Об этом не принято рассказывать. Только случайно узнаешь, когда человек нечаянно проговаривается: не могу больше, тяжко. Оказывается, вот у этой леди Совершенство дома старая мать в глубокой деменции: таблетки пить отказывается, буянит, бредит, что все ее хотят отравить и обобрать. А в этой идеальной семье красавец и умница муж, одержимый идеей спасения себя и ближних от вездесущей заразы, добивается от жены стерильной чистоты, тотальной дезинфекции — и чтобы тапочки стояли строго параллельно. А в другой — любимый сын, талантливый и странноватый, в 16 лет понял, что за ним наблюдают через стену…

В моем детстве чужого безумия сторонились так старательно, будто оно заразно. Уже взрослые, мы не слишком далеко ушли от иррационального детского ужаса. Чужого безумия сторонимся, а если, не дай Бог, безумие коснется наших близких — не верим до последнего: может, просто тяжелый характер, просто стресс, просто возраст… А когда поверим — молчим. Друг другу можно жаловаться на плохих воспитателей в садике, на собственное обжорство, на соседей… Но только самому близкому другу, и то самым тихим шепотом, можно сказать: как же я устала…

Душевную болезнь — и свою, и чужую — редко кто рассматривает как посещение Божие; скорее — наоборот: в лучшем случае как призыв к теодицее, оправданию Бога, позволяющего страдание. Это — испытание на прочность каждый день; ежедневное сидение, как на вулкане — рванет, не рванет; ежедневное ощущение утраты — ушел, потерялся, умер тот человек, которого знали и любили; явился другой — жадный, мелочный, подозрительный, с психикой плоской, как бумажный лист. Жизнь рядом — ежедневная война, одинокий, заведомо проигранный бой. Приходится злиться на больного — за то, что превращает жизнь в немыслимое; на себя — за то, что голова подкидывает варианты выхода, о которых бы ей, по-хорошему, и думать-то вовсе не надо… Жизнь рядом — ежедневная жалость, которая ищет выхода и не находит: то слезы, то раздражение, то себя жалко, то его…

Врачи говорят просто: жизнь рядом с психически больным — это хроническая психотравма. Чтобы заботиться о том, кто рядом, надо если не залечить ее, то хотя бы найти способ умерить боль: иначе и себя погубишь, и своего ближнего, которому нужна помощь.

Как жить, когда кажется, что Бог отвернулся? Что помогает удержаться в рамках здравого ума, не свалиться в отчаяние? Как найти смысл в этой новой реальности?

Я спросила друзей и знакомых, у кого есть опыт жизни рядом с душевнобольным, опыт, который они никогда не афишировали, — как вы с этим живете?

Отвечают.

О себе и своих любимых людях, с которыми так мучительно трудно.

— Я молюсь, прошу сил и терпения. Бабушка сейчас не спит сутками, пытается выбраться в окно, не узнает нас, умоляет пожалеть… сегодня впала в агрессивное состояние, удерживали вдвоем с сиделкой. Жалость безумная, отчаяние, отупение — все сразу. Если получится ее успокоить — я смирюсь, приму и пустой взгляд, и неузнавание. Перестаешь исходить из понятия «нормы» — норма теперь другое: когда тихо, когда она спокойна, когда ничего не болит, — уже хорошо.

— Надо все время помнить, что человек болен. Психически больные люди часто очень убедительны. Нельзя вестись, нельзя верить. Надо помнить, что он болен.

— Болезнь часто маскируется под самого человека и заставляет думать, что это он груб, он ведет себя со мной плохо, и с ним пытаешься бороться, а надо не бороться, а просто пожалеть.

— Когда доходишь до отчаяния, приходишь в храм и говоришь: «Господи, на что мне она, жизнь моя?!!! Вот, она вся перед тобой. Вот, я надеялась на красоту жизни, что поживу «для себя», как сейчас говорят, что буду гордиться ребенком, как другие. А теперь мне ничего не нужно. На что она мне, жизнь моя?!» В сердце просто гвоздь вбит. Было и такое. Оглядываясь назад, самой себе посоветовала бы не взваливать на себя ношу, которую не можешь нести. А именно — не циклиться на том, что всё непременно должно быть хорошо. Не должно.

