- Натали, вы выросли в Касабланке, в двадцать лет приехали в Париж с твердой решимостью стать знаменитой актрисой. И в вас сразу же влюбился сам Ален Делон.
- Был конец лета 1962 года, стояли последние теплые деньки. Ближе к одиннадцати вечера мне в отель позвонил приятель Жан и пригласил на вечеринку в модный ночной клуб «New Jimmy’z», владелицей которого была светская львица Режин. И не просто пригласил - приятель хотел, чтобы я оказала дружескую услугу: пошла с ним «ради устрашения» его неверной подружки. Вроде как он придет со мной, она нас увидит и разозлится. Ситуация дурацкая и смешная, но я согласилась. Быстро натянула мини-юбку, свитерок, причесала волосы и прыгнула в такси к Жану. Я и предположить не могла, что встречу в этом клубе своего будущего мужа!
Оказавшись в заведении, швырнула куда-то сумку и страстно прилипла щекой к Жану. Мы демонстрировали чувственный медленный танец, стреляя глазами в поисках растерянной и наверняка бешеной от злости подружки. Она нас, вот удача, заметила практически сразу, действительно побагровела, и мы оба с облегчением вздохнули - получилось! Дело сделано, цель достигнута, вроде бы пора домой. В общем, я решила вернуться в отель и засобиралась уходить. Но куда подевалась моя сумка? Вроде бы бросила ее под тот стул, на котором теперь сидел какой-то незнакомец. «Месье, встаньте-ка, я тут оставила свою сумку», - дерзко обращаюсь я к нему. «Ради бога, какую еще сумку? - отмахнулся тот. - Оставьте меня все в покое».
Подобный тон мне категорически не понравился. Будучи девушкой нервной, я развернулась, больно пнула его и громко выругалась. Затем повернулась и ушла. У выхода меня ждал Жан.
Тем незнакомцем оказался Ален Делон, которого я не узнала в полумраке клуба, хотя несколько месяцев назад видела в кино картину с его участием - «На ярком солнце». Оказавшись в отеле, я залегла в постель с книжкой и уже начала клевать носом, как вдруг позвонил Жан: «Слушай, не подумай, что шучу, но мы опять едем в клуб, на этот раз в другой! И просто так, без всяких дел и приколов. Послушаем джаз. Собирайся». (При этом он глупо и очень подозрительно хихикал.)
Я хмыкнула, натянула одежду и поплелась вниз. Через какое-то время мы с Жаном оказались рука об руку в ночном увеселительном заведении «L’Etoile». Первое, на что обратила внимание, - клубный подвал был практически пуст, в центре шумела компания явно здорово подвыпивших ребят, среди которых я сразу же узнала Алена Делона. Ему в то время шел двадцать восьмой год, он был в самом расцвете красоты, успеха и популярности.
Заметив Жана, Делон неровной походкой направился к нам со словами: «А-а, вот и ты, милый мой Жан». Ага, подумала я, да это же тот «незнакомец», которого я обложила. Сразу же стало понятно, что мы оказались тут не случайно! (Потом Жан признался, что Ален, с которым он давно дружил, получив от меня пинок, попросил немедленно представить его вздорной красотке.)
Делон хотел было сделать элегантный реверанс в мою сторону, но тут его… вырвало! И это еще не все. Оперевшись на мои плечи, он прошептал: «Не могли бы вы мне помочь…», но тут уж от специфического запаха рвотный рефлекс сработал у меня. Ничего не скажешь, очень романтичное начало знакомства! Мы оба поплелись в туалетную комнату, где попытались привести в божеский вид испачканную одежду. Пошатываясь, Делон виновато попросил меня отвезти его домой - дескать, перед входом стоит его машина. Потом, когда будет возможность, он ее заберет.
Я уложила Делона на заднее сиденье, села за руль и повезла по нужному адресу - в дом у парка Монсо. Ну что еще добавить? В отель в ту ночь я не вернулась, да и вообще с тех пор мы практически не расставались.
Интересно, что я, как и все, прекрасно знала - официальная подруга Алена Роми Шнайдер в то время снималась в Америке. Он со мной эту ситуацию не обсуждал, а я ничего не спрашивала. У нас начался сумасшедший роман, и чем ближе я его узнавала, тем острее понимала - мы с ним очень похожи. Оба свободолюбивы, независимы, терпеть не можем взаимных обязательств… И все-таки очень быстро я потеряла терпение и поставила Делону ультиматум: или он прекращает любовные похождения и поступает в мое полное распоряжение, или мы незамедлительно расстаемся. Что на меня нашло? Не знаю, может, просто начала привязываться к нему серьезно... Заявив подобное, ожидала чего угодно, но только не предложения руки и сердца. А Ален, видно, тоже ко мне привык - и уже не захотел терять.
