«Не зарывай свой талант в землю» — эти слова являются главным жизненным принципом для любого человека, открывшего в себе какой-нибудь талант. Но знаем ли мы о происхождении этой фразы? Действительно ли в ней идет речь о наших способностях к рисованию, музыке, танцам и прочим видам творчества, которые нам ни в коем случае нельзя в себе оставлять без развития? И, наконец, каким образом талантливый человек может зарыть свой талант? Попробуем разобраться в этих вопросах, которые на первый взгляд кажутся такими простыми.

Талантливых людей принято называть одаренными. Мы настолько привыкли к этой формулировке, что уже почти не задумываемся над ее смыслом и просто употребляем ее для обозначения некоторой положительной способности, выраженной у человека более ярко, чем у всех прочих. Но если задуматься, само слово «дар» говорит о том, что способность эта не является безусловной принадлежностью человека. Дар — нечто, полученное нами извне. Без какой-либо нашей заслуги (иначе это будет награда) и без какой-либо платы (иначе это будет покупка). Просто как подарок на день рождения. Собственно, подарок это ведь и есть производная форма от слова дар. Однако разница между подарком и даром очевидна: подарком может стать какой-нибудь приятный пустяк — игрушка, коробка конфет, букет ромашек, то есть любой знак внимания, способный доставить человеку мимолетную радость. В дар же возможно принести лишь что-то очень важное и значимое. Например, московский купец Павел Михайлович Третьяков передал в дар родному городу свою коллекцию картин и скульптур, которая стала основанием одного из самых знаменитых музеев мира — Третьяковской галереи.

Дар — дорогое слово. Но оно становится дорогим вдвойне, если мы говорим, что в дар получен талант. Ведь талантом в древнем мире называли денежно-весовую единицу, которая в различных культурах измерялась десятками килограммов серебра и даже золота.

Получается, что за обыденными словами «одарен талантом» стоят как минимум две очень важные истины: талант — нечто очень важное и дорогое; он получен нами в дар.

Любой талантливый человек это даже не столько знает, сколько чувствует. В таланте всегда ощущается какая-то метафизика, запредельность, его невозможно объяснить одной лишь наследственностью и воспитанием. Каждый обладатель таланта понимает в глубине души, что это именно дар, причем персональный, именно ему врученный. А если есть дар, значит, есть и Даритель, перед Которым мы ответственны за надлежащее употребление дара.

Служенье муз не терпит

В античном мире этот религиозный оттенок талантливости объяснялся следующим образом: каждому виду творчества покровительствовало особое божество — муза. Их было девять, и все проявления таланта в людях объяснялись их влиянием. Чтобы заслужить благосклонность муз, нужно было искренне стремиться к развитию в себе определенных способностей, приносить музам жертвы, служить им. Отголоски такого понимания природы таланта до сих пор можно встретить среди людей искусства в виде выражений вроде «она посвятила себя Мельпомене» (музе трагедии) или знаменитого Пушкинского «…служенье муз не терпит суеты».

Конечно, сегодняшние «служители Мельпомены» вовсе не являются адептами древнегреческого культа. Но и относить на все сто процентов подобные выражения к области метафоры, наверное, не стоит. Потому что для любого театрального актера слова «служение сцене» наполнены вполне реальным содержанием и действительно выражают идею бескорыстного служения чему-то большему, чем сам человек. Отношение к своему делу как к культу может проявляться не только у артистов, музыкантов и художников, но, например, — у спортсменов или ученых.

Такая «стихийная религиозность» творческих людей обусловлена, прежде всего, опытом переживания в себе таланта — странного, необъяснимого в категориях обыденной жизни дара, который, подобно зерну, брошенному в почву, прорастает в тебе независимо от твоего желания. С древних времен и до наших дней талант воспринимался его обладателями как отзвук иного, высшего мира, как небесный огонь, воспламеняющий душу неземными переживаниями.

Но когда одаренный человек начинает знакомиться с основами христианской веры, он почти всегда сталкивается с типичными проблемами, которые, в сущности, сводятся к одному вопросу: а можно ли одновременно служить Христу, и, скажем, искусству? Тем более, что и само нынешнее значение слова «талант» имеет евангельское происхождение.

