расширяет зону своего экономического и политического влияния (создает новый спрос на товары, деньги, военные услуги) - и, как правило, ей же оплачивается путем прямой либо кредитной финподдержки.
     Кроме того, часть затрат поглощаемая страна может компенсировать за счет экономии от снижения стоимости заимствований на международном рынке капитала. Ведь облигации страны-заемщика, переходящей на доллар, уже не несут на себе валютного риска. Например, в течение нескольких последних лет средняя премия за риск по аргентинским евробондам, номинированным в долларах США, составляла примерно 3,3 процентного пункта. Из них, согласно оценке специалистов МВФ, 1,38 процентного пункта премии обусловлены валютным риском (хотя евробонды и долларовые, риск дефолта Аргентины по ним в случае девальвации песо увеличивается).
     Если отвлечься от чисто фискальных расчетов и взглянуть на проблему валютного выбора с макроэкономических позиций, то мы придем к выводу, что для большинства развивающихся стран официальный полный переход на валюты-гранды типа доллара вполне оправдан стратегически.
     Действительно, политика плавающего обменного курса для развивающейся страны, как правило, непозволительная роскошь. Неизбежные в этом случае значительные колебания курса национальной валюты слишком обременительны для неокрепших экономик. Противодействие же властей этим колебаниям неизменно приводит, как подтверждает практика, к какой-либо из форм фиксации относительно иностранной валюты, будь то валютный коридор или жесткая привязка. Но, как показала целая череда кризисов в девяностых годах, такая валютная политика представляет собой превосходную мишень для спекулянтов. Даже такой сверхжесткий валютный режим, как currency board, уязвим для спекулятивных атак (Аргентина-95 и Гонконг-97, когда девальвации удалось избежать лишь ценой жесткого экономического спада, вызванного бегством капитала). Ведь у властей всегда существует возможность и соблазн девальвировать национальную валюту, а спекулянт на этом стремится заработать, играя на понижение. Официальная полная долларизация просто отменяет валютный риск - у спекулянтов не остается объекта для атаки.
     Вдобавок страны, в которых ставится вопрос об официальном переходе на американскую валюту, и так уже в высокой степени долларизированны и экономически нестабильны. Периоды относительной макроэкономической стабилизации регулярно прерываются кризисами, резким ускорением инфляции, что ведет ко все более глубокому недоверию к национальной валюте. В результате возникает любопытный эффект: местные элиты видят причину таких кризисов как раз в существовании собственной валюты. Макростабилизация в зависимости от того, какую конкретно политику проводит национальный ЦБ, разбивается о спекулятивные атаки, о завышение реального курса национальной валюты, о рост денежной массы и инфляцию (факторы, аналогичные факторам крушения системы фиксированных обменных курсов - см. интервью с Робертом Манделлом). Речь, таким образом, идет лишь о том, чтобы формально признать и закрепить реально складывающееся положение дел. "Официальная долларизация - это полная капитуляция властей перед инфляцией, это признание неспособности осуществлять эффективное управление экономикой", - говорит заместитель директора Института международных экономических и политических исследований (ИМЭПИ) Руслан Гринберг.
     Наконец, переход на иностранную валюту - это весьма эффективный способ развития торговых связей со страной, на валюту которой переходит государство. Не говоря уж о том, что переход на доллар рекламируют как пропуск в глобальную экономику. Скажем, не только для России и Белоруссии, но даже для входящих в зону свободной торговли Канады и США наличие двух валют оказывается серьезным препятствием на пути потенциально огромного роста взаимной торговли.
     Впрочем, утверждать, что у развивающихся стран совсем уж нет иного выбора, кроме отказа от валютного суверенитета, было бы не совсем верно. В принципе существуют некоторые национальные и даже наднациональные альтернативы.
