Прежде чем встать на путь духовного роста, необходимо вырасти психологически. О том, почему это условие обязательно и чем опасно его невыполнение, рассказывает аналитический психолог Лидия Сиделева.

Была такая шутка в свое время, очень грустная, но реально отражающая суть вещей: «Словарь Эллочки Щукиной состоял из 30 слов, студентка ПСТГУ легко обходится тремя». А ведь действительно беда с нами приключилась, дорогие. Самые глубокие слова, послушание, искушение и смирение, были настолько «заезжены» и упрощены, что устное народное творчество стало наполняться вот такими карикатурами.

Сразу хочу извиниться перед студентками вышеназванного университета, они лично не сделали автору ничего плохого, но послужили некоторым иллюстративным материалом для очень важной и непростой темы, связанной с уплощением смыслов важнейших аксиом, без которых построение здоровой и разумной жизни едва ли кажется возможным.

Темы о том, почему человек может десятилетиями ходить в церковь, отказываться от мяса, но продолжать есть людей, поднимаются всё чаще. На волне неофитства церковное общество кинулось читать святых отцов и сложнейшие богословские труды, не изучив таблицы умножения. И нас можно понять.

Голод по духовной жизни, по истине, по свободе толкал нас на подобные приключения. Мы, как тот горе-пианист, играли как умели.

Еще несколько лет назад я попыталась поднять тему на психологической секции в рамках Рождественских чтений о специфике психотерапии верующих. И была поднята на смех, потому что мысль о том, что люди, находящиеся в Церкви, могут иметь какие-то проблемы и нуждаться в психологической помощи, почему-то показалась очень странной. В прошлом году, однако, уже открыто, хоть и несколько пугливо, звучали другие слова: «Проблемы в православных семьях бывают глубже и серьезнее».

Конечно же, дело не в том, что верующие люди чем-то хуже или там зашореннее, как нередко высказываются люди со стороны. В каждой избушке свои погремушки. Но если посмотреть в общем, то оказывается, что человеку свойственно искать поддержку собственным убеждениям, даже если они ложные.

А неправильное понимание терминологии создает иллюзию, что всё идет как полагается, и меняться и серьезно работать над собой не надо!

И, как мне кажется, самые печальные моменты связаны с понятиями «гордыня» и «скромность». Но прежде чем описать их подробнее, давайте поговорим о механизмах, мешающих относиться к себе критично, что влияет на духовную жизнь вообще и подготовку к исповеди в частности не лучшим образом.

Психика человека по умолчанию стремится к стагнации. Она ригидна по определению и не хочет ничего менять. Любые попытки человека выползти куда-то на силе воли сталкиваются с мощным сопротивлением. В свое время эти ригидные защиты спасли человека от глубокой боли, с которой он не мог справиться.

Такой человек, конечно же, очень тревожен, потому что он постоянно вынужден находиться как будто на передовой и не иметь ни малейшего представления, выживет он или нет. Постоянные рутинные молитвы, походы в церковь и посты становятся не дверью в мир свободы, а привычными подпорками, мешающими развитию. От ритуалов тревога снижается, от постоянного проговаривания на исповеди одного и то же уходит напряжение, которое могло бы послужить толчком к переменам.

То есть вот такая компульсивная обрядовость внезапно не дает никакого роста, а консервирует!

Для детской психики таким «застреванием» может стать много чего. Перечислять не буду, желающие изучить эти механизмы могут прочитать прекрасную работу Людмилы Петрановской «Травмы поколений», где описывается механизм влияния событий истории на формирование психики целых поколений.

Итак, человек получил некую травму, психика смогла построить какую-то защиту буквально из того, что было, конструкция получилась ненадежная, и потому человек находится под давлением с двух сторон. С одной стороны, сознание всячески лелеет и охраняет эти защиты. С другой стороны, спрятанная в подсознании боль от травмы старается вылезти наружу и быть пережитой. То есть человек хочет столкнуться с тем, что считает для себя самым опасным. Когнитивный диссонанс налицо.

Такой человек будет жаловаться на апатию, на недостаток сил и мотивации, что ему надо себя понуждать, заставлять, держать в ежовых рукавицах. Чтобы оправдать такое положение вещей, православный может сказать: «Да, жизнь – не сахар. Господь терпел, и нам велел. Но ничего, смиряюсь».

Непонятные термины и отсутствие живых примеров настоящего счастья быть с Богом делают такого человека заложником собственной депрессии, а из-за неустойчивости психических защит, оберегающих картину мира (пусть нелегкую, но свою, понятную) от рассыпания, он бывает очень жестким по отношению ко всему, что из этой картины мира выпадает. Всё, что отличается, потенциально опасно и должно быть предано анафеме.

Так что собственный небольшой набор «правильных» действий может трактоваться как смирение. А чужая принципиальность (тоже защиты, но немного другие) – именоваться гордыней.

И делается всё не потому, что люди глупые или склонны к членовредительству. Нет, нет и еще раз нет! Депрессивное состояние, которое я здесь описываю, характеризуется так называемым тоннельным мышлением и без дополнительной проработки, зачастую и медикаментозной, не дает человеку сил и возможностей слезть с этих каруселей и увидеть другие способы существования.

Депрессивный человек в силу своей болезни очень сильно зациклен на себе.

Его мысли и чувства вращаются вокруг того, как ему выживать в рамках его боли и тревожности, как сохранить его картину мира. А ограниченность ресурсов дает иллюзию собственной слабости. И тогда получается, что другой человек выступает вечным спасателем, дедом морозом и волшебником.

Отсюда можно сказать, что такой человек постоянно одинок, ему не хватает ресурсов увидеть и услышать другого человека (в том числе и духовника), он не может строить отношения, а только «воровать» их у тех, кто подвернулся под руку, использовать ближнего для снижения собственного уровня болезненного одиночества.

Человек может понимать, что происходит что-то не то, ругать себя, снова бежать на исповедь и «выливать» свои чувства на священника, получать временное облегчение и снова бежать по этому кругу. И еще раз подчеркну, что никто не виноват в такой ситуации, мантры из серии «я – червь, я ничтожество, жалкий грешник» не помогают, а мешают человеку выздороветь.

То есть прежде, чем говорить о смирении и гордыне, человеку просто необходимо выйти из тоннельного мышления, стать свободным, в том числе от собственных детских страхов. И первым шагом на пути к смирению для такого человека будет признание (ой, как оно болезненно), что по новым данным разведки мы воевали сами с собой.

Что всё то, в чем варился человек под предлогом возросшей духовности, на самом деле – попытка к бегству. Принять собственную слабость, ограниченность, при этом удерживаясь от самобичевания. Это и есть смирение – называть вещи своими именами. А гордыня – закрывать глаза на правду о себе и играть в игры с реальностью, подгоняя ее под себя.

Гордыня – это считать, что человек хуже других или лучше других.

Смирение – это уверенность в собственной обычности, ограниченности, слабости, но при этом признание, что каждый человек (и вы тоже!) может быть счастливым, довольным, творческим, сильным и свободным.

Смирение – это путь золотой середины. А главный признак того, что кто-то уже на этом пути – ощущение невероятной свободы, это способность выражать любовь миру, ближним. И ничего не ждать взамен. Вот правда совсем-совсем ничего. Даже благодарности.