— Я научилась говорить: «Пусть будет все не так, как я хочу». Молчать. Просто молчать, как затворник. Общаться действиями и жестами. Научилась самодисциплине. Научилась взвешивать каждое свое слово. Научилась утешать других. В общем, не зря через мясорубку меня пропустили.

— Противостоять болезни невозможно. Это я поняла. Простая наука — побеждай зло любовью. Только это работает. Но как трудно любить ближнего, который по болезни изображает твоего врага. Мне помогает только одно — твердо верю, что все, что Бог ни посылает — благо для нас. Значит, так надо для нашей же пользы. Самое ужасное, что есть соблазн жгучего желания счастья и самой простой спокойной жизни. Я не до конца верю и принимаю то, что муж болен, не может себя контролировать, мне все время кажется, что можно держать себя в руках, ведь его болезнь — состояние пограничное, он сам его не признает. Вот ведь он может быть ласковым, добрым, юморным, заботливым, так почему же он так меняется ... Я ничему так не научилась. Я не хозяйка своей жизни и судьбы — вот, наверное, этому и хочет научить меня Господь, поэтому только взываю к нему: Да будет на все воля Твоя!

— Однажды муж мой сказал, что ему запали в сердце слова апостола «вы не до крови еще сражались». Какие-то пророческие слова для нас оказались — я потом их часто вспоминала. Потом мы и насражались… Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя (Евр 12:4—5).

А потом, когда я насражалась в очередном испытании — вот эти слова прозвучали именно как для меня: От скорби происходит терпение, а от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает...

Все равно этот путь каждому, кому он предстоит, придется проходить в одиночку. Это тот самый случай, когда земные, мирские доводы не работают, утешения не утешают, смыслы не складываются. Это та самая экзистенциальная ситуация, где ты стоишь на краю бытия и задаешься вопросами, на которые не находятся ответы — или не находятся в привычной картине мира. Когда ты делаешь только первые шаги по этому пути, стоит помнить, что картина мира может меняться; что смыслы находятся там, где их не ищешь, и что там, куда с тобой не пройдут другие люди, пройдет Господь — и пребудет с тобой до конца испытания.

Комментарий

Церковь — не поликлиника

Не существует психически больных вообще. Юноша, впервые заболевший шизофренией, старуха, доживающая свой век, утратив память и разум, эгоистичная гистрионическая (истероидная) психопатка, импульсивный эпилептик, тихий, улыбчивый больной с болезнью Дауна, одержимый навязчивостями и страхами невротик, погруженный в тяжелую меланхолию больной биполярным расстройством, мучимый страстями педофил — неужели мы найдем универсальный рецепт — как быть?

Есть лишь одна универсальная вещь — это то, что симптомы болезни представляют непреодолимую силу, они могут подчинить себе не только больного, но и его окружение. На самом деле родственники больных колеблются между двумя крайностями — подчинением себя болезненным проявлениям близкого человека или отвержением родственника вместе с его болезнью.

И проблема в том, чтобы найти третий путь. Не бояться лечить больного, не бояться принимать лекарства, даже если "не благословили", помещать пациента в стационар, если это необходимо, а то и в дом инвалидов. Но при этом не оставлять его любовью, заботой, поминать его в молитвах. Живя рядом с пациентом — не гневаться, не обижаться, если старая мать обвинит Вас в том, что Вы украли или специально спрятали деньги и документы... Если молодой бредовый пациент обвиняет Вас в том, что Вы травите его ядовитыми газами, и отказывается есть приготовленные Вами блюда.

Не бояться — контактировать с врачом, получить элементарные знания о болезни близкого человека. Если врач занят — поговорите с медсестрой, получите информацию из сети. Говорят, что родственник психически больного должен быть профессором психиатрии. По крайней мере, по заболеванию, которым страдает близкий... Да, можно привести больного в церковь, если он верит в Бога. Но приводить человека в Церковь, как в поликлинику – бессмысленно.

Мне бы хотелось, чтобы священники и врачи лучше понимали друг друга. Когда-нибудь это произойдет...

Борис ХЕРСОНСКИЙ,
кандидат медицинских наук, зав. кафедрой клинической психологии Одесского национального университета

Фото Максима Праздника

Автор: ЛУКЬЯНОВА Ирина