Мы поженились. Когда священник произносил сакраментальное «вы соединяетесь, чтобы быть вместе и в горе, и в радости», про себя продолжила: «…вот только не обязательно на веки вечные». Так, впрочем, впоследствии и получилось.
Ну и началось.
Жить вместе оказалось трудно. С самого первого дня мы стали ссориться и орать друг на друга. Ален, взрывной и безбашенный, заводился по любому поводу - но и я ничего не спускала. Понятно, что наши семейные сцены больше походили на эпизоды из дешевой комедии: в разгар ссоры я обычно демонстративно порывалась уйти, Ален же перехватывал меня на пороге и, уцепившись за рукав или подол платья, частенько разрывал одежду. Однажды няня нашего сына даже сделала ему замечание: «Право же, месье Делон, что вы делаете?! Это же чистый кашемир!» Впрочем, от няни доставалось и мне. В порыве истерики я хватала все, что попадало под руку - дорогие вазы, тарелки, антикварные статуэтки, - и швыряла в Алена. Он обычно ловко увертывался, и хрупкая вещь хлопалась об стенку, разлетаясь на сотню осколков. «Мадам Натали, имейте совесть! - выговаривала строгая Лулу. - Откуда у вас эти богемные замашки?»
Однажды одна из наших ссор слишком затянулась. Мы тогда жили в просторной квартире с двумя разными входами и запросто могли передвигаться по ней, даже не встречаясь. Спустя пару дней мне эта война надоела, и я решила первой сделать шаг к примирению: поднялась к нему в спальню на второй этаж, постучала. Он отказался открывать. Тогда я начала барабанить в дверь. Ален упорствовал. Меня обуяло зло, я бросилась к себе, схватила маленький дамский револьвер, который мне в свое время презентовал муж, и, вернувшись к двери, прицелилась в замочную скважину. Пуля, отскочив от железки, рикошетом с оглушительным грохотом разнесла витражное стекло коридора. В доме мгновенно включилась сигнализация. Тут уж Ален открыл сразу: он был явно испуган. Секунду спустя квартал оцепили полицейские, дикие завывания сирен разбудили соседей, у подъезда припарковались, перекрыв ходы к отступлению, машины комиссариата. Нам понадобилось немало актерского мастерства, чтобы убедительно рассказать полицейским о «досадной случайности», не посвящая их в наши семейные разборки. Как только полицейские уехали, Ален сменил гнев на милость. Пришел ко мне в спальню, миролюбиво обнял, прошептал: «Тсс…»
- А как протекала ваша жизнь, когда вы не ссорились?
- Мы хулиганили. Обожали устраивать розыгрыши и подставы. Одним из наших самых любимых увлечений было выливать что-нибудь на головы прохожих. Ален выбирал для этого рестораны с верхними террасами. Оттуда было так здорово атаковать несведущих бедняжек, оставаясь незамеченными! Шалости эти всегда проходили безнаказанными, но однажды…
Мы сидели в одном из бистро на Монмартре в компании друзей на открытой веранде второго этажа, когда заметили, как прямо под нами по узкому переулку медленно катит большой кабриолет, забитый крутого вида парнями. Нарочно не придумаешь, вот удача! Ален взглядом скомандовал мне: «Давай!» Я стремительно схватила бокал и опрокинула его содержимое. Вино попало точно на головы парней! Автомобиль остановился, ребята, чертыхаясь и отряхиваясь, выскочили на улицу. Они мгновенно оценили ситуацию и пулей взлетели наверх. В мгновение ока веранда стала сценой из фильма экшн. Парни без труда высчитали нашу компанию, сидевшую у самого бортика балкона. Они бросились на нас, и началась драка. Мы с подругой успели забежать в туалет, и оттуда я прокричала Алену: «Осторожно! Тебе же завтра сниматься!» А он, войдя в раж, лупил направо и налево. Полиция приехала вовремя. Когда все разбежались и разошлись, я посмотрела на Алена и ужаснулась - завтра ему на съемках точно нечего делать: фонарь под глазом, лицо поцарапано. И тут, вместо того чтобы пожалеть его, я начала хохотать.
