Разговор с «немногодетной» мамой

У Ирины Черняк — восемь детей (трое кровных, пятеро приемных), но из этого не следует, что она официально — многодетная мама. Ее старшему кровному сыну Михаилу уже двадцать три, второму Ярославу — двадцать, третьему Богдану — семнадцать.

Следующая по старшинству в семье приемная Надя, ей 15 лет, а еще Лёля, которой в июле исполнилось десять, Максим, Юля и пятилетняя Леночка. Однако приемная семья, сколько бы приемных детей в ней ни было, по закону не считается многодетной. Но, несмотря на формальности, Ирина говорит про себя: «Я — мама! Этим все сказано. И я рада, что у меня есть это звание, а образ и стиль жизни моей семьи — многодетность». Как в обычной семье оказалось пятеро приемных детей? Как складываются отношения между родными и приемными детьми? Какие трудности возникают у приемных родителей, и как они с ними справляются — в интервью Оксаны Головко.

Выведи меня за забор

Ирина с мужем никогда не собирались становиться приемными родителями. Жили, работали, воспитывали троих сыновей. Но однажды, как часто это бывает, жизнь внезапно изменилась. Ирина за компанию со знакомой (сотрудницей отдела опеки и попечительства) поехала в детский дом.

­— Помню, как в коридоре ко мне подошла девочка и спросила: «Ты моя мама?», — вспоминает Ирина. — Ей было шесть лет и она прекрасно знала, что это не так. Когда я ответила «нет», она взяла меня за руку и прошептала: «А ты могла бы вывести меня за забор? Я только постою десять минуточек и пойду назад». Ну какая реакция может быть у многодетной мамы?.. Мы стали брать девочку на выходные. Потом случилось то, что должно было случиться. После выходных отдавали ребенка назад, она, конечно же, плакала. Нескольких истерик хватило, чтобы муж сказал: «Ну всё, хватит издеваться над ребенком. Надо забирать ее домой насовсем. Узнай, что для этого нужно».

Так в семье Черняк появилась Надя. Тогда, в самом начале, было всё: и непростой период адаптации, как для девочки, так и для ее новой семьи, и периоды отчаяния, когда Ирине казалось, что она не сможет «привыкнуть к чужому ребенку». И лишь шесть лет спустя, когда Наде исполнилось двенадцать, Ирина записала в дневнике: «От других я часто слышала о том, как им легко. А на самом деле было очень тяжело. И мысли всякие приходили. Все легко и радужно только теперь. Теперь я могу сказать — это мой ребенок. Наконец, мы научились ее любить, а она нас. Наконец она нам поверила».

Когда Надя пришла в семью, младшему Ирининому сыну было восемь. Не обошлось без ревности, ведь мальчику приходилось делиться не только игрушками, но и вниманием родителей. А маме и папе приходилось проявлять чудеса дипломатии: если Наде что-то покупалась, Богдану обязательно доставалась такая же вещь. Однажды в магазине он расплакался: «Мама, ты Надю больше любишь, ты ей купила платье, а мне — нет». Ирина вернулась в отдел детской одежды, и мальчик сам выбрал себе два платья. Дома, естественно, положил их в шкаф, в котором они пролежали больше полугода. Однажды, видимо уже окончательно успокоившись и внутренне приняв ситуацию, Богдан подошел к маме со словами: «Отдай платья Наде, они мне уже не нужны».

Наплевать мне, кто меня родил!

Второй приемный ребенок появился так же неожиданно. Однажды, читая материалы интернет-конференции, Ирина с мужем наткнулись на статью о двухлетней девочке, которую взяла приемная семья, но вскоре от нее отказалась. После продолжительных разговоров, размышлений супруги Черняк решили, что у них есть силы воспитать еще одного ребенка. Так появилась Юленька. Этой осенью она пошла в школу. У Юли обнаружились серьезные проблемы со зрением, и несмотря на то, что их не удалось решить до конца, девочка стараниями новых родителей стала видеть значительно лучше.