«Жонглер Богоматери»

Выражение «зарыть талант в землю» — прямая цитата из притчи Христа о трех слугах, каждому из которых хозяин вручил определенное количество серебра (измеряемое в талантах). Двое слуг свои таланты преумножили, а третий зарыл в землю — и был за это наказан.

Вывод напрашивается сам собой: христианство считает пренебрежение талантами — грехом, а максимальную самореализацию талантливого человека в избранной им сфере деятельности — добродетелью. Значит, совершенствовать свой талант можно, нужно и должно именно потому, что это угодно Богу.

Подобным образом рассуждают очень многие люди, жизнь которых связана с творчеством. Правда, в такой логике есть уязвимое место. Предположим, человек всю жизнь играл на скрипке и достиг в своем искусстве потрясающих высот. Однако при этом был жутким сквернословом, пьяницей и безобразно обращался с женщинами. Или же — поэт и писатель, знаменитый на весь мир художник слова, благополучно совмещал свои творческие изыски с чудовищным высокомерием и гордостью. Или — завистливый и жадный человек благодаря своим уникальным способностям стал олимпийским чемпионом по прыжкам в высоту с шестом. Так неужели их талант тоже можно считать добродетелью в христианском смысле этого слова, неужели они достойны похвалы у Бога, подобно слугам, преумножившим серебро своего господина?

Очевидно, здесь что-то не так, эта версия хромает на обе ноги и явно нуждается в пересмотре. Но очень уж соблазнительной кажется талантливым людям именно такая трактовка евангельской притчи. Идея оправдания своей жизни плодами своего творчества, то есть преумноженным талантом, чрезвычайно распространена в любой творческой среде, точно так же, как и идея служения своим искусством неким высшим силам (или Богу, тут уж — кто во что верит). Так, еще в средневековой Европе получила широкое распространение легенда о «жонглере Богоматери» — добром и наивном человеке по имени Барнабе, бродячем артисте, который прибился к католическому монастырю и там, по простоте душевной, решил порадовать Богородицу своим умением. Финал этой истории выразительно описан в новелле Анатоля Франса:

«…У алтаря святой Девы Барнабе, вниз головой, подняв ноги кверху, жонглировал шестью медными шарами и двенадцатью ножами. В честь Божьей Матери он проделывал фокусы, за которые его когда-то особенно хвалили. Не поняв, что этот бесхитростный человек отдает пресвятой Деве все свое искусство и умение, старцы сочли это кощунством.

Настоятель знал, что Барнабе чист душою, но он решил, что у бывшего жонглера помутился разум. Все трое хотели было вывести его из часовни, как вдруг увидели, что Пресвятая Дева сошла с амвона и вытирает полою своей голубой одежды пот, струящийся со лба жонглера».

Эту легенду часто вспоминают как некий аргумент, доказывающий, что Богу угодно любое искусство и умение, если только оно доведено до совершенства. Однако с православной точки зрения такой аргумент выглядит крайне неубедительно. И не в том даже дело, что средневековая легенда — сомнительный источник для столь важных и глубоких выводов. Достаточно лишь дочитать до конца произведение Анатоля Франса, и сразу станет понятно, что совсем не жонглерское мастерство стало причиной благосклонности Богоматери к герою новеллы:

«…как вдруг увидели, что пресвятая Дева сошла с амвона и вытирает полою своей голубой одежды пот, струящийся со лба жонглера.

Тогда, распростершись на каменных плитах, настоятель возгласил:

— Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят!

— Аминь! — целуя землю, ответили старцы».

Не чудеса жонгляжа оказались приятны Пресвятой Деве в легенде, а сердечная чистота простеца Барнабе, которую он сумел сохранить не благодаря, а скорее — вопреки своей тяжелой профессии.

Грехи за стихи?

Но, как уже было сказано, идея служения и оправдания перед Богом своими талантами очень соблазнительна. И вот, уже в XX веке, замечательный поэт Борис Слуцкий пишет:

Грехи прощают за стихи.

Грехи большие —

за стихи большие.