Брак вообще открыл во мне множество недостатков. Ален часто укорял меня за богемный образ жизни, цитируя басню Лафонтена «Муравей и стрекоза». Он, конечно же, считал себя муравьем, а меня - стрекозой. Я не возражала.
Например, из всех блюд я умела готовить лишь спагетти. Как-то вечером, в очередной раз увидев перед собой привычный ужин, Ален сильно разозлился: «Как же все это достало! Я знаю, что ты подашь мне сегодня, завтра, через неделю!» Схватив тарелку с едой, муж яростно размахнулся и со всей силой запустил ее в стену, но... попал в полку кухонного буфета, где красовался дорогостоящий сервиз из старинного французского фарфора. Дело, кстати, происходило в съемном голливудском особняке, где мы жили, пока Ален снимался в американском фильме. Потом ему пришлось выплатить астрономическую сумму, чтобы покрыть нанесенный ущерб. Я заявила в ответ: «Ах, так! Ну тогда вообще ничего тебе готовить не буду!» - и, надо отметить, слово свое сдержала. Наш брак был построен на страсти и нервах, и однажды мы оба просто не выдержали.
- Неужели в Голливуде с вами приключались лишь малоприятные истории?
- К счастью, не только! Однажды вечером мы с мужем отправились на закрытую вечеринку, организованную в его честь. Было приглашено множество звезд, среди которых - особый поклонник творчества Делона Чарльз Бронсон. Видя, как неуютно он себя чувствует в светском обществе, заметно смущается, мы пригласили его к нам в гости. Уже дома мы обнаружили, что слишком поспешно записали его в отряд застенчивых скромников. Едва наш повар предложил Бронсону отведать вареной спаржи, тот без обиняков заявил: «Я эти штуки не ем, от них потом моча жутко воняет!»
Сидящие за столом, включая Алена, онемели от неожиданности. Все, кроме меня. Я не сдержалась и рассмеялась. Бронсон наградил меня своей фирменной поощрительной полуулыбочкой. Впрочем, на взаимную симпатию Делона и Бронсона эта выходка не повлияла: они крепко сдружились и договорились обязательно сняться вместе. Что потом и сделали, причем дважды.
- Каковы же были последствия «поощрительной полуулыбки» Бронсона?
- Спустя какое-то время мы с Аленом приехали на съемки в Испанию, в Мадрид. По стечению обстоятельств в то же самое время там снимался и Бронсон. Мы часто проводили время втроем. Как-то раз в воскресенье отправились прогуляться по блошином рынку в центре города. Идем, глазеем по сторонам, рассматривая всякие диковины, пропыленные временем, и вдруг мое внимание привлекла группа мальчишек. Они кричали и тянули за собой на веревке крохотную собачку породы чихуа-хуа, да так грубо, что бедное животное хрипело и задыхалось. Ребята заметили мой интерес и облепили нас, наперебой уговаривая купить у них несчастное животное. Я стала умолять мужа купить собачонку, но тот был непреклонен. Мы жили в отеле, где явно не одобрят присутствие животного. И потом, я ведь не знала, что он терпеть не может маленьких собачек. К тому же эта оказалась, как назло, страшненькая - грязная, с торчащими в разные стороны зубами, со свалявшейся шерстью, и воняло от нее так, что хоть святых выноси. Такое несчастное создание! Мое сердце сжималось от жалости.
Бронсон, который шел рядом и молча наблюдал за нашей перепалкой, подошел к мальчишкам и на приблизительном испанском принялся о чем-то с ними договариваться. Ален злобно схватил меня за рукав и потянул за собой. Через несколько минут Чарльз нагнал нас и протянул мне собачку с такой загадочной, волшебной улыбкой, что муж осекся и не посмел возразить. Я была в восторге. После происшествия на блошином рынке я стала смотреть на Бронсона совершенно другими глазами. Что-то щелкнуло внутри, что-то явно произошло и еще должно было продолжиться в самые ближайшие дни. Так говорил мой инстинкт. К тому же не реагировать на Бронсона было попросту невозможно. Скажу вам честно: такой соблазнительный мужчина! Большой, милый, нескладный зверюга! Доброжелательный такой мишка с элегантными манерами.