Однажды Юля заявила Ирине, пришедшей за ней в детский сад: «Мы с Олей подрались». Ирина собралась было отчитать девочку, ведь «приличные девочки не дерутся», но Юля продолжила: «Она мне сказала: у тебя мама ненастоящая! А я ей говорю: как это — ненастоящая, если она лучше и настоящее, чем твоя? А она говорит — она тебя не родила, поэтому и не настоящая! А я ей — у меня мама самая лучшая, и наплевать мне, кто меня родил!» И для большей наглядности своего спора с подругой плюнула на пол.

— Помню, как я замерла, прижав Юльку к себе. Боялась сказать хоть слово, чтобы не дрогнул голос и не покатились непрошеные слезы — то ли счастья, то ли — боли… — вспоминает Ирина. — А Юлька, не успокаиваясь, и показывая язык Оле (которая осталась в группе), продолжала: «У меня самая настоящая, а у тебя нет! Моя уже пришла, а твоя нет! И вообще, ты, Олька — дура!»

В тот день я своего ребенка не наказала и даже не одернула.

В другой раз, услышав, как одна мама в детском саду сообщила, что скоро купит сестренку своей дочке, Юля авторитетно произнесла: «Не купите, а сами выродите. А если не сможете, то готового ребенка можно в детском доме взять».

— Вскоре мы поняли, что Юлечке нужна сестренка, — говорит Ирина. — Она была значительно младше остальных и потому ленилась ходить ногами по квартире, ее все таскали на руках, баловали... Тогда мы собрали новый пакет документов и стали подыскивать, кого бы нам взять. Узнали, что в одном из подмосковных домов ребенка умирает девочка. Нет, о ней хорошо заботились в детском доме. Казалось, девочка просто не хочет жить: у нее тоже была отмена усыновления. После того как ее вернули из семьи, она десять месяцев провела в больнице. Когда мы забирали малышку домой, в свои почти два года была ростом 80 сантиметров и весила 6 кг 850 г.

Все отговаривали Черняк от нового шага, граничащего с безрассудностью. В опеке говорили: «Зачем вам этот проблемный ребенок, мы вам подберем самого–самого красивого, самого лучшего». Но многодетные родители решили, что если они не возьмут девочку, она просто погибнет. Дома выяснилось, что Леночка — слабослышащая: она слышала, но плохо. Ей пришлось перенести четыре операции, шунтирование и теперь она слышит, начинает говорить. Ирина считает это победой: «Поражение центральной нервной системы позволяет нам погранично ставить ДЦП. Но мы постараемся избежать этого. Ребенок прыгает, умеет стоять на одной ножке. Благодаря лечебной физкультуре, массажу, пальчики, которые плохо сгибаются, выпрямляются. Леночка уже умеет сжимать кулачки. Она ходит в самый обычный детский сад и ей там очень нравится. А еще наша Леночка хорошо поет».

Без шансов

Следующий приемный ребенок вновь появился «случайно». Подруга Ирины, у которой тоже приемная семья, взяла маленького «восточного» мальчика. Тогда же семья Черняк узнала о еще одной восьмилетней «восточной красавице» с тяжелым диагнозом — опухолью мозга. У девочки с таким диагнозом шансов попасть в семью практически не было. Но супруги Черняк опять решили, что справятся и смогут воспитать и Лёлю.

— Врачи сказали, что она может прожить до восьмидесяти лет, а может умереть завтра, — говорит Ирина. — Главное для нас было, что ребенок будет жить в семье, у нее будет детство, она будет ходить в школу.

За год жизни в семье Лёля ни разу не попала в больницу, стала хорошо говорить, петь и танцевать. И вообще живет, как любая другая девочка ее возраста: играет, ходит в школу.

Еще полгода спустя после появления в семье Лёли теперь уже служба опеки предложила семье Черняк взять на время шестилетнего мальчика. Почти год он жил в приюте, с тех пор, как его мама (сама выпускница детского дома) тяжело заболела и перенесла операцию на сердце.

— Опять мы с мужем и со старшими детьми долго говорили, расценивали свои силы, — вспоминает Ирина. — Взяли Максима. Несколько месяцев спустя его мама неожиданно умерла. Теперь Максимка наш мальчик. А тогда у него за плечами был негативный опыт проживания в прежней семье. Ведь его маму не научили любить и она не научилась любить своего ребенка. Первое время Максим смотрел на окружающих настороженно: ударят его или погладят. Он не привык к улыбкам, ласке, пониманию. Но постепенно мальчик оттаял и открылся.