Прощают даже смертные грехи,

когда стихи пишу от всей души я.

А Владимир Высоцкий идет еще дальше и прямо говорит:

…Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть, чем оправдаться перед Ним.

В основе подобного упования на спасительность собственного творчества лежит все та же евангельская притча о преумноженных талантах, правда, весьма специфически понятая.

Поэтому есть смысл еще раз ознакомиться с содержанием этой притчи. Хотя бы для того, чтобы помнить, из какого контекста пришла в нашу культурную жизнь поговорка о закопанных и умноженных талантах. А еще — для того, чтобы не вкладывать в нее тех смыслов, которые абсолютно чужды первоисточнику.

…Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий. Ибо Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего.

По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего.

Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! Ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! (Мф 25:13—30).

Из евангельского текста действительно можно сделать вполне закономерный вывод: талант — некий дар, настолько важный, что от результатов обращения с ним прямо зависит судьба человека в Вечности. Но в притче нет и намека на современное значение этого слова. Речь там идет о некоей ценности, которую нужно не просто сохранить, но и получить с нее прибыль. Именно отсутствие этой прибыли будет причиной наказания нерадивых обладателей таланта. А значит, мы должны решить для себя как минимум два очень важных вопроса:

Чем в нашей реальной жизни являются таланты из притчи? Что за прибыль мы должны на них получить?

При этом следует учесть, что притча эта была рассказана Христом Его ученикам всего за два дня до Распятия. Странно было бы предположить, будто накануне Своих крестных страданий Господь вдруг решил составить инструкцию по развитию творческих способностей для особо одаренных людей. Очевидно, речь идет о чем-то куда более существенном и актуальном для всех людей вообще, а не только для представителей творческих профессий. И раз уж поговорка о закопанных талантах имеет церковное происхождение, разумно было бы выяснить, какое толкование этой притчи предлагает сама Церковь.

Блеск и нищета дембеля

Вот как пишет об этом святитель Феофилакт Болгарский:

«Удвояет же данный ему дар тот, кто, получив или дар слова, или богатство, или власть у царей, или иное какое знание и способность, приносит пользу не себе только, но старается быть полезным и для других. Напротив, закопавший талант в землю есть тот, кто думает об одной только своей пользе, а не о пользе других; и он осужден будет».

Под прибылью же все церковные толкователи единодушно понимают здесь — добрые дела, которые человек совершает при помощи полученного ими таланта. И если таких дел не будет, то напрасными окажутся все усилия по развитию полученного дарования. Художник может десятилетиями оттачивать линию и штрих, музыкант — годами работать над кантиленой и звуком, писатель — над ритмом и выразительностью слога, спортсмен будет ценой неимоверных усилий прибавлять к своему результату сотые доли секунды, граммы или сантиметры. Но все эти труды в духовном отношении могут оказаться абсолютно бесплодными, если только их целью не будет польза ближнему. С православной точки зрения самый лучший способ похоронить свой талант — это усиленно развивать его ради себя, ради собственных амбиций, творческих исканий и даже, как ни странно, — ради служения чему-то высшему. Потому что адресовано такое квазирелигиозное служение может быть лишь все тем же — Мельпомене, Терпсихоре и прочим музам, но — никак не Христу, способы служения Которому описаны в Евангелии предельно ясно и доходчиво: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф 25:40). Все, что мы делаем ближнему, — делаем Богу. Любой человек, с которым нас свела жизнь, — нерукотворная икона Христа, живой Его образ, который христиане почитают даже в самом опустившемся бродяге и пьянице. А для того чтобы помогать нуждающимся людям Христа ради, совсем не обязательно иметь какие-то выдающиеся способности, достаточно искреннего сострадания или хотя бы неравнодушного отношения к чужой беде.

Это ни в коем случае не означает, будто православие и творчество несовместимы. История человечества знает множество художников и ученых, писателей и музыкантов, которые исповедовали православную веру и достигли выдающихся результатов в избранном деле. Однако ни одному христианину и в голову не придет мысль, будто оправдаться перед Богом можно плодами своего творчества.