Чарльз активно зазывал меня составить ему компанию во время утренних пробежек (он был помешан на спорте и имел фантастически красивое мускулистое тело), но я не соглашалась. Однако настал день, когда судьба наконец-то свела нас в Мадриде с глазу на глаз. (Ален уехал на съемки.) Бронсон сразу пригласил меня в ресторан. Я знала, в его личной жизни в те дни творился полный кавардак: Чарльз разводился с одной женой, готовился жениться на другой, при этом опекал своих многочисленных несовершеннолетних отпрысков - словом, был весь в проблемах. После ужина мы пришли к нему в номер и… сели играть в карты. Оба чувствовали - мгновение, и мы окажемся в объятиях друг у друга. Никаких условностей, никаких помех. И мы вроде бы шли к этому все дни знакомства…
Но не случилось! Бронсон, видимо, очень волновался и в результате все- таки струсил, причем, как это часто бывает у мужчин, все свалил на меня. «Ты к этому пока не готова», - глубокомысленно изрек он.
Конечно, произнося эту фразу, Бронсон ждал проявления инициативы с моей стороны. Но я спорить не стала - не готова так не готова. Так мы и «не смогли». Думаю, это и к лучшему.
Увиделись мы вновь лишь через год. Чарльз был снова женат, опять окружен детьми, но его улыбка и мужественный взгляд, полный невероятной притягательности, остались прежними. Встретившись на каком-то званом вечере, мы абсолютно искренне обрадовались друг другу. И тут я поняла - он оказался сто раз прав, когда в тот вечер не позволил ничего лишнего. Один поцелуй мог натворить слишком много плохого и привести к чему угодно. А так у нас остались лишь приятные и совсем не опасные для окружающих воспоминания о «несостоявшейся нежности».
- Вы не испытывали угрызений совести, все-таки замужняя женщина?
- С тех пор как узнала, что мой муж - вовсе не образец супружеской верности, - нет.
И потом я женщина, многое испытавшая в жизни. Мне, например, всегда казалось, что по-настоящему я родилась в двадцать лет, когда, бросив всех и вся, уехала из родной Касабланки в Париж в поисках своего места под солнцем. До этого мое существование было эскизным, черновым. Родители развелись, я долгое время жила и спала рядом с очень больной матерью. Мама страдала от сердечной недостаточности, задыхалась. Сколько страшных ночей провела, прислушиваясь к тому, как она жадно хватала ртом воздух. Мамина болезнь была врожденной, каждый ее день был борьбой за так называемую жизнь. Жизнь, полную физических страданий. Никакие операции не помогали, но она все равно упорно продолжала бороться.
После ухода отца мама вновь вышла замуж, но этот милый человек, к которому я прониклась теплым доверительным чувством (он любил природу, рассказывал мне занимательные истории из жизни растений и насекомых), вскоре неожиданно скончался. Для нас двоих его смерть оказалась сильным ударом. Потом в жизни мамы были другие мужчины, но тему привязанности к будущим отчимам я для себя закрыла окончательно. Приняла такое детское решение - никого из них не любить. С тех пор мое детство стало печальным.
Я росла одиночкой, сторонилась людей. Когда мама пыталась приучить меня к обществу, посылая в летние детские лагеря, я там круглосуточно рыдала от тоски. В семнадцать лет неожиданно влюбилась и родила дочь, а через два года, испугавшись полной проблем взрослой жизни, сбежала от своего мужа - девятнадцатилетнего юнца.
Я всегда страдала от отсутствия отца, который, как потом оказалось, был жив-здоров, но почему-то не спешил со мной встретиться. Как-то раз, увидев его, уже будучи взрослой и известной, услышала такое признание: он не пропускал ни одного моего фильма, вырезал из журналов мои фотографии. К чему? Зачем? Ведь мог просто сесть в поезд и приехать… Но этого не произошло. Он умер, и мы так и не успели найти общий язык.
А что касается мужчин...
Если поначалу я и питала какие-то иллюзии на этот счет, то они очень быстро и очень умело их развеяли. Я вообще у них многому научилась. Поэтому верной женщиной меня назвать сложно. Я не признаю физическую верность и верна лишь в дружбе. Был у меня и законный муж, и гражданский, и сентиментальные увлечения - у всех историй оказался одинаковый конец.
- В вас ведь был влюблен сам Ричард Бартон!
- Два сказочных героя с детства вызывали во мне восхищение и одновременно вселяли трепет - Али-Баба и Синяя Борода. Могла ли я предположить, что, когда вырасту, встречусь с самим Синей Бородой во плоти? Да еще в качестве одной из тех жен, которых он, согласно легенде, убивал.
