- Придумай пароль, - говорит мой друг-математик, устанавливая какую-то новую штуковину на мой компьютер. - Проще всего использовать логичную, легко запоминаемую последовательность цифр. - Записывай, - отвечаю я, - 19051453. - Это что, логичная, легко запоминаемая последовательность? Это хаос какой-то! - Никакой это не хаос, это логичная, легко запоминающаяся дата падения Константинополя.
Этот разговор я вспоминаю, проталкиваясь сквозь изумительную Пасхальную толпу у Дамасских ворот Старого Города. Божий мир настолько удивителен, что моя логика может запросто оказаться чьим-то хаосом, и наоборот. Иерусалим, как средоточие Божьего мира, преподает вам этот урок с порога.
Его не назвать красивым.
Мое восприятие настроено на городские виды и пейзажи, на массивные византийские храмы, романские базилики, тонкую паутину западной готики, на парки Парижа, каналы Венеции, на белые стены и золотые купола над тихими русскими речками.
При виде этого нагромождения камней восприятие выбрасывает белый флаг. Мы сдаемся.
В Старом Городе нет пейзажа. Собственно, и архитектуры нет.
Есть небо – ослепительное, сияющее, льющееся на землю невообразимым синим светом. Есть камни – прижмись ухом, и услышишь, как внутри тихонечко гудит Время. Есть мостовые, отполированные до зеркального блеска миллионами ног, тысячами лет. Нет, и улицы тоже есть. Например, viaDolorosa. Крестный Путь. С номерами домов. И номерами «станций».
Толпа гудит, гомонит, кричит на ста языках одновременно. Толпа тащит по ВиаДолороза свои кресты. Огромные, деревянные. Маленькие, железные. Нательные. Наперсные. Где-то в толпе волочет крест Симон Киринеянин. Где-то, среди толкотни и шума, стоит на углу у своего дома Вероника с мокрым платком в руках. «Не плачьте обо мне, дщери Иерусалимские!» — слышите вы. И оборачиваетесь, замерев.
Время тут нелинейно. Оно движется по бесконечной спирали, и на каждом витке повторяется снова, подхватывая вас, и вы захлебываетесь в его потоке. Оно сжато и насыщенно. Им пропитан воздух.
Огромный базар торгует разноцветным тряпьем, деревянными четками, золотыми кольцами, вашими воспоминаниями – в кредит.
Купите, заверните в обрывок арабской газеты, привезите эту керамическую плошку – синюю, как небо над этим невероятным местом. Пусть стоит на полке и сияет вам памятью об этом ослепительном дне…
Тут нельзя выглядеть странно. Просто не получится – настолько безумен сам воздух этого города.
Обитатели Еврейского квартала в фантастических одеяниях, строгие и суровые. Обитатели Арабского – причудливые как яркие птицы. Священники неизвестных и знакомых конфессий, индусы, эфиопы, копты, русские, итальянцы…
Дети, шумные как птицы, старики, сгорбленные и скрюченные, как древние оливы Гефсиманского Сада.
Здесь невозможно быть исключительно праведным – всегда будет кто-то, кто соблюл больше правил, чем ты: на тебе всего лишь платочек и юбочка, а на нем в жаркий полдень – шапка, похожая на меховой абажур, чулки, черный камзол, и бог знает что еще…
Здесь нельзя быть исключительно грешным – глупо рассказывать о своих дурацких грешках на месте, где Иуда предал своего Учителя.
Говорят, здесь случается Иерусалимский синдром. Рассказывают про одного канадца, прожившего в Городе пару недель, и внезапно осознавшего, что именно его, на белом ослике верхом, и ждут те, кто не дождался Помазанника в прошлый раз. Самозваному «мессии» повезло: при попытке поджечь мечеть аль-Акса его поймали не арабы, а евреи. Получив медицинскую помощь, несчастный свихнувшийся гражданин первым же самолетом вылетел на родину.
Тут не просто сохранить рассудок – слишком это место перегружено счастьем, горем, скорбью, надеждой, слезами, молитвами. Слишком высока концентрация Веры и суеверия на таком маленьком пятачке земли.
Конечно, в Иерусалим надо ехать за Чудом. Убедительным и полновесным, как камни этого города.
Надо ехать на поклон к великим Святыням.
Но главный опыт, который вы получите от Пасхи в этом невероятном городе – опыт счастья.
В дни до Пасхи Иерусалим скорбит и молится, но в эту Великую Ночь он ТАНЦУЕТ. Нет, это не точное слово. Пляшет – будет точнее. Город вопит, пляшет, и пускает фейерверки.
После Пасхальной мессы в иврито-язычной католической общине, например, священник, вместо привычного «идите с миром» в конце подбежал к своим прихожанам, и сплясал с ними, образовав хоровод прямо перед алтарем. И все танцевали, пели и вопили так, будто только что на их глазах из мертвых воскрес Кто-то, кого они не чаяли увидеть живым, а Он воскрес, и вот Гроб пуст, и камень отвален, и Ангел рассказывает миру, собравшемуся на этом крошечном пятачке, что смерть отныне упразднена.
Христос воскрес!
Татьяна Краснова