На Страшном суде Господь не спросит у человека, сколько он написал картин или романов, за какое время пробежал стометровку, каких героев сыграл на сцене, скольких противников победил техническим нокаутом. Каждому из нас предстоит дать отчет в куда более простых вещах: накормил ли ты голодного, напоил ли жаждущего, помог ли бездомному, больному, несчастному? В христианстве любой талант сам по себе еще не является основанием для какой-либо оценки жизни человека с точки зрения вечности. Он всего лишь — та самая мера серебра из притчи, которую каждый из нас получает от Бога при рождении. Определит же нашу судьбу не само серебро, а та прибыль, которую мы можем с него получить, то есть — дела милосердия, которые мы способны совершить при помощи дарованного нам таланта.

Если этих дел не будет, то даже самые упорные занятия искусством, спортом, наукой окажутся для нас бесполезными и станут отнюдь не преумножением таланта, не «передачей серебра торгующим» с целью прибыли, а всего лишь бессмысленной полировкой полученных в дар монет. Сами же мы тогда уподобимся вовсе не добрым рабам, заслужившим похвалу своего господина, а всего лишь — старослужащему солдату, который, готовясь к «дембелю», невесть с какой целью натирает до зеркального блеска латунную бляху на форменном ремне.

История об утопленном таланте

Христианство, конечно же, не призывает к пренебрежению талантами. Напротив, само евангельское название — талант, — говорит о том, что любой Божий дар драгоценен, важен и радостен для человека. Но все же спасительным является не сам дар, сколь бы сильно мы его в себе ни развили, а правильный способ пользования этим даром — служение ближним с его помощью. О неправильном же способе святитель Феофилакт пишет:

«Даже если увидишь даровитого и стремительного человека, но дарования свои употребляющего во зло, для своих выгод, на обманы и на предметы чувственные, считай его тем, кто закопал талант свой в землю, то есть в земные предметы».

Правда, иногда единственной возможностью преумножить свой дар становится как раз… зарывание таланта в землю, сознательный отказ от его реализации. Пояснять этот парадокс абстрактными рассуждениями можно долго и подробно, но лучше сделать это на конкретном примере из жизни.

Однажды, тридцать пять лет назад, один советский спортсмен навсегда оставил занятия спортом. Казалось бы, ничем не примечательная история, таких в спортивном мире — тысячи. Но это — лишь на первый взгляд. Потому что речь идет (приготовьтесь считать!) об 11-кратном рекордсмене мира, 17-кратном чемпионе мира, 13-кратном чемпионе Европы, 7-кратном чемпионе СССР. Спортсменов с таким «послужным списком» во всей истории спортивных состязаний можно перечесть по пальцам. И вот на пике своей формы, в зените славы и карьеры он вдруг уходит из большого спорта, чтобы через несколько лет открыть в Москве маленькую мастерскую по пошиву обуви. Этот человек в полном смысле этого слова закопал свой талант в землю, вернее — утопил его в ледяной и грязной воде Ереванского озера. Но упрекнуть его за это вряд ли повернется язык даже у самых горячих болельщиков.

…В тот день, 16-го сентября 1976 года, в Ереване сорвался в воду троллейбус, проезжавший по дамбе. Девяносто два пассажира оказались заживо погребены на десятиметровой глубине. Все они были обречены на неминуемую гибель, если бы не одно обстоятельство: именно в это время вдоль озера совершал тренировочную пробежку многократный чемпион мира по подводному плаванию Шаварш Карапетян. Впоследствии эксперты признают: никто на свете просто физически не смог бы сделать того, что сделал тогда Шаварш. Нырнув в замутненную падением троллейбуса воду, он разбил ногами заднее стекло, и стал вытаскивать потерявших сознание пассажиров. Более двадцати минут в ледяной воде. Двадцать спасенных жизней. На самом деле он вытащил из троллейбуса больше людей, но не всех удалось спасти. Когда Шаварш очередной раз выныривал на поверхность, столпившиеся на дамбе прохожие видели, что все его тело истерзано осколками разбитого окна.