Съемки «Синей Бороды» проходили в Будапеште, и на главную роль был приглашен Ричард Бартон. Мне же предстояло сыграть его последнюю жену. Я приехала в столицу Венгрии в самый разгар работы над картиной. Из аэропорта меня сразу же доставили на съемочную площадку. Быстро загримировали, переодели в старинное платье и усадили на колени к «легенде мирового кинематографа». По сценарию я должна была изображать полную идиотку - наивную девушку с двумя светлыми косичками, совершенно не понимающую, что ждет ее впереди и каким психопатом-убийцей на самом деле является ее новоиспеченный супруг.
Я жутко волновалась, к тому же сразу заметила за спиной оператора такую же нервную Элизабет Тейлор. Как потом стало ясно, она оказалась тут не случайно - пасла мужа, готовая защитить его от посягательств молоденьких красоток (и в первую очередь - от меня!)
Так что с одной стороны меня пожирали фиалковые глаза Тейлор, с другой - зеленые глаза Бартона. Я немела, задыхалась, умирала от смущения и страха, рот не могла открыть - так стеснялась. Бартон это почувствовал. Он шутил и пытался разрядить обстановку, но я не понимала его галльского акцента и не смеялась, хотя вся группа прямо-таки животы надрывала.
Взгляд Бартона был похож на лазер, сканирующий вас изнутри. Я чувствую себя каким-то агнцем, приготовленным для заклания. Ощущения отвратительные. А ему конечно же нравилось, что я дрожу, сбиваюсь, нервничаю... А я сижу у него на коленях дурочка дурочкой, с открытым ртом, напрочь забывшая слова роли. Наконец Бартону надоело со мной нянчиться, и он решил предпринять действенные меры. Взял меня за руку и… повел к жене. Вместе с Тейлор на глазах у всей съемочной группы мы прошли в его актерский трейлер. Нас понимающе проводили глазами. Там Бартон скомандовал: «Ну-ка, Лизбет, давай встряхнем малышку!»
Достав из холодильника бутылку водки, Бартон разлил алкоголь до краев по стопкам. Тем временем Тейлор вынула из сумочки валиум и протянула мне одну таблетку со словами: «Don’t be afraid, darling, it’s good for you» («Не пугайся, дорогая, тебе станет лучше»). И добавила: «Увидишь, как легко станет играть с этим сукиным сыном».
Я никогда не принимала подобных коктейлей, но они настаивали… Жгучий микс начал действовать практически сразу: куда-то пропал страх, я заметно осмелела и была готова к решительным актерским подвигам перед камерой. Мы вернулись на площадку. Бартон ловко усадил меня себе на колени, звонко поцеловал в щеку, и у всех членов съемочной группы вырвался вздох облегчения. Работа пошла. (Лишь потом до меня дошел слух, что опрокинутая со мной за компанию рюмка была для Бартона первой за полгода. Он находился в жесткой завязке.)
Отыграв сцену, я с радостью направилась к себе в отель, наотрез отказавшись примкнуть к шумной компании, собиравшейся отпраздновать день рождения Тейлор. Выпитое давало о себе знать, меня мутило, поэтому я предпочла выспаться. Продюсеры поселили меня в роскошном трехкомнатном сьюте в старинном отеле, подозрительно смахивавшем на тот самый мрачный замок, в котором умерщвлял своих супружниц коварный Синяя Борода. Я растянулась на широченной постели под балдахином и мгновенно заснула. На рассвете меня разбудил отчаянный стук в дверь. Думая, что приехал мой бойфренд (я ожидала его визита со дня на день), я вскочила, едва прикрытая, и радостно распахнула дверь. На пороге стоял Бартон с бутылкой шампанского в руке.
Он ловко проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Не успела я опомниться, как в дверь снова постучали. Бартон заговорщицки прижал указательный палец к губам. Чуть приоткрыв дверь, я обнаружила на пороге сына Элизабет Тейлор, тот повсюду разыскивал своего отчима. Не видела ли я его? Нет, не видела. И почему, собственно, он думает, что сэра Бартона можно обнаружить в моей спальне?
Затворив дверь, я сразу же отметила - Бартон пьян. Шатается, жесты замедленные, взгляд не фиксируется. При этом Ричард очаровательно и широко улыбался, явно довольный возвращением к своему, увы, обычному состоянию. Я оказалась в очень трудном положении. Что делать? Как его выгнать? Тут в дверь вновь постучали, на этот раз визитером оказался как раз мой парень Марк, которого я ждала. Увидев молодого человека, Бартон как заорет: «Это что еще такое?!» Я спокойно ответила: «Это - мой бойфренд - и, обращаясь к Марку, представила актера: - А это - Ричард Бартон». Звезде такое положение дел явно не понравилось.
