Без вины виноватые...

Дискуссии о проблемах современного церковного зодчества сегодня стали привычным делом. Участие в них принимают все: священники и миряне, верующие и неверующие, профессионалы и люди без образования... Появление каждого нового памятника церковной архитектуры провоцирует череду высказываний разного рода, причем, по законам дня сегодняшнего, чем радикальнее позиция, тем больше ее шанс быть отраженной в СМИ. Мишенью критики почти всегда становятся архитекторы храмов. Они словно кругом виноваты. И небрежно относятся к традиции, и особенностей православного богослужения не знают, и вкуса у них нет, и с современными строительными технологиями не знакомы...

Характерно, что обличители церковных архитекторов выдвигают тезисы прямо противоположного свойства. Например, кого-то возмущает, что на купола и кресты ушло много золота, как не стыдно строить дорогие храмы в стране, где столько бедных? А ревнители православной старины, напротив, тоскуют по Святой Руси и во всех современных храмах видят недостаток благолепия. Логика здесь другая: не нужно думать о земном, лучше созидать дом Божий, то есть все деньги тратить на храмы.

На фоне этой многоголосой критики едва различимы робкие голоса искусствоведов, напоминающих, что в стране, прошедшей через семь десятилетий безбожия и разрушения культуры, профессиональных церковных архитекторов не может быть много. Действительно, после хрущевского постановления «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» 1955 года в нашей стране была расформирована Академия архитектуры, вместо нее создан Госстрой, внедряющий исключительно типовое строительство.

Архитектура как искусство по сути оказалась под запретом, архитектор больше не рассматривался как художник, как мастер уникального здания, ему отводилась роль инженера-проектировщика, обязанного лишь «собирать» дом из деталей, изготовленных на конвейере. Соответствующим было и преподавание в советских архитектурных вузах. Поэтому откуда в постсоветской России взяться качественным церковным архитектурным проектам?

Но разрыв в архитектурной традиции, связанный с эпохой большевистского безбожия, и отсутствие квалифицированных кадров — это лишь часть проблемы. С длительными перерывами в храмостроительстве наша страна сталкивалась не единожды: и после монгольского разорения (около 60 лет храмы вообще не создавались), и после Смуты, и после периода действия петровского запрета на постройку каменных зданий везде, кроме Петербурга. Но во всех упомянутых случаях церковная архитектура очень быстро восстанавливала свои позиции и выходила на прежний уровень.

Даже в стилистическом отношении развитие начиналось с той точки, с которой когда-то было прервано: сначала с домонгольской крестово-купольной архитектуры, во втором случае — с шатрового стиля, в третьем — с нарышкинского барокко. Сегодня же дело обстоит иначе. Стиль предреволюционной эпохи — русский модерн, ориентированный на глубину византийской традиции, с которого (по логике) должно было начаться прерванное развитие зодчества — не очень жалуют современные храмостроители, а некоторые всерьез считают его нерусским. В чем же дело?Попробуем взглянуть на современное храмовое строительство комплексно, имея в виду всех участников процесса, то есть не только архитекторов, но и прихожан, и светское общество, и власть предержащих, и церковных благодетелей.

Кто заказывает... храм

Архитектуру нередко называют самым социальным видом искусства. Это и понятно. Поэт, композитор, даже художник могут сколь угодно творить «в стол». Но любая архитектурная постройка — это, прежде всего, серьезные капиталовложения. Следовательно, должен быть тот, кто за все платит, то есть заказчик. Поскольку здание редко строят просто «ради красоты», предполагается, что кто-то в нем будет проживать или что-то в нем будет функционировать. Но «кто» и «что» — решает опять-таки заказчик. Получается, заказчик наряду с архитектором является со-творцом проекта. Церковное зодчество здесь не исключение.

