В этом году христианское человечество, и западное, и восточное, отмечает Пасху в один день — 24 апреля. Календарь сделал «экуменический ход», и, несмотря на сурово насупленные брови ижевских батюшек, обвинивших патриарха Кирилла в ереси «папизма», напомнил о единых религиозных корнях многих народов.

Религия в современной России стала важным фактором идентичности, но всерьез относится к вере, как свидетельствуют социологические опросы, лишь незначительное число россиян. Поэтому главным знаком Пасхи для большинства сограждан остается праздничный стол — с бутылкой кагора, с куличами, пасхами, яйцами. Благодаря современным технологиям пасхальные яйца с цветными наклейками превращаются в произведения искусства. Это раньше загодя собирали луковичную шелуху, чтобы покрасить яйца в красный цвет…

К слову, существует легенда, объясняющая, откуда появился такой обычай. Мария Магдалина, одна из жен-мироносиц, проповедовала в Риме. Она была знатного рода и ее пропустили к императору Тиберию. Дворцовый ритуал требовал, чтобы каждый приходящий к императору приносил ему дар. Мария встала перед Тиберием и протянула ему простое яйцо. «Христос воскрес» — было ее приветствие. Удивленный император воскликнул: «Как может кто-нибудь воскреснуть из мертвых? Трудно в это поверить. Так же трудно, как поверить, что это белое яйцо может стать красным!». Не успел он договорить свои слова, как яйцо стало менять свой цвет: оно порозовело, потом потемнело и наконец стало ярко-красным.

Само название праздника — Пасха — связано с центром всей ветхозаветной истории: чудесным избавлением израильского народа из дома рабства, из египетского плена, долгим путем Исхода. Это название сохранилось в новозаветной христианской традиции далеко не случайно, не потому лишь, что именно в дни Пасхи происходили те события, о которых мы вспоминаем теперь, — смерть и воскресение Христа. Изначально путь вслед за Христом означал выход из духовного рабства и плена, освобождение человеческой души от несвободы и бессмысленного страдания.

Этот путь, невозможный для одних лишь слабых человеческих сил, всегда был связан с живой памятью о евангельских событиях. И доныне каждый день Страстной недели перед Пасхой Церковь как бы вновь оказывается в том историческом времени, на улицах предпраздничного Иерусалима, вновь переживает историю верности и предательства, равнодушного отступничества и ослабевающей надежды, безмерного страдания и лучезарной радости.

Наверное, не все знают, что существуют две Пасхи — крестная, отмечаемая в Великую пятницу, Пасха страдания, и воскресная, Пасха света.

Есть и еще одна сторона пасхальных богослужений, многими, даже из церковного народа, не замечаемая. Она связана с существовавшей долгое время традицией крещения именно в эти дни тех, кто заканчивал долгую (в первые столетия жизни Церкви — многолетнюю) подготовку к принятию этого таинства. В Великую субботу из баптистерия новокрещеные — со свечами в руках, в белых одеждах — шли в храм. Именно с того далекого времени существует традиция начинать с крестного хода главную часть праздничного пасхального богослужения.

С этим же связан и обычай читать в первые дни после Пасхи в храмах Деяния апостолов — ту книгу Нового Завета, где говорится о рождении Церкви, о первых годах ее жизни.

Один из самых трогающих душу рассказов о воскресении удивительно прост. Из одного селения в другое шли два человека из тех, кто ходил за Христом, и с горечью обсуждали все происшедшее. По дороге к ним пристал еще один путник и стал спрашивать, о чем это они говорят. «Как? Неужели ты не знаешь, что случилось в эти дни в Иерусалиме?» И они рассказали ему и о совершившейся казни, и о своих несбывшихся надеждах. Он стал доказывать им, что все пророки говорили именно об этом — о предстоящем страдании и смерти Мессии. Разговаривая так, они вошли в селение и стали упрашивать попутчика остаться с ними поужинать. Он согласился, и в тот момент, когда, начиная трапезу, он преломил хлеб, «глаза их открылись», и они вдруг узнали Его. И потом говорили друг другу: как мы могли не узнать Его?

Существует мнение, что религия уходит из мира, превращается в бренд, в культурные и политические игры. Но кроме нисходящих токов есть токи и восходящие. Огонь «таинственного путешествия к себе» свойственен человеку. Другое дело, что мы понимаем под этим путешествием и почему пространство межличностного общения часто отдаем социальному и только социальному.

Еще Сартр писал, что другой может стать адом. Чтобы этого не случилось, Бог стал человеком, стал посреди нас. Это невозможно понять, но если вдруг мы касаемся этой тайны, то становимся участниками такой светлой и тихой радости, такого торжества, с которыми не может сравниться ничто в этом мире.

БОРИС КОЛЫМАГИН