Поджав губу, изображая глубокую обиду и любовно приобняв бутылку шампанского, Бартон поплелся к выходу, на ходу заметив Марку: «В следующий раз, когда я приду пропустить с Натали стаканчик, я не хочу, чтобы нам мешали!» Марк сразу понял, что пьяный дядька не представляет никакой опасности, и не полез на рожон. Но приключения на этом не закончились.
Не успела я перевести дух, как позвонил Рон, гример картины, и многозначительно прошептал: «Нат, к тебе несется разъяренная Тейлор. Кто-то ей сказал, что видел, как пьяный Бартон стучался в твою дверь. Берегись!»
Но миссис Тейлор так до меня и не добежала. Видимо, кто-то ее перехватил. В любом случае наутро на съемочной площадке я появилась с опаской, озираясь по сторонам. В трейлере меня ждал огромный букет с запиской от Бартона: «Dear Nathalie. I’m sorry. Richard». («Дорогая Натали, простите. Ричард».) На съемках все шло нормально, Бартон вел себя так, будто ничего особенного между нами не случилось. Улыбался. Любезничал. Даже насвистывал какую-то песенку. Но тем же вечером перед съемками сцены, когда Синяя Борода протягивает своей новой возлюбленной (мне) руку перед центральным подъездом Оперы, приглашая на представление, случился очередной казус. Включилась камера, режиссер крикнул: «Action!» («Начали!»), и вдруг вместо фразы «Эрика (так звали мою героиню), я люблю вас, станьте моей женой» Бартон сказал: «Натали...»
Группа прыснула от смеха, но мне было не смешно. Так, подумала я, начинается. Опять перебрал. Но в ярком свете софитов я видела, что он совершенно трезв, а его великолепные зеленые глаза полны восхищения и нежности. И Бартон явно не шутил. Пока коллеги веселились, а я стояла как столб, пытаясь разобраться в ситуации, Ричард схватил меня за руку и… быстро повел в дальний конец улицы. (Мы снимали в городе.) Я упиралась, пыталась вырваться - мы явно не следовали букве сценария, но он упорно тащил меня за собой. Все в группе мгновенно прекратили смеяться и с интересом ожидали развязки. «Так ты со мной или с ними, против меня?» - спросил он и опять поволок за собой. С трудом высвободившись, я убежала и заперлась в своем трейлере. «Уймите его, только после этого я выйду!» - крикнула куда-то в воздух.
Через какое-то время ко мне постучались режиссер Эдвард Дмитрюк и его ассистент, чтобы сообщить: Бартон прервал съемки и уехал к себе в отель. Меня любезно предложили отвезти в гостиницу. В машине я осторожно поинтересовалась: неужели все будут покорно сносить выходки звезды? Мне ответили: «Знаешь, обычно он так себя не ведет. Кажется, он вправду в тебя влюбился».
Не успела машина остановиться у отеля, как моя дверца распахнулась, и я поняла, что любезным портье был... сам Бартон! Он помог мне выйти и сразу принялся громко и энергично отчитывать, говоря, что я поступила бестактно по отношению к нему. Оказывается, я не должна была демонстративно сбегать от него на глазах у стольких людей.
Дело происходило в холле отеля, и тут, откуда ни возьмись, словно из-под земли перед нами выросла пунцовая от негодования Тейлор. И принялась выкрикивать оскорбления. О, она уже не была похожа на милую и по-матерински заботливую матрону, протянувшую мне успокоительное в первый вечер знакомства! Тейлор замахнулась, чтобы отвесить пощечину - уж не знаю кому: мне или своему мужу, - но Бартон перехватил на лету ее руку. В это мгновение подошел ассистент режиссера и быстренько утащил меня прочь, шепча по пути: «Зря ты его довела. Не видишь - он развязал. Теперь пиши пропало. Он нам устроит».
И началось.
Бартон закатывал истерики, демонстративно уходил с площадки, и мне, чтобы спасти бюджет картины, приходилось сниматься с его дублером! Бартон пил в открытую, буянил, бегал за мной как собачонка и каждый раз, когда режиссер пытался переснять ту самую сцену перед Оперой, упорно называл меня «Натали», а не «Эрикой», признавался в любви и просил выйти за него замуж. Он приходил ко мне в любое время суток, стучал, требовал его впустить. Мог ворваться на рассвете с обязательной бутылкой водки в руках, отхлебывая прямо из горлышка. Удивительно, но в какой-то момент я почувствовала, что не могу его осуждать, ненавидеть, презирать.