Во все времена архитектура храма была предельно социально-зависимой, индикатором процессов, происходящих в общественной жизни. Внешний облик храма многое может рассказать об эпохе, в которую он был построен: о роли Церкви в обществе, о стиле отношений между Церковью и государством. Конечно, не стоит вдаваться в крайности марксистского детерминизма. Храм для христиан всегда был в первую очередь отражением их веры, зримым воплощением Евангелия, «Библией в камне» и уже потом всем остальным. Отсюда и такое явление в церковной архитектуре, как канон. Однако не нужно быть специалистом, чтобы, разглядывая череду храмовых зданий разных эпох, понять: канон (при всей его жесткости) всегда давал огромную свободу для творчества. Поэтому, изучая облик храма, мы можем узнать много интересного об особенностях мировосприятия его заказчика, о его отношениях с властью, об уровне его культуры...

Кто же является заказчиком сегодня? Вопрос этот почему-то оказывается не очень удобным. Информационные щиты на стройках сообщают, что храм строится «по старинной русской традиции — всем миром» или же более лаконично — «на средства прихожан». Второе точнее, но и оно не отражает сути дела. Пожертвования рядовых прихожан слишком малы, чтобы их можно было использовать для нужд строительства. Как правило, строительство оплачивает лишь несколько состоятельных прихожан или какие-нибудь фирмы. Реставрация крупных храмовых комплексов, являющихся памятником культуры, обычно производятся из средств местного или федерального бюджета и крупных корпораций, так или иначе связанных с государством. Посему круг людей, принимающих участие в обсуждении архитектурного проекта, довольно узок. И последнее слово (особенно в вопросах благоукрашения храма) нередко остается не за настоятелем, а за спонсором.

Получается, что большинство церковных проектов в современной России инициировано не в самой Церкви, а за ее пределами. И даже если спонсор — верующий человек, он, как правило, не является активным участником приходской жизни и в деле строительства связан обязательствами с не-церковными структурами. Не важно, какой интерес здесь является определяющим, бизнес ли, политика ли, важно другое: строящиеся сегодня в России храмы нельзя считать отражением миссионерской политики Русской Православной Церкви. Церковь, в сущности, занимает пассивную, созерцательную позицию по отношению к происходящему. Сугубо светский, нерелигиозный подтекст большинства церковных строек отчетливо виден, когда находишься на стройплощадке. Кто строит храм? Либо обычная строительная фирма, где рабочие — атеисты или безразличные к вопросам веры люди, или бригада гастарбайтеров-мусульман, которые трогательно молятся в нужные часы прямо под строительными лесами на фоне православных крестов...

Ситуация с храмостроительством — иллюстрация к печальному факту: современная Православная Церковь оказалась в некотором роде в заложниках у не-православных людей. Архитекторы, строители, даже иконописцы и певчие во многих случаях являются для Церкви наемными работниками. И чаще всего оказываются далекими от веры людьми. Какие плоды это уже принесло Церкви и какие еще принесет — вот вопрос. Но если отказаться от услуг светских профессионалов, то можно ситуацию лишь ухудшить: православные специалисты в большинстве сфер отсутствуют или значительно уступают неверующим по уровню квалификации...

Меж двух огней

«Нецерковное» финансирование и исполнение порождает другую проблему современных храмовых построек: их идейная сторона также оказывается «нецерковной». Дело не только в том, что представление о традиционном предназначении храма — быть домом молитвы, воплощать Евангелие, нести Свет миру — современному секуляризованному сознанию дается с трудом. А в том, что на место духовной, религиозной мотивации у сегодняшних храмостроителей приходит другая, сиюминутная, мирская: от личных амбиций храмостроителя (чтоб издалека видно было) до антихристианских по своей сути политических программ (базирующихся на манипуляции общественным сознанием).

Типичная ситуация — смешанная. Храм строится состоятельным попечителем, исходя из целого ряда разнонаправленных мотивов: личной религиозности, только что начавшегося процесса воцерковления... Это не исключает его желания заработать на церковной стройке и попутно улучшить свои отношения с местной властью. Соответственно, и храм получается таким, какова мировоззренческая позиция основного заказчика. Либо маленький деревянный храм-теремок, напоминающий детский игровой городок, посреди железобетонных джунглей-новостроек. Либо агрессивно выпирающая посреди фешенебельного микрорайона белокаменная громада, словно придавленная к земле золотым шлемом-куполом, глядя на которую невольно вспоминаешь: «не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6, 24)...