     Во-первых, реформа международной финансовой системы. В результате чего дестабилизирующее воздействие глобально мобильного финансового капитала на экономику наиболее слабых стран было бы ограничено. Определенные шаги в этом направлении делаются. Развитые страны, напуганные несколькими кризисными волнами 1997-1998 годов, пытаются снизить подвижность наиболее "горячих" денег. В том числе и через ужесточение контроля за офшорными зонами, и через привлечение частных инвесторов к процессу реструктуризации долгов развивающихся стран в случае дефолта. Но радикальной перестройки ожидать не приходится просто потому, что нынешняя система в целом устраивает наиболее развитые страны и могущественные финансовые институты, которые по сути своей активности имеют межнациональный характер, а по своей ментальности и интересам остаются национальными.
     Во-вторых, введение системы контроля за движением капитала в национальных рамках. Это более реалистичная альтернатива и тем самым более привлекательная. Именно таким путем проводились самые успешные экономические реформы во второй половине этого века. "Блестящий пример успешной дедолларизации представляет собой Польша. В 1987-1989 годах события там развивались примерно так же, как в России в начале девяностых, и доллар играл столь же важную роль. Меры капитального контроля помогли ситуацию переломить", - рассказывает Руслан Гринберг.
     Да и развитые страны, исключая США, лишь относительно недавно отказались от капитального контроля. ФРГ отказалась от контроля за движением капитала только в 1974 году, то есть когда была уже весьма и весьма экономически мощным государством. Тогда же, в середине семидесятых, на этот шаг решилась и Франция. А Великобритания, пошедшая на либерализацию в 1945 году, пережила кризис конвертируемости фунта стерлингов (1947) и драматическую девальвацию на 30% (1949), сопровождавшие распад гигантской фунтовой зоны.
     Однако по целому ряду причин для большинства развивающихся стран введение системы контроля за движением капитала в национальных рамках практически нереально. Решение ужесточить валютный режим противоречит основной идеологической установке международных финансовых организаций на либерализацию мирового рынка капитала. Принять такое решение - значит попасть под согласованное давление МВФ, ВБ, Лондонского и Парижского клубов. Что для правительств развивающихся стран, а почти все они перегружены внешними долгами, смерти подобно. Из всех государств, пострадавших от кризиса в ЮВА и Латинской Америке, только у руководства Малайзии хватило воли, чтобы пойти против течения. (Стоит отметить, что экономические результаты Малайзии оказались лучше, чем у стран ЮВА, пошедших на девальвацию, и у Гонконга, сумевшего защитить свой доллар в условиях свободного движения капитала.)
     С другой стороны, заинтересованность в привлечении иностранного капитала у этих государств очень велика, для многих это критически важно. Мест, куда этот капитал можно вложить без особых проблем и ограничений, становится все больше. А стран, которые имеют совершенно явные конкурентные преимущества перед другими emergency market (емкий внутренний рынок или уникальные природные ресурсы), не так много (Бразилия, Индия, Ирак, Иран, Китай, Россия и ЮАР).
     В-третьих, теоретически возможен режим параллельного хождения двух внутренне конвертируемых нацвалют, лишь одна из которых является внешнеконвертируемой и эмитируется государством в более или менее жесткой привязке к динамике платежного баланса, национальных резервов в СКВ или, в предельном случае, даже к динамике золотого запаса. Заметим, что Россия четырежды хаживала по этому пути. Первый раз в 1921 году, когда начал выпускаться серебряный рубль, впрочем, очень быстро тезаврированный и исчезнувший из обращения. Второй валютой стал ограниченно внешнеконвертируемый и не разменный на золото червонец 1924 года, имевший, впрочем, серебродивизное монетное подкрепление в виде полтинника. Затем настал черед пресловутых чеков "Внешпосылторга" в "нале" и инвалютных рублей в "безнале", эмиссионно увязанных с поступлениями СКВ. И, наконец, уже в новой российской действительности параллельной валютой стал обычный рубль, который даже в условиях колебаний своего курса к доллару на внутреннем рынке вытеснял из обращения ставшие более распространенными (sic!) вексельные, бартерные и зачетные схемы, имея к этим "валютам" неуклонно растущий курс.
     Менее пестрой была практика применения двух юаней в КНР - внутреннего и квазиконвертируемого. И, возможно, более результативной: юань устоял в азиатском кризисе.