Пьяный и гадкий, Бартон все равно каким-то чудом сохранял достоинство, стать и редчайший мужской шарм. Он не был жалок или вульгарен. Он казался патетичным и страдающим. Было ясно: этот человек носит в себе много затаенной печали, которую алкоголь лишь притупляет. Тем не менее настал день, когда мои нервы сдали, и тут уже я позволила себе сорвать съемки и сбежать из Будапешта в Париж.
Поначалу продюсеры угрожали мне судебным процессом, потом упрашивали вернуться. Бартон звонил каждый день, но я не брала трубку. Начался настоящий ад. Я заявила режиссеру, что не вернусь, пусть ищет мне замену. Играть с другой актрисой Ричард категорически отказался. Через несколько недель телефонной войны продюсер «Синей Бороды» клятвенно заверил меня: Бартон взял себя в руки, он больше не пьет, и мы можем закончить работу вполне цивилизованно. Без скандалов.
И я вернулась. Бартон встретил меня ласково и тихо. Все десять дней, оставшихся до конца съемок, мы провели мирно. Если не считать того, что он постоянно говорил мне о своей любви, о предстоящем разводе с Лиз и огромном желании быть со мной. Гениальный актер оказался очень одиноким человеком. Он был в крайне подавленном состоянии - мог о чем-то говорить и расплакаться, а потом неожиданно рассмеяться. Казалось, Бартон остановился на перепутье - идти дальше не мог, а обратного пути не было. Он ощущал себя никому не нужным…
- В газетах тех лет активно писали о вашем страстном романе…
- Между нами так ничего и не произошло. Поверьте. Однажды Ричард пришел ко мне на ночь глядя. «Можно мне поспать рядом с вами, я вас не трону. Просто поспать…» - попросил он. Я разрешила. Обняла его, как детскую игрушку, и мы заснули. Печальные ощущения! Он казался мне испуганным, потерянным и брошенным всеми маленьким мальчиком, временно приютившимся на плече чужой, но такой теплой женщины...
Бартон ко мне не притронулся, сдержав свое слово, как истинный джентльмен.
Во время съемок он всегда улучал минутку, чтобы почитать мне стихи или в очередной раз попросить руки и сердца. Я смеялась, отмахивалась: «Поговорим позже», хотя и я, и он - мы оба знали, что это «позже» никогда не наступит.
Наконец съемки подошли к концу. Бартон устроил щедрый праздничный обед для всей группы. За ужином позволил себе после перерыва притронуться к вину и… опять сорвался. В тот последний вечер он вновь постучался ко мне в номер, на этот раз с новой просьбой: принять вместе душ. И опять обещание: «Я к вам не прикоснусь».
В ванной комнате он тотчас же поскользнулся и, шлепнувшись на мокрый кафель, завертелся, как жук на спине, беспомощно дрыгая ножками и ручками. Я пыталась как-то помочь ему подняться, но он был такой тяжелый! Мы оба хохотали как сумасшедшие. «Дай мне слово, - задыхаясь от смеха, сказал Бартон, - если однажды ты решишь написать мемуары, то расскажешь о том, как я шлепнулся… Смешно!»
Эту ночь я позволила ему остаться у меня. Пожалела. Ведь он не знал, что ранним утром я уезжаю из Будапешта… Ричард положил голову мне на плечо и тотчас же заснул. На рассвете я тихо покинула номер. Поехала в аэропорт, оставив ему прощальную записку: «Дорогой Ричард, у нас с вами ничего не получится…» ну и подобные милые глупости. Больше мы с ним никогда не виделись.
Бартон долго пытался до меня дозвониться. Я слышала, что он оформил развод с Тейлор, женился на другой. А спустя несколько лет Ричард умер. Алкоголь его все-таки доконал.
- Не было ощущения, что прошли мимо большой любви?
- Нет. По той простой причине, что я никогда не была в него влюблена. И хотя в те годы молодость мешала мне философски относиться к жизни и анализировать поведение людей, на инстинктивном уровне я все же понимала главное - не любил меня Бартон. Просто ему было плохо с женой. Между ними умирала любовь… Бартон жадно искал спасения, хотел влюбиться в кого-то другого, все начать с нуля... Я случайно оказалась рядом, только и всего. Так что не «мимо прошла». Просто завернула не туда…
- Вас связывала долгая дружба с Миком Джаггером.