Отказаться от инвалидности

­— Если мы решили принять ребенка в семью, мы возьмем того, который больше всего нуждается в нас, — говорит Ирина. — Наверное, теперь я могу сказать, что мы достаточно сильная семья. Да и не только мы. Дети, у которых есть какие-то проблемы со здоровьем, безусловно, требуют повышенного внимания. Но я уверена, что если есть шанс «вытащить» ребенка с инвалидности, сделать его более приспособленным к жизни, мы с мужем должны сделать это. Наша задача как мамы и папы — прикладывать максимум усилий ради здоровья детей, ради их образования. Ведь они не больные, они особенные дети. У Лёли опухоль неоперабельна. И что? Для нас это значит, что мы должны научиться с этим жить.

Семья Черняк не делает тайны из того, что пятеро их детей приемные. Да и по большому счету сегодня люди относятся к этому адекватно, хотя, безусловно, поначалу среди соседей ходили сплетни. Довольно скоро люди успокоились, и всех детей называют одной фамилией — Черняк.

Леночка ходит в детский сад, где есть еще четверо ребятишек из приемных семей. В этом саду действует программа адаптации, с приемными детьми здесь занимаются логопеды, психологи, социальные педагоги.

Дети — мужское решение

­— Трудно давать какие-то советы: каждая семья воспитывает по-своему, главное, чтобы отношения строились на доверии, на взаимодействии и любви. Конечно, период адаптации проходит непросто и не только для ребенка, но и для родителей, а также для всех остальных членов семьи. Ведь, когда в семью приходит новый человек, идет ломка всей семьи до тех пор, пока новый член семьи не займет свою нишу. Каждый ребенок вносит что-то свое.

Когда старшего сына Ирины Ярослава спросили: «А как ты принимал появление новых детей?» — он, удивившись вопросу, ответил: «Если бы мама с папой захотели еще родить малыша, неужели я бы не принял его? А тут появляется ребенок чуть постарше. Какая разница? У нас есть дети, которые родились из живота и дети, которые родились из сердца».

­— Мы — семья, мы живем все вместе, — говорит Ирина. — Я знаю точно, что если мне нужно куда-то уйти, вместо меня с младшими останутся старшие дети, что мой муж меня всегда поддержит. Мы вместе уже 25 лет, я вышла замуж молодой девятнадцатилетней девчонкой, и всё, что мы наработали за эти годы в нашей семье, то имеем и получаем сегодня. Мы вовсе не какие-то особенные, мы не спасаем кого-то, мы просто живем.

Ирина и ее муж Александр — две половинки целого. Они разные. Ирина — заводная и общительная. Муж Саша — спокойный и рассудительный. За свою совместную жизнь они никогда не отдыхали по отдельности, всегда и только всей семьей. Сначала вдвоем, потом втроем, вчетвером, впятером. Да и сейчас, пусть это материально и организационно не легко, отдыхают все вместе: ходят в походы, ездят на рыбалку, устраивают велопробеги, объединяясь с другими приемными семьями. Черняки считают походы исключительным отдыхом для семьи, куда берется всё — и палатки, и газовая плитка, и две собаки.

В большой квартире Черняков живут еще Лысая кошка и кролик. Мужская часть семейства любит возиться в голубятне, расположившейся около обычной столичной многоэтажки. Словом, весело и нескучно.

Однако, когда речь заходит о проблемах усыновления, Ирина тут же становится сверх серьезной.

— Тем, кто собирается взять ребенка в семью, я бы сказала так: нельзя принимать решение на эмоциях. В этом вопросе должна быть здравая, холодная голова, учет своих сил, ситуации в семье... А ради льгот, ради выплачиваемых государством денег ребенка не возьмешь. Нужно отдавать себе отчет, что родителям придется терпеть выходки детей, их болезни, терпеть даже их запах, новый и незнакомый. Не каждый к этому привыкает. У меня два ребенка, и оба с вторичными отказами. Я не хочу обсуждать ни тему их возврата, ни вернувших их людей. Но детки пришли в тяжелом состоянии, они не сразу открылись и не сразу поверили нам.

