Наша национальная традиция – зайти в Храм на Рождество, поставить свечку, набрать крещенской воды, освятить вербу, пройти крестным ходом на Пасху, покрестить детей и отпеть умерших. Соблюдать заповеди, верить в то, что Иисус – Христос, что Он воскрес, участвовать в таинствах и стремиться преобразить себя и свою жизнь необязательно. Что характерно, чаще всего на вопрос «ваше вероисповедание» отвечают «я – православный», но очень редко уточняют «православный христианин». Потому что с атрибутами православия более или менее понятно, на бытовом уровне они приемлемы, а вот представление о том, что значит «быть христианином», довольно невнятно.
И это не просто следствие невежества, это следствие двусмысленного положения, в которое поставлена Церковь в обществе, и воспроизведение двойных стандартов, санкционированных на высшем уровне.
Церковь отделена от государства. При этом праздники Рождества и Воскресения Христова признаны государственными.
Большинство россиян заявляют о себе как о православных. При этом проект введения в школьную программу «Основ православной культуры» вызывает активное противодействие.
Всероссийская политическая партия «Единая Россия» участвует в реставрации Феодоровского собор в Санкт-Петербурге. При этом масштаб коррупции, насилия и хищений, возникшие при попустительстве нынешней властной «вертикали», позволяют предположить, что заповеди «не укради», «не убий», «не лжесвидетельствуй» эта власть если формально и признает, то фактически не соблюдает.
События последних месяцев – принятие закона о реституции (передачи Церкви госимущества религиозного назначения) и обсуждение проекта о предоставлении священнослужителям права выдвигать свои кандидатуры на выборах в органы светской власти, ставят вопрос о роли Церкви в обществе и о модели взаимодействия светских и церковных властей. Церковь вовлекается в социальную деятельность и общественные дискуссии, а закон о реституции усиливает ее как крупнейший гражданский институт. В России формируется огромная корпорация со своей собственностью и, естественно, со своими интересами. После десятилетий гонений, после беспрецедентных погромов, учиненных большевиками над Русской Православной Церковью, государство сменило политику и вновь обратилось к Церкви. Цель вполне прагматическая – использовать ее как идеологическую структуру, выполняющую в обществе удерживающую, воспитательно-нравственную функцию.
Реставрируется дореволюционная имперская модель взаимоотношения Церкви со светской властью. Но учитываются ли причины, по которым эти взаимоотношения привели к трагическим последствиям? Позволит ли Церковь использовать себя в качестве пропагандиста официальной политики правительства? Насколько политизированной будет позиция Церкви в общественных конфликтах?
Я предлагаю начать разговор о взаимоотношениях власти, государства и Церкви.
Мой собеседник – ИГОРЬ АРКАДЬЕВИЧ ПОЛЯКОВ, священник, психолог, директор психологического центра «Протос».
– Игорь Аркадьевич, я задам вопрос, возможно, наивный. Что является нормой христианской жизни, подлинным христианством?
– Это сложный вопрос. У каждого свое христианство, сокровенное, внутреннее, часто даже невыразимое словами. И нормы христианской жизни разнообразны: у каждого своя психофизиологическая конституция, жизненная история, свой уровень интеллекта, соотношение чувств и эмоций – все разное. Для человека с низким уровнем интеллекта норма – отличать икону Божией Матери от иконы Спасителя и уметь перекреститься. Для другого важно глубоко понимать и чувствовать веру. Подлинные религиозные переживания состоят в том, что человек чувствует свою связь с бОльшим, с тем, что превосходит его самого или его представления о мире, у него происходит открытие Бога, трансцендентной реальности. Когда человек с этим сталкивается, это меняет его ощущение себя и мира. На эту тему есть великолепная книга Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта», изданная еще в 1910 году. Переживание трансцендентного или, говоря юнгианским языком, «нуминозного», является ядром религиозного переживания, и оно трансформирует человека и меняет его жизнь в целом. Необходимо, чтобы человек постоянно выходил за пределы повседневного, обыденного, находил над-мирную, сверх-личную реальность.
– Но ведь бывает так, что у человека вообще нет веры, как нет музыкального слуха, голоса – он таким родился. Он даже может осознавать, что ему чего–то не хватает, что он в чем-то ущербен, что-то не воспринимает. Он пытается войти в Церковь и вести себя «как положено», в надежде на то, что вдруг откроется?! И чем в таком случае человеку можно помочь, если он молится, чтобы Бог ему дал веру, а этого не происходит… Хотя, конечно, я не верю, что ничего не происходит.