Потом, на вопрос — что же было тогда самым страшным? — Шаварш ответил: «Я точно знал, что, несмотря на всю мою подготовку, меня хватит лишь на определенное количество погружений. Там на дне видимость была нулевая, поэтому я на ощупь хватал человека в охапку и плыл с ним наверх. Один раз я вынырнул и увидал, что в руках у меня… кожаная подушка от сиденья. Я смотрел на нее и понимал, что цена моей ошибке — чья-то жизнь. Эта подушка потом не раз снилась мне по ночам».

Такой подвиг стоил ему тяжелейшей двусторонней пневмонии, осложненной общим заражением крови — в озеро сбрасывались городские канализационные стоки. Врачи с огромным трудом спасли ему жизнь, но о возвращении в спорт не могло быть и речи: Шаварш Карапетян стал инвалидом.

Он навсегда погубил свой выдающийся талант пловца. Но дар любви к людям, столь же щедро отпущенный ему Господом, он преумножил за эти страшные двадцать минут многократно.

Где твой троллейбус?

Для неверующего человека вся эта история — чистая случайность, невероятное стечение обстоятельств. С христианской же точки зрения все выглядит совершенно иначе: Господь дал Шаваршу Карапетяну удивительный, очень редкий талант, который тот развил упорными тренировками и стал самым быстрым подводным пловцом в мире. Но не для оваций, золотых медалей и громких титулов все это было. Много лет Бог готовил Шаварша к роковой минуте, когда у него на глазах уйдет под воду троллейбус, набитый людьми*. Ради этой минуты он получил свой дар, ради нее годами оттачивал его до совершенства. Однако там, на дамбе, самый последний выбор был все же за ним. Шаварш мог остаться на берегу, чтобы сохранить здоровье и не подводить свою команду, чтобы дать стране новые рекорды и научиться плавать под водой еще быстрее. А мог сделать то, что сделал. Талант подводного пловца он получил от Бога, но решение броситься в грязную ледяную воду на выручку погибающим людям принадлежало только ему одному. Оно и оказалось той самой прибылью к полученному таланту.

Подвиг Шаварша Карапетяна, конечно, уникален, как и его дар. Но ведь не случайно в Евангелии сказано, что талант дается …каждому по его силе. Любой человек обладает множеством пускай небольших, но самых настоящих, талантов. Все наши способности, как и сама наша жизнь, являются в этом смысле — даром Божьим, которым мы вольны распоряжаться по своему усмотрению. И у каждого из нас тоже бывают свои маленькие «троллейбусы на дамбе». Нужно лишь научиться замечать их в потоке ежедневных событий и не проходить мимо чужой беды и страдания. Для этого совсем не обязательно быть чемпионом мира, достаточно просто попытаться выйти за пределы своего эгоизма и сделать для другого человека хотя бы то, на что ты вполне способен. И совсем не важно, будет ли это старик, которому ты уступил место в метро, неизвестный больной, которому перельют сданную тобой кровь, или твоя собственная жена, которой ты улыбнулся и сказал «прости» во время семейной ссоры. Важно то, что евангельские таланты умножаются одним только способом: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Без этой деятельной любви к ближнему даже самые выдающиеся наши таланты так и останутся перед Богом жалкой кучкой дареного серебра, зарытого нами в землю без всякой прибыли.

* Ни в коем случае не следует понимать это в том смысле, будто Бог «утопил троллейбус» специально для реализации подвига Шаварша. Любой подвиг почти всегда — оборотная сторона чьей-то халатности, разгильдяйства или даже подлости. По воспоминаниям уцелевших пассажиров, авария произошла из-за какого-то негодяя, затеявшего драку с водителем. Этот человек точно так же много лет шел к этой минуте, он тоже, как и Шаварш, был абсолютно свободен в своем решении. Там, на дамбе Ереванского озера, эти два человека свободно осуществили свой нравственный выбор: один — для убийства 72 человек, другой — ради их спасения. Но один из них употребил эту свободу в соответствии с волей Божьей, другой — вопреки. И если бы хулиган сдержал себя, троллейбус проследовал бы далее по маршруту, а Шаварш спокойно продолжил тренировку, так и не узнав, какое страшное испытание обошло его стороной. — Ред.