     Впрочем, даже реализация некоторых шансов на сохранение полновесного валютного суверенитета рядом развивающихся стран не остановит процесс унификации глобального денежного обращения, где ведущую роль будут играть 10-12 развитых стран.
     "Сегодня мир движется к реальной валютной мультиполярности - трем зонам (доллара, евро и иены). Мир еще не стал мультиполярным, но он станет таким в ближайшие 5-10 лет", - считает Иммануил Валлерстайн, директор Центра Фернана Броделя по изучению экономики, исторической системы и цивилизаций.
     Согласно наиболее распространенной точке зрения, эти валютные зоны будут выглядеть примерно следующим образом. Доллар будет свободно ходить в Северной и Южной Америке. Евро, кроме стран ЕС, охватит государства Центральной и Восточной Европы, Северную Африку, Ближний Восток, Закавказье, страны Центральной Азии и, возможно, (в зависимости от того, насколько успешной будет экономическая политика Москвы) Европейскую часть России. Россия по этому сценарию если и не распадается в полном смысле этого слова, то оказывается "поделенной" ведущими игроками и теряет реальный экономический суверенитет в результате вытеснения рубля. В зону иены должны войти страны Юго-Восточной Азии, Корейский полуостров и, возможно, прибрежные районы Китая, а также российские Забайкалье и Дальний Восток. Но поскольку отношение к Японии в регионе неоднозначное, то, как правило, оговаривается возможность, что вместо иены будет иметь хождение либо некая синтетическая валюта на основе "валютной корзины", либо страны региона смогут договориться о введении единой азиатской валюты на манер Европы.
     Однако станет ли мир действительно "трехвалютным", как гласит ставшее расхожим мнение? Похоже, все не так просто.
     Даже если три упомянутые валютные зоны действительно сформируются, с высокой степенью вероятности можно утверждать, что еще достаточно долго будут существовать как минимум две зоны с ограниченной конвертируемостью национальных валют - Китай и Индия, масштабы и экономическая динамика которых позволяют прогнозировать формирование в будущем вокруг них полноценных валютных зон.
     Сильная оппозиция долларизации существует в Латинской Америке, где Чили и Бразилия выступают за введение на континенте на базе торгового союза МЕРКОСУР единой региональной валюты по типу евро. Есть определенные амбиции в повышении своего веса в мировой финансовой системе, и в Юго-Восточной Азии в особенности, и у австралийцев. Не стоит сбрасывать со счетов и Россию, которой вполне по силам в будущем сформировать в СНГ рублевую зону.
     Но даже если оставить за скобками этих конкурентов, мир вовсе не обязательно станет "трехвалютным". Никто, например, не гарантирует, что зона иены вообще появится на свет. Это самое уязвимое звено в рассуждениях сторонников трех зон. "Иена в весьма незначительных объемах используется в расчетах и резервах стран Восточной Азии", - рассказывает Руслан Гринберг. Да, Япония - экономически мощная держава, она крупнейший поставщик капитала на мировые рынки. Однако ее мощь во многом базируется на гигантском положительном сальдо в торговле с США. Более того, огромный торговый дефицит стран региона с Японией перекрывается ими профицитом в торговле с США, так что роль США для Страны восходящего солнца в действительности еще выше, чем может показаться на первый взгляд. Наконец, Япония в определенной степени политически зависит от США.
     За океаном очень четко осознают высокую уязвимость планов по созданию зоны иены в Азии. Летом 1999 года в Foreign Affairs была опубликована статья, в которой вашингтонский корреспондент журнала The Economist Зенни Минтон Беддоуз писал, что "к 2030 году в мире будут две основные валютные зоны - европейская и американская". У японцев нет собственного проекта, вокруг которого они могли бы сформировать "региональную идентичность" и объединить азиатские страны. Ведь даже рецепт японского экономического чуда, которым воспользовались многие страны региона, на деле означает лишь "пристраивание" национальной экономики к экономике США.