– В том-то и дело. Что-то должно происходить. Религиозные процессы происходят в психике человека. Психотерапевт часто в своей практике сталкивается с таким заболеванием или акцентуацией характера как алекситимия. Когда человек не может словами выразить свои чувства или чувства не развиты. Такое бывает, когда ребенок в детстве был подавлен, с ним не общались, в семье было не принято выражать чувства. И чтобы с клиентом работать, нужно развивать его чувства, чтобы он мог понимать себя, воспринимать свой внутренний мир, мог отреагировать психологические травмы и изменить соответствующие психические структуры, которые сложились под воздействием этих травм. То, о чем вы спрашиваете – это алекситимия, нечувствие Бога. Но не надо думать, что это трагедия «Бог меня не слышит»! Это ты не слышишь Бога, потому что у тебя не работает психологическая функция, которая называется «чувства», а ее можно развить. Бога мы слышим в своей душе. Наша душа – тончайший инструмент, на котором надо уметь играть. Бывает так, что в человеке чего-то нет от природы, он не научился чему-то в семье или произошла травма, которая выжгла душу, но это можно корректировать. Если человек ничего не чувствует и не воспринимает в Церкви, то, может быть, надо развить чувствование мира вообще?
– Получается, что рождение веры – не чудо, а результат, следствие внутренней работы? Только нужно научить, «как» это сделать?
– Не научить, не объяснить, а вместе с человеком сделать. Представьте, человек, который мало что способен чувствовать, пришел в Церковь, что он может воспринять? Поют, дымом пахнет. Тонкостей, душевных переживаний он не воспринимает, потому что их в нем вообще нет. У психологов есть методики по развитию чувств, это практические занятия, в ходе которых человек компенсирует то, что не получил в детстве. То же самое можно делать и в Церкви. Чтобы человек воспринимал Бога, чувствовал Бога, нужно развить сферу его чувств. Нужна психологическая коррекция. Но в Церкви этого никто не делает, потому что сами священнослужители не знают и не умеют это делать. И, как правило, поступают как проще: говорят – ты греховен, и Бог тебе поэтому не открывается, иди кайся, читай молитвы и каноны, причащайся, и тебе откроется. А ничего не открывается. Должна быть проделана работа по развитию чувств. Причастием это не открывается, не делается.
– По каким причинам, на Ваш взгляд, чаще всего люди приходят креститься?
– По очень разным. Например, потому, что так принято, такая традиция. Чтобы дети не болели, есть и такая мотивация. А может быть произвольная, фантазийная история: меня бросил мужчина, пойду покрещусь, чтобы он вернулся.
– Священник в таком случае должен отказать в крещении?
– Да, должна быть вера в Бога, в Иисуса Христа, человек должен исповедовать Символ веры. Но священник находится в финансовой системе координат. Когда я в таких случаях не хотел крестить, то я получал неприятности от начальства, так как поступал неправильно – надо же «заботиться» о матери-Церкви и увеличивать доход.
– А это вообще нормально, что за крещение деньги берут?
– В нашей Церкви нормально.
– Слышал бы это апостол Павел. Большинство моих знакомых, да и я сама, приняли Крещение в сознательном возрасте потому, что пережили духовный кризис, из которого родилась вера, «уверенность в невидимом».
– Да, многие принимают Крещение, пережив подобное трансцендентное состояние. Но что очень важно – не Церковь создала это состояние у неофита! Церковь предоставляет некую услугу, ритуал, обряд, который оформляет переход, соединяющий человека с трансцендентным. И это хорошо. Дальше Церковь должна была бы поддерживать в человеке это горение, сосуществование совместно с Божественным, со Христом, чтобы связь со Спасителем постоянно переживалась и в таком аспекте трансформировала жизнь человека в лучшую сторону. Но этого не происходит. Я этого не видел. Этого мало настолько, что я этого в Церкви не заметил.
– Что вы называете "трансформирующим изменением"?
– Когда меняется система ценностей, когда духовные переживания, которые выходят за пределы повседневности и связаны с Богом, становятся приоритетнее, чем все остальное. Например, человек живет социальными ценностями, для него важен статус. А желанный статус не всегда возможно достичь, его можно потерять, от этого инфаркт случается или потеря интереса к жизни. Но если у тебя есть духовное начало, если ты с Богом в постоянном контакте, в общении, в радости, то потеря статуса не может тебя разрушить, ты живешь по-другому. И это заметно – у тебя светится лицо, глаза, внутри улыбка и ты благополучен.
