Упоминание нацизма в полемике – крайне дурной тон, но бывают случаи, когда это уместно, считает Сергей Худиев. Об учебниках, в которых тяжелобольных людей не считают за личностей, репутационных вопросах и о том, почему физическое убийство всегда начинается с психологического.

На днях в эфире радиостанции «Эхо Москвы» Михаил Веллер заметил, что

«когда говорится «тяжелое психическое заболевание», не называясь, если это сильно выраженная степень идиотии, это вообще не человек, это человекоподобное существо… Называть вот этих людей, которые лишь внешне похожи на людей, личностями – это не более чем наглое лицемерие».

Веллер комментировал учебник, в котором за тяжелобольными людьми отрицался статус личности. Он также заметил, что «саму постановку этого вопроса называют фашизмом, что есть чистая демагогия. Ни к какому фашизму это не имеет отношения».

Речи Веллера уже вызвали ответ со стороны общественной организации «Перспективы», волонтеры и сотрудники которой работают в социальных стационарах, и его стоит прочитать.

Упоминание нацизма в полемике обычно является крайне дурным тоном, и обязательно нужно разъяснить, что в данном случае оно уместно.

Национал-социализм – это идеология, которая обладала определенными только для нее характерными чертами. Можно отметить, что эти черты формировались в мышлении образованных классов Европы (и отчасти Северной Америки) долгое время до этого, но как государственная идеология они были в полной мере усвоены именно германскими национал-социалистами.

Одна из этих черт – отказ признавать часть людей в полном смысле людьми. Другие идеологии могли быть чрезвычайно ложными и разрушительными – но вот громкого провозглашения, что часть из рожденных женами – не люди, не было.

Люди, которые подвергались преследованиям, объявлялись плохими, опасными, но, несомненно, людьми. Чтобы уничтожить, их надо было в чем-то обвинить. Считалось, что они совершили неправильный, порочный выбор – который могли бы и не совершать.

Для нацизма дело было не в том, что люди неправильно поступили – а в том, что они с самого начала не люди, независимо от их поступков. Причем это исключение из числа людей распространялось не только на «неарийцев». Первыми жертвами стали немцы – уничтоженные по так называемой «программе Т4».

Как можно узнать из русской Википедии, «программа умерщвления Т4 («Акция Тиргартенштрассе 4») – официальное название евгенической программы немецких национал-социалистов по стерилизации, а в дальнейшем и физическому уничтожению людей с психическими расстройствами, умственно отсталых и наследственно отягощенных больных. Впоследствии в круг лиц, подвергавшихся уничтожению, были включены нетрудоспособные лица (инвалиды, а также болеющие свыше 5 лет). Сначала уничтожались только дети до трех лет, затем все возрастные группы».

В отношении всех этих людей использовался термин «жизнь, недостойная жизни». Считалось, что уничтожение таких людей – долг перед будущим (избавившись от носителей дурной наследственности, раса чрезвычайно процветет), перед настоящим (здоровые не обязаны нести бремя расходов по содержанию неизлечимых больных, особенно в трудное военное время) и даже перед самими уничтожаемыми – потому что «у них не было ничего в жизни», и избавить их такой тяготы было актом милосердия.

В Германии программа проводилась сначала тайно, потом, после того, как она стала достоянием общественности и вызвала энергичные протесты, поддержанные Католической Церковью, официально ее отменили. Но втайне убийства продолжались. Уничтожению подвергались также больные на оккупированных территориях Польши и СССР. Некоторые аргументы сторонников программы Т4 Михаил Веллер воспроизводит (вероятно, неосознанно) совершенно буквально.

Да, он оговаривается, что не призывает уничтожать кого бы то ни было – но и программа Т4 началась не с уничтожения. Она началась с распространения идеи, что не все человеческие жизни одинаково ценны.

Физическое убийство началось с психологического – люди, которые в сердце своем решили, что какая-то часть их ближних – не вполне люди, неизбежно пришли к выводу, что на них не могут распространяться те же требования морали и закона, что на полноценных людей. Как показал ХХ век (и продолжает показывать XXI), у идей есть последствия.

Задолго до того, как национал-социалистические медики стали впрыскивать яд неизлечимо больным, высокоученые германские (и, отчасти, британские, скандинавские и американские) интеллектуалы обосновали необходимость этого. Как пишет Льюис в «Мерзейшей мощи», «была ли хоть одна теория, применявшаяся в Беллбэри, которую не проповедовали бы в Эджстоу?»

Есть идеи не просто ошибочные, но подобные чуме. «Некоторые из рожденных женами – не личности» – это ментальная чума, которая уже произвела великие опустошения, и ее с самого начала стоит идентифицировать именно как чуму. Как воззрения, в принципе несовместимые с существованием цивилизованного и гуманного общества.

Почему общество не может быть одновременно гуманным, цивилизованным и отрицающим личностность за некоторыми из людей? Дело в том, что цивилизованное и гуманное общество держится на вере в то, что люди обладают правами и достоинством просто в силу принадлежности к человеческому роду.

Как говорит «Декларация прав человека» ООН в самой первой статье, «все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Человек, способность которого к труду и общению с другими глубоко нарушена врожденной или приобретенной болезнью, равен в своем достоинстве и правах вам, мне, или Михаилу Веллеру.

Это глубоко контринтуитивная идея, большинство культур в истории человечества ее не придерживались, она и в христианском-то мире пробивалась с большим трудом, и все мы знаем, как люди от нее отказывались и к чему это приводило – но эта идея лежит в основании нашей цивилизации. Она имеет библейское происхождение и связана с верой в то, что любой человек создан по образу Божию – хотя ее могут поддерживать и люди других религиозных (или нерелигиозных) убеждений.

А идея прав и достоинства человека неизбежно предполагает, что бытие человеком – это нечто объективное, никак не зависящее от наших мнений и предпочтений. Как говорил еще Аристотель, «человек есть живое существо, принадлежащее к человеческому роду». Если это не так, и можно по каким бы то ни было признакам объявлять кого-то не человеком, или не вполне человеком, все разговоры о «неотъемлемых правах человека» немедленно теряют смысл – вас просто могут выписать из людей, и на этом ваши права кончатся.

Веллер ставит критерием способность к социальной жизни; национал-социалисты, пребывая в полном согласии с Веллером, добавляли еще и этническое происхождение, кто-то может придумать еще какие-то критерии, – факт тот, что одни люди наделяют себя правом исключать из числа людей (или, по крайне мере, вполне людей) какую-то часть своих ближних. С идеей, что «все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах», это логически несовместимо.

Это еще не значит, что такие чумные идеи нужно преследовать с жандармами (хотя на определенной стадии развития эпидемии и жандармы бывают необходимы). Но это значит, что они должны подвергаться, как минимум, социальному остракизму.

Как я уже писал по другому поводу, некоторые публичные речи в США (или современной Германии) могут и не влечь за собой репрессий со стороны государства, но будут означать полное изгнание из публичной сферы и конец любой карьеры. Никто – за пределами весьма маргинальных кругов – не захочет поддерживать отношения с людьми, проповедующими подобные взгляды. Это не ответственность государства – это ответственность СМИ, того же «Эха Москвы», кому они дают и кому не дают выступать у себя в эфире, и это ответственность общества вообще.

Мы признаем, что все люди – черные и белые, того или иного происхождения, успешные или неуспешные, богатые или бедные, здоровые или больные – обладают неотъемлемым достоинством и ценностью. Это – истина, и отрицание ее есть ядовитая ложь, и должна быть разоблачена в качестве таковой.