Строители подобных «новоделов» зачастую и не подозревают о таком зрительном эффекте, как и не задумываются всерьез о судьбе мира и роли в ней православия. Однако такому «местечковому» подходу к вопросам храмостроения противостоит концептуально-политический. В последнее время все чаще предпринимаются попытки придать процессу строительства храмов в России общественно-политический смысл. Попытки эти осуществляют политики и специалисты по пиару. В данном случае они ориентируются на определенную волну настроений внутри самой Церкви, также стремящейся влиять на общественно-политический климат в стране.

Простое бездумное восстановление архитектурных объектов, а также возведение богато украшенных, но часто посредственных в художественном отношении церковных «новоделов» мало хорошего способно принести и Церкви, и народу. Миссионерский эффект от таких строек явно недостаточен, а средства, потраченные на возведение «камней» без соответствующей просветительской работы, уходят словно в песок. Храмов строится все больше, а общество все дальше отдаляется от идеалов Евангелия. И в начале XXI века перед Русской Церковью отчетливо встает вопрос: можно ли возродить былое величие «России, которую мы потеряли» простым восстановлением стен, куполов и крестов?

Каков же выход из сложившейся ситуации? Один из ответов был выдвинут идеологами партии «Единая Россия» и воплотился в проекте «Историческая память». Важной составляющей проекта является восстановление исторически значимых храмов России, разрушенных или изуродованных в годы большевистского безбожия. Официально декларируемая суть программы в том, что восстановление храмов-символов российской государственности будет способствовать укреплению духовного здоровья общества и всего российского государства. Среди целей программы, согласно официальному сайту «ЕР», «сохранение культурной и духовно-нравственной среды, традиционных российских ценностей», «восстановление храмов-памятников, которые традиционно закладывались в честь важнейших исторических событий и юбилейных дат и помимо религиозных функций выполняли задачу прославления истории Российского государства».

Логика ясна: восстанавливая святыню, восстанавливаем национальное самосознание. А восстанавливая национальное самосознание, укрепляем государство и роль православия в нем. Но вот вопрос: в какой степени храмы-памятники императорской России (в количестве нескольких экземпляров по всей стране) способны сегодня повлиять на духовное состояние народа? И даже в случае удачи, будет ли эта возрожденная духовность связана со Христом?

Способны ли люди, воспитанные в советской школе, в полной мере воспринять всю красоту русской церковной архитектуры, все богатство русской иконописной традиции? Не говоря уже о литургическом строе церковной жизни. И что нужнее современной Церкви и современному российскому обществу — несколько великолепных соборов или много скромных недорогих храмов с просветительскими центрами, но зато по всей стране? Немаловажна и историческая перспектива: не будет ли блеск и роскошь церковных строений способствовать приближению в России «нового Октября» и последующих за ним новых кампаний по изъятию церковных ценностей «в пользу голодающих»? Не лучше ли отказаться от столь нецелесообразного и энергозатратного копирования памятников прошлого в исторических центрах в пользу создания новых храмов там, где они действительно нужны — в спальных районах мегаполисов, в рабочих поселках?

Именно эти соображения во многом спровоцировали появление другого, внешне радикально отличающегося от «Исторической памяти», проекта — программы строительства так называемых «храмов шаговой доступности». Программа была выдвинута в 2008 году Российским клубом православных меценатов (РКПМ) и усилиями информационного агентства «Духовное наследие» нашла широкое отражение в СМИ. Авторы программы предложили, казалось бы, принципиально иную концепцию возведения храмов. Во-первых, это не дорогостоящие, а предельно дешевые, не сложно-проектируемые, а типовые (модульные) архитектурные конструкции неброского, демократичного облика из дешевых материалов (в частности, газоблоков). Во-вторых, строить их предполагается не в исторических центрах городов, а в местах большого скопления жилых домов, и не за счет госбюджета, а за счет рядовых прихожан (по подсчетам РКПМ, необходим взнос в размере всего лишь около 100 рублей от каждого жителя спального района, чтобы «храм шаговой доступности» появился в каждом дворе).