– И совершенно асоциален? Ведь социум тебя больше не интересует.
– Нет, это не отрицание социума. Человек может быть вполне социален, он полноценно живет в обществе, но его ценности находятся вне общества. Если человек гармоничен за счет своей духовной компоненты, он гармоничен везде – и в социуме, и с близкими. Это динамическая характеристика, ее надо поддерживать, над этим надо постоянно работать.
– А что происходит с базовыми инстинктами, которые присущи каждому человеку – сексуальным влечением, голодом, агрессией? Если человек находится в гармоничных отношениях с Богом, как они в нем трансформируются?
– Они тоже гармонизируются. Они находят свое естественное, хорошее и правильное выражение. Например, сексуальный инстинкт. Он нормален, он нужен для гармоничного существования. Но культура транслирует, что важно возбуждать и проявлять сексуальные чувства, что сексуальные достижения престижны. И человек, существуя в плотском или социальном измерении, начинает на этом инстинкте фиксироваться, его жизненная энергия уходит в этот центр, можно сказать, что им овладела страсть. Тогда возникают конфликты – не все женщины хотят спать с этим мужчиной, или он сам не может овладеть всеми женщинами. И человек становится несчастным, потому что переоценил значение этого инстинкта. Весь жизненный поток был направлен в одну сторону. Духовная референция, обращение к Богу делает правильную преоценку. И тогда возможна гармонизация человека.
– А что делать с негативными чувствами гнева, агрессии, ярости, которые могут возникать по вполне оправданным поводам? Они допустимы?
– Они естественны. Наша психика нужна для отражения внешней реальности. И если возникает что-то угрожающее, психика должна адекватно реагировать. Осуждать себя за то, что возникло подобное чувство, нельзя. Иначе возникнет комплекс вины. Проблема в том, чтобы научиться правильно, в социально приемлемых формах, на эту агрессию реагировать. Нужно уметь разговаривать, проявлять свой гнев в отношениях с близкими, в социуме. Гнев нужно выражать. Если его подавить, он будет существовать внутри в виде комплекса и начнет разрушать изнутри. А если будет много разрушительной негативной энергии, то сформируется автономный комплекс, который воле и сознанию уже не подчиняется и не контролируется. И тогда этот комплекс захватывает человека. Явление бесноватости с этим связано. Человек не владеет собой и подвластен автономному комплексу, который стал слишком мощным. Может быть, потому, что человек слишком долго подавлял свой гнев?
– В психотерапии, насколько я понимаю, важно позволить человеку разрядить и нейтрализовать негативные эмоции.
– И найти источник гнева. Гнев может, например, генерироваться детской обидой. И если не проработать эту тему, то человек, попадая в аналогичную ситуацию, будет ощущать свою беспомощность и станет реагировать на беспомощность агрессией. В терапии работают с ядром проблемы, нужно найти причину. Гнев - это нормальная реакция психики на агрессию. Но в Церкви тебя наказывают или осуждают за проявление гнева, не выясняя причин. И это может еще более ухудшить положение человека и разрушить его.
– Церковь благословляет воинов, тех, кто не просто проявляет агрессию, тех, кто убивает. Почему же в индивидуальной практике это осуждается?
– Это следствие двусмысленного положения Церкви, которая пытается быть и с Богом, и с государством. Церковь обслуживает государство. Если ты в военной форме, можно мучить, пытать и расстрелять, потому что ты на службе, ты слуга царя или государства и так полагается.
- В телевизионной программе «Картина маслом», где шла речь о роли Церкви в войне, ведущий поставил вопрос: «Всегда ли во время войны с внешним врагом Церковь должна быть вместе со своим государством, каким бы это государство не было»? Все участники программы (историки и священники) ответили на этот вопрос утвердительно. И только протоиерей Георгий Митрофанов сказал, что Церковь во все времена должна быть со Христом и свои отношения с государством должна строить, исходя из того, насколько это государство Христа приемлет, и она должна обличить безбожное государство даже в условиях войны. Если этого не происходит, то Церковь становится неспособной повлиять на ход событий в стране, в которой она пребывает. Вы согласны с такой точкой зрения?
