Одна девушка нагуляла ребенка. Раньше вот так грубо говорили. Вообще жизнь была довольно грубая: родители у девушки были пьющие. Она из дома сбежала в город, в училище. Поступила на швею, но проучилась недолго, - гуляла с парнем. И нагуляла ребеночка. А парень-то уехал поскорее. Он студент был. Зачем ему швея-мотористка?

Девушке было семнадцать лет. Но хоть и говорили грубо, все же помогли. Дали комнатку в общежитии, в бараке. Это была царская роскошь, в общежитии жили по четыре человека в комнате. А Зое дали. Пожалели потому что. Люди жалеют иногда, хоть и выражаются резко.

И Зоя стала жить с младенцем в комнатке. Тогда памперсов не было, стирали руками. Надо было для стирки и для купания ребеночка греть воду на общей кухне в ведре. Много чего не было, честно говоря. И денег было очень-очень мало. И помощи никакой. Сама родила, сама и расти, - это нормально. И так дали комнату, декретные деньги платят. Можно прожить.

Зоя сначала вообще не соображала, что делать и как жить. Ребенок неспокойный, он все кричал, патронажная медсестра дала укропную водичку и велела кормить по часам. Зоя смотрела на кричащего младенца, она ничего особенного не чувствовала. Хотела спать страшно. А ребенок не давал. И куда теперь с ним - непонятно.

Зоя подумывала, если честно, отдать малыша в дом малютки. Нет, не отказаться от него. Не в детдом же. А временно, пока обстоятельства такие трудные. Там за детьми уход, там медицинская помощь и все такое... Так думала Зоя, укачивала кричащего младенца, стояла у окна. Морозы были страшные, не выйти. Спасибо соседям, приносили хлеб и молоко.

А в бараке напротив тоже светилось окно. Зоя смотрела, не отрываясь. Там такая же молоденькая мама водилась с ребеночком. Но совсем не так, как Зоя! Нежно, ласково укачивала свою крошку. Целовала и гладила. Говорила что-то, - успокоительное и доброе. Пела, ходила по комнатке.

Готовила смесь. Гладила подгузники марлевые. Прибирала в комнатке, - там так чудесно было! Все чистенькое, красивое, - не как у Зои. И такой мягкий розовый свет, - это от абажура.

И Зоя успокаивалась. И делала так же, как та молодая мамочка, - ходила по комнатке, пела негромко, укачивала... Давала попить из бутылочки, приговаривала хорошие слова. И гладила пеленки старым утюгом. Это все не так и трудно, - вон же девчонка в другом бараке как хорошо справляется!

А потом эта девочка-мама махала рукой Зое и задергивала занавески. И младенец на руках затихал, засыпал, такой теплый и славный. Любимый. Полюбила Зоя своего сыночка Ванечку.

И так длилось до конца зимы, до тепла. Зоя стала выходить с коляской, гулять во дворе. Она все надеялась, что из барака выйдет та юная мама со своим ребеночком. И можно будет вместе гулять. Но никак не встречалась та девушка-мама. И Зоя решила сама зайти. Познакомиться и позвать гулять.

Но никакой мамы с ребеночком в том бараке не оказалось. И уютной комнатки с розовым светом тоже не было. Обычные комнаты, в каждой по четыре кровати. Длинный темный коридор, лестница обшарпанная... И все удивлялись, когда Зоя спрашивала про мать с младенцем. Таких нет!

Все потом наладилось, встало на свои места. Зоя работать пошла, потом дальше училась, выучилась на модную портниху. Замуж вышла за бригадира, работящего доброго мужчину. Еще двоих детей они родили и стали жить в счастье и согласии. Хорошая семья такая.

Зоя только никому не говорит, что иногда зимними вечерами она смотрит в окно. Тихонько портьеру отодвинет и смотрит. И в соседнем доме зажигается розовым светом окно. Это другой дом, конечно. Бараки давно снесли.

А женщина за окном та же самая. Юная, в светлом длинном халате, с длинными волосами. Ходит и укачивает младенца, целует его, говорит ему ласковые слова... И от этого тепло на душе. Светло. А потом эта мать младенца машет рукой Зое. И Зоя тихонько машет в ответ. А внуки смеются и галдят в соседней комнате...

Анна Кирьянова