В поддержку строительства подобных храмов в спальных районах неоднократно высказывался Святейший Патриарх Кирилл. В частности, он говорил об этом в декабре 2009 года на епархиальном собрании духовенства города Москвы. «Московские власти, идя навстречу нашим просьбам, согласились выделить первые участки под строительство церквей, которые должны будут стать „храмами шаговой доступности“. Предполагается, что эти здания будут возводиться по ускоренной схеме с использованием модульных конструкций. Искусствоведческая комиссия должна будет оказывать содействие в подготовке соответствующих проектных предложений», — отметил Святейший (www.patriarchia.ru). «В крупнейших мегаполисах есть районы с населением 500-600 тысяч человек, где нет храма. Поэтому данный проект РКПМ чрезвычайно актуален»,— подтверждает руководитель пресс-службы Московской Патриархии протоиерей Владимир Вигилянский на официальном сайте РКПМ. «Многие горожане идентифицируют себя с православием скорее с культурных, чем с религиозных позиций. Однако как же эти люди превратятся из „захожан“ в прихожан, если до церкви добраться сложно? Изменить эту ситуацию как раз и призваны новые храмы»,— поясняет в интервью МК (21 сентября 2010 года) председатель Cинодального информотдела Владимир Легойда.

В 2009 году стартовала первая часть проекта «Семь храмов в семи городах за один день», в результате которого пока построено только четыре «модульных» храма: в Кемерово, Москве, Минске и Киеве. Иными словами, до массового строительства «храмов шаговой доступности» РКПМ еще далеко. Однако у проекта уже нашлось много критиков. Журналисты окрестили «модульные» храмы «церковными будками», «церквотрансформерами», а сам проект — «благочестием шаговой доступности». Видимо, для российского менталитета, который базируется на принципе «нет, мы легких путей не искали...», такой «духовный фастфуд» (по ерническому заголовку одной из газет) очень уж непривычен... «Идите и научите» Спор о том, кто прав — сторонники восстановления былой красоты или идеологи «храмов шаговой доступности» — конечно, не имеет смысла. И возрождение древних святынь, и создание православных миссионерских центров в новостройках в равной степени необходимы сегодня. Где-то можно пожертвовать финансами ради красоты и исторической памяти, где-то закрыть глаза на внешнюю простоту ради близости к человеку... Перефразируя детского классика, «храмы разные нужны, храмы разные важны». Возможно, в большинстве регионов страны стоит для начала возродить сеть приходов-общин и выстроить много недорогих храмов, параллельно развивая масштабную просветительскую работу и напоминая обществу о том, что разрушенные святыни — это его позор. Быть может, по-настоящему и всерьез возрожденная, а не сверху искусственно приукрашенная атрибутами имперского периода, Россия и в самом деле сама восстановит все свои поруганные святыни? И храмы снова будут возводиться «всем миром»?

Какая бы стратегия выбрана ни была, нужно помнить, что «никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Лк. 16, 13). Работать на двух работах, иметь двух начальников — не так уж трудно, но не стоит пытаться их обоих одинаково любить. Нет ничего дурного в том, что, создавая храм, мы думаем и об общественно-политическом значении Церкви. Просто последнее не должно заслонять собой основного значения.Строительство храма для проповеди Евангелия — лишь средство, а не цель. Ведь Господь не заповедал апостолам — а, значит, и всем христианским миссионерам — построить по храму в каждом дворе. Заповедал он другое: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мк. 16, 15).

АВТОР - Анастасия Коскелло, журнал "ВОДА ЖИВАЯ" № 12, 2010 год