- ... и с его женой Бьянкой. На пару с Китом Ричардсом я была свидетельницей на их свадьбе в Сен-Тропе. В 70-80-е годы он частенько останавливался у меня, когда бывал проездом в Париже и с Марианн Фейтфулл, и с Бьянкой, и с Джерри Холл. Мик знал всех моих ухажеров, я - его жен и подруг.
Впервые я увидела его на премьере фильма «Мотоциклистка», где его тогдашняя девушка Фейтфулл играла с моим тогдашним мужем Делоном. Мик подошел, чтобы познакомиться, и я сразу же отметила - он заявился на тусовку в разных носках, голубом и зеленом. Посмеялась, оценила. А Делон почему-то счел сей шутливый жест дурацким. Хотя не думаю, что Мик стремился кого-то рассмешить.
Взрывные натуры на земле, в воздухе мы с Миком превращались в пугливых барашков - оказалось, мы оба панически боимся летать на самолетах. И вот как-то раз, совершая перелет из Парижа в Женеву, оказались в небе вдвоем. Что было! При каждом вираже или подозрительном шуме мы вцеплялись друг в друга мертвой хваткой, и пока Мик бледнел, краснел и зеленел, я лепетала что-то бредовое, пытаясь вспомнить все известное мне о техническом устройстве самолета и принципах полета.
Я храню в памяти много приятных моментов. Мы часто проводили вместе каникулы. В свое время Мик и Бьянка сняли в Антибе, на Лазурном берегу, виллу. И все «роллинги» приехали туда, чтобы записать новый диск. Пока ребята были в студии, мы с Бьянкой, (беременной их с Миком дочкой Джейд), предоставленные сами себе, делали что хотели - гуляли, купались, заходили послушать первые записанные группой музыкальные куски. Случались и смешные истории. Как-то раз ехали мы втроем с Миком и Бьянкой на моей машине. И Мик, который трусил еще и передвигаться на автомобилях на большой скорости, принялся меня отчитывать за то, что я гоню со всей дури. «Потише, потише…» - бубнил он мне. Наконец нервы у него сдали, и он отвесил мне шлепок. Я резко затормозила, выбежала из машины и ударила его в ответ. Под крики Бьянки, пытавшейся нас образумить, мы отчаянно лупили друг друга. Прохожие были в шоке.
С нежностью вспоминаю и такой момент. Париж. Вечер. Мик и Бьянка зашли ко мне в гости, а я укладываю восьмилетнего Энтони спать. Он вертится, капризничает. Мик неожиданно вызывается помочь, обещает спеть колыбельную. Он садится к малышу на постель, берет гитару и на своем идеальном французском спрашивает: «Скажи, Энтони, понравится ли тебе эта песенка или нет. Она совсем новая. Я только что ее сочинил». И, перебирая струны, тихо запел: «Энджи…»
Мальчик насупился, а когда Мик закончил, буркнул: «Нет, не нравится. И вообще - уходите к своей жене в гостиную, а ко мне позовите маму, пусть лучше она мне споет!»
Мик засмеялся и совсем не обиделся. Но у этой истории есть продолжение. Как-то раз моя старшая внучка поставила диск и, хитро улыбаясь, сказала: «Тебе же все равно, что играет. Ведь ты совсем не знаешь такую музыку». «Роллинги», песня «Энджи», - отвечаю. Она даже рот открыла от удивления: «Ну, ба, ты даешь! Неужели разбираешься в музыке? Круто…» А я подумала: «Эх, милочка, в чем только твоя бабушка не разбирается. Учителя-то хорошие были».
- Натали, вы удивляете своим здоровым цинизмом по отношению к собственному прошлому. Ни о чем не сожалеете, хотя пережили немало… У вас есть секрет «сохранения головы на плечах»?
- Его идеально сформулировала другая моя внучка, когда ей было два года. Как-то раз малышка стала случайной свидетельницей нашей грубой перепалки с ее отцом, моим сыном Энтони. Затем последовали совместный обед в гробовом молчании, слезы. Девчушка подошла ко мне, стала утешать и нежно прошептала: «Бабушка, не плачь, все это не важно… Я тоже часто ссорюсь с мамой, но потом все проходит». Вроде бы ничего не значащие слова, простая фраза, простая мысль… Но я вдруг поняла: а ведь как точно сказано! «Бабушка, не плачь, все это не важно…» Все пройдет.
Автор- Козлова Юлия, "КАРАВАН ИСТОРИЙ"