- Нет, не согласен. Как мы уже говорили, у каждого человека свое «подлинное» христианство, которое определяется очень многими индивидуальными причинами. Что такое «Христос государства» как религиозное понятие - вообще представить трудно. Каждое государство будет «делать» своего, полезного только ему, Христа и этим пользоваться в своих государственных целях. А цели государства известны – прежде всего, защита интересов правящей элиты. Если Церковь является частью государственной машины, то и Христос такой Церкви будет частью государственной машины. И такой «Христос» будет говорить верующим то, что выгодно государству. К сожалению, такова «судьба» Христа, принадлежащего любой государственной Церкви.
Церковь всегда была коммерческой организацией, которая паразитировала на религиозном чувстве и пользовалась преференциями, которые ей государство предоставляло. Есть хроника – папа Римский благословляет итальянских фашистов на войну. Наверное, издана энциклика, где в этом раскаиваются. Но это уже задним числом. А когда приходят и говорят «иди благословляй», что делать? И архиепископ освещает ракетоносец с ядерным оружием. Или епископ Симон освятил подводную лодку «Курск», а она затонула. Как это объяснить? Лучше в такие дела Церкви вообще не вмешиваться.
– Если не вмешиваться – значит, снимать с себя ответственность за происходящее? Я хочу спросить об ответственности. Почему, на Ваш взгляд, русский народ, провозглашавший себя христианами, позволил практически полностью уничтожить крупнейшую поместную церковь, находившуюся на территории православной империи? Можно ли утверждать, что большинству наших предков стала не нужна церковная жизнь?
– Православная Церковь, начиная с XVII-XVIII века, была в жизни русского общества и для русского народа самым привычно-угнетающим началом. Церковь была в альянсе с государством и поддерживала самодержавие. В России Церковь обслуживала власть почти всегда, а для этого нужно было власти соответствовать: так же одеваться, иметь такие же манеры, атрибуты, играть по тем же правилам. Традиция власти в России – полное унижение, растаптывание человека и превращение его в безгласную тварь. Церковь пригибала человека и принуждала совершать действия, подтверждающие лояльность по отношению к государству. Вспомните факты – государственным служащим не выплачивалась зарплата, если они не говели (не постились). Это вызывало отвращение. И когда пришли большевики, сказавшие «а давайте от всего этого избавимся» им ответили «да», потому что недоело! Если долго сжимать пружину – она разожмется.
Церковь перестала выполнять свое предназначение – соединять человека с Богом. Есть факты – декрет о веротерпимости 1905 года, доклады полковых священников в Синод: после того, как в армии отменили обязательную исповедь и причастие, число прихожан сократилось до пяти процентов. А было сто. Давайте возьмем эту цифру – пять процентов. Это люди, для которых Церковь была дорога, которым церковная жизнь была нужна. Остальным это было не нужно. На глубинном, психологическом уровне Церковь была не нужна и даже неприятна русскому человеку. Так сложилось. Это реальность, которую нужно признать.
Если смотреть обобщенно, а не с точки зрения отдельных эпизодов, то все закономерно – общество позволяет делать с собой то, что хочет, к чему оно готово. Если произошло уничтожение Церкви, значит, с точки зрения философии общества, общество этого хотело. Также как и террор – общество позволило сделать то, что хотело, в чем была внутренняя потребность.
– Мне это трудно понять. Что значит такая "внутренняя потребность"?
– С этим явлением часто встречаешься в индивидуальном консультировании: человек сам себя делает несчастным и сам себя уничтожает. Так «работает» психика травмированного человека - он движется в направлении разрушения себя и близких, при этом страдая и мучаясь. То же самое происходит и с обществом. Есть Церковь, объективная сила в обществе, которая угнетает, от нее хотели избавиться, получить свободу. Объект уничтожен. Ничего не угнетает общество. Но потребность в угнетении осталась! Невротическая потребность, система ценностей, которая сложилась как национальная культура, привычка быть угнетаемым осталась!
– Национальная культура рабов, которые привыкли к угнетению?
– Да. Она сложилась и генетически передается. Церкви не стало – возник ГУЛАГ, НКВД, другие структуры, которые будут выполнять прежнюю угнетающую функцию. Если потребность быть униженным и подавляемым заложена в основу психики, если человек не желает быть свободным, конечно, ему лучше признать власть Церкви, иначе ему будет еще хуже уже от НКВД. Наш человек в результате многовекового «воспитания» государственной Церковью привык быть униженным и запуганным. Можно сказать, что это состояние стало невротической потребностью нашего общества. Меняются только внешние формы унижения. Посмотрите на сегодняшнюю чудовищную социальную несправедливость, власть денег, произвол чиновников. Разве это не унижает, не растаптывает человека? Но мы довольны – «слава Богу за все!» Так и должно быть, так мы приучены нашей «духовной традицией».