     Вдобавок сила национальных валют определяется не только экономикой, ее размерами или эффективностью, но и тем, что в последнее время называют модным словом "идентичность". В самом деле, притягательность американского доллара не в последнюю очередь базируется на вполне ясном мировоззренческом фундаменте. Американцы не просто "печатают доллары", они предлагают и продают миру определенную - либеральную - модель построения экономики и определенное - технологическое - направление развития. И доказывают эффективность предлагаемого собственным примером. (Чтобы ни говорили, "новая экономика" в ее нынешнем виде возможна только до тех пор, пока остальной мир готов кредитовать США под эту программу, а США способны убедить своих кредиторов в будущей отдаче.) Потенциальным же конкурентам, кроме теоретических выкладок, предложить взамен нечего.
     Правда, в последнее время стали появляться предпосылки к тому, чтобы азиатская валютная зона формировалась вокруг трех центров - Японии, Индии и Австралии - в противовес Китаю - и под патронажем США. В этом случае, если Соединенным Штатам достаточно быстро удастся склонить к переходу на доллар Мексику и, что еще важнее, Аргентину и если учесть влияние США на Австралию, Тайвань, Филиппины, а также возросшую долговую зависимость Южной Кореи, политическую слабость Японии, у Вашингтона появятся шансы на то, чтобы "накрыть долларом" весь Азиатско-Тихоокеанский регион. Тем более что США являются основным торговым партнером этих стран и именно здесь аккумулирована львиная доля долларовых резервов. Если Америка параллельно будет вести целенаправленную игру на политическую и экономическую дестабилизацию Европы, то соседствовать со сверхмощной долларовой зоной в АТР будет недоразвитая и нестабильная зона евро.
     Так что вариантов масса. Развилка Существует два основных фактора, которые должны определить, по какому именно сценарию будет развиваться процесс формирования мировых валютных зон.
     Первый - сроки наступления и характер мирового экономического кризиса. Чем дольше будет продолжаться период непрерывного экономического роста в США, тем больше шансов у американцев добиться доминирующего положения на валютной карте мира. Тем меньше шансов на валютную самостоятельность у латиноамериканцев, японцев и европейцев.
     Начало же финансового кризиса в США, по мнению многих экономистов, усилит тенденцию к регионализации мирового хозяйства. "Когда начнется новая волна дезинтеграции, начнутся процессы экономического закрытия границ, они будут проходить вокруг крупных региональных комплексов - Евросоюза, НАФТА, Восточной и Юго-Восточной Азии и, возможно, других. Кто знает? Может быть, возродится российская экономическая зона, разовьется МЕРКОСУР. Возможно, даже что-нибудь появится в Африке", - размышляет Иммануил Валлерстайн.
     Однако факт финансового краха в США вовсе не гарантирует именно такого развития событий. Многое будет зависеть от того, будет ли следующий за этим крахом экономический кризис носить именно дефляционный характер, или же он будет иметь инфляционную (точнее, стагфляционную) природу. Дефляционный характер кризиса, по-видимому, действительно будет означать наступление периода дезинтеграции - падающие в результате сокращения спроса цены являются хорошим стимулом для защиты внутренних рынков от иностранных конкурентов.
     Инфляционный кризис, напротив, скорее приведет к ускорению глобализационных процессов, как это было в семидесятых годах.
     Второй принципиальный вопрос - будет ли между развитыми странами достигнута договоренность о взаимной достаточно жесткой фиксации курсов трех основных мировых валют. Нетрудно заметить, что такое решение эквивалентно кардинальной реформе международной валютно-финансовой системы.
     Однако противоречия между самими развитыми странами сегодня так глубоки, что не позволяют надеяться на достижение столь принципиальных договоренностей. Американцы чувствуют себя достаточно уверенно, чтобы продолжать экспансию, европейцы же явно настроены "наверстать упущенное". Поэтому хотя такая договоренность очень желательна, ее все же стоит признать весьма маловероятной. По крайней мере в докризисный период. [...]
     В статье использованы данные рабочего доклада сотрудников МВФ Эндрю Берга и Эдуардо Боренштайна "За и против полной долларизации", 2000