– Я довольно часто встречала рассуждения на тему «вся власть от Бога» и мне кажется, что в России власть воспринимается как некое сакральное начало.
– Иисус повелел смоковнице засохнуть, и она засохла. Это проявление сакральной власти. А в чем сакральность власти чиновников или иерархов? В том, что они имеют бизнес и управляют государством или Церковью?
– Но Церковь построена по иерархическому закону. То, что вы говорите, разрушает имперскую модель взаимоотношений светской и духовной власти, которая вырабатывалась тысячелетиями. Эта модель поддерживала порядок.
– Византия рухнула с этой моделью, и Третий Рим рухнул. И те, кто обслуживал эту власть, были жестоко репрессированы. Эта модель оказалась неэффективной. Это средневековое понимание власти, приписывание власти сакральных качеств. Понимание власти в России не меняется.
Представьте европейский средневековый город. Эпидемия чумы, голод, болезни. И шикарный выезд герцога, владельца земель, в сопровождении слуг в парчовых кафтанах, собак. Народ смотрит с восторгом и падает в грязь. Почему у народа такой восторг? Такое понимание власти: она трансцендентна, прекрасна, она от Бога! И народ думает, что эта шикарная власть спасет от нищеты и горя, болезни и смерти. Отсюда – унижение себя.
К священнику относятся также. Происходит средневековый перенос на личность священника неких сакральных качеств – мудрости, понимания жизни, духовного опыта. А этого может не быть вообще! Это системная ошибка! Власть не спасает, средневековое сознание неэффективно, такая модель больше не нужна, она не работает. В Европе от этой неэффективной модели отказались. Европа прошла через реформацию. И Церкви, для того, чтобы остаться в обществе, нужно было себя реформировать, она должна была себя ограничить. Атрибуты примитивной и циничной власти должны были исчезнуть.
В результате реформации, революций в Европе светская власть тоже изменилась. В Стокгольме или в Голландии можно увидеть, например, как член парламента, член правительства едет на велосипеде. И невозможно представить, что в Лондоне премьер-министр едет с большой помпой и с мигалками! Там другая модель власти, чем в России.
– Как среди церковных иерархов анализируется тема ответственности Церкви за то, что воспитывавшийся ею народ оказался столь поверхностно православным, что стал соучаствовать в гонениях на собственную Церковь?
– А никак. Не думают об этом. В Германии до сих пор анализируют и пишут диссертации, исследования, книги о том, почему они, немцы, стали фашистами. И над этой загадкой думают и профессора, и простые люди, для них это драматичная, больная тема. Как мы могли? Это их живо интересует, это их жизнь, они чувствуют эту связь и живут своей историей. В России не дискутируют. Церковные люди не хотят об этом думать. Чтобы понять коллективную психологию того времени или индивидуальную психологию нужно какое-то образование. Знать историю и задумываться над нею является частью культуры. А с культурой у нас плохо. В нынешнем обществе никто не задает вопрос – почему мы, русские, вдруг стали большевиками и совершили такие чудовищные преступления? Ответ примитивный – лукавый попутал. В Церкви есть две компоненты – божественная и бесовская, которыми объясняют все многообразие мира. А сейчас мы золотим купола, делаем в церквях мраморные полы с подогревом и надеемся, что лукавый нас больше не посетит, такого больше не случится.
– Задавать такие вопросы опасно, они разрушают привычную картину мира.
– Да, это очень удобно, думать, что есть хорошая Церковь, она за нас молится, отмаливает наши грехи и все будет хорошо. Это примитивная, наивная и глупая картина мира, но она очень удобная. И вдруг эту картину разрушают. Даже неверующие люди мне говорили «как вы можете так думать, вы же священник?» Конечно, это вызывает взрыв агрессии. Как же так! Вы заставляете меня думать и честно жить!
– И делать выбор: кто ты и с кем, с теми, кто разрушал, с теми, кто не защитил?
– Сейчас другие ценности, сейчас имеют значение деньги и социально статусные вещи. В этом отношении Церковь тоже поддерживает свой народ, она созвучна его настроениям. Она не ведет паству к Богу, она вместе с народом идет туда, куда идет народ. А народ идет за рублем. И Церковь с божественными хоругвями, иконами, крестным ходом идет вослед народу, который идет за рублем!
Беседовала Юлия Тимофеева