И, конечно же, в семье все зависит от поддержки мужчины. Важно, чтобы решение взять ребенка в семью принимал мужчина, отец. Ведь он, решаясь на такой шаг, возлагает на себя огромную ответственность: и за жену, и за детей, и за все, что будет дальше происходить внутри семьи. И если я, как жена, чувствую плечо, на которое я могу всегда опереться, его поддержку во всем, включая воспитание детей, то я спокойна за их будущее.

Полюбить ребенка сразу не получится, поэтому дайте себе время, не пугайтесь собственных чувств. Помню, когда у нас появилась маленькая Юлечка, я многое делала чисто механически: помыть, накормить, поиграть. Сначала любви не было, было лишь чувство долга. Любовь пришла потом, и настолько сумасшедшая любовь, что сейчас мы часто забываем, что не сами родили Юлю.

У Леночки было нарушено пищеварение, поэтому вначале возникали проблемы со стулом, с усвоением пищи, с запахом. Это нужно было пройти. Но согласитесь, что когда мы рожаем детей, то принимаем их по-разному: один проснулся, покушал, спит, а другой кричит ночи напролет. У каждого человечка свой характер. Иногда ребенок может вести себя так, что хочется запереться в ванну, биться головой о стену и выть от негодования. Тогда заходишь в ванну, включаешь воду и думаешь: о, Господи! Зачем же я это сделала? Кому это было нужно? Через некоторое время выходишь с улыбкой к ребенку и продолжаешь делать то, что должен.

Проблем много — от банальных и очевидных до самых неожиданных, о которых никогда не задумаешься. Я не знаю почему, но каждый ребенок из детского дома боится воды. У них панический страх душа, ванны, они боятся туда заходить. Конечно, со временем это проходит, иногда помогают уговоры и сказки... Первое время после детдома дети не могут наесться. Ребенок любит бананы и ему хочется их съесть все и сейчас. Не нужно бояться этого, пусть съест, чтобы увидеть, что бананы опять появились на столе, их просто купили в магазине. Пока не пройдет страх, что еда исчезнет, предпринимать что-либо бесполезно...

Вообще не только мы отдаем детям — они отдают нам свою любовь. Когда видишь эти счастливые глаза, откуда-то появляются силы. А слово «мама», которое слышишь от них... Наша Юля упивается этим словом, может произносить его бесконечно: «мама, мамочка, мамуля», проговаривает, поет его и это доставляет ей удовольствие!

Нет приемных. Есть семья

Ирина убеждена, что нельзя делить детей на своих и приемных, все они — одна семья. Если мама уверена, что приемный ребенок родной, эта уверенность передается всем и ему самому.

Вообще процесс воспитания любой семьи, а уж тем более такой большой, полностью сосредоточен на маме. У нее учатся дети, передают вновь прибывшим правила, полученные в семье. Постепенно негатив, который приносят с собою «новенькие», уходит. Надя, например, была категорически против того, чтобы в семье появилась Юля. Однажды она даже сказала: «Когда же вы ее обратно отдадите?!» Ирина собралась вмешаться, но оказалось, что дети справляются с ситуацией без нее. Богдан объяснил, что в детский дом Юлю никто отдавать не собирается. А самый старший, Ярослав, предложил Наде: «Может, ты сама туда вернешься?» И когда Надя пришла в возмущение от подобного предложения: «...в детском доме же плохо!» — мальчики ей ответили: «А ты вот хочешь маленького ребенка туда отправить». Надо было видеть реакцию Нади: «…Юлька, я тебя так люблю!»

У Ирины с мужем много родни, а значит, и у детей появляются не только мама с папой, братья, сестры, но еще и бабушки, дедушки, тети, дяди, двоюродные братья и сестры, словом, любящее окружение. Именно вместе со всеми этими людьми ребенок начинает ощущать себя важной частью огромного целого — частью большой семьи. Наверное, потому каждый из детей Ирины и Александра произносит «я — Черняк» с гордостью.

Во время беседы я то и дело прошу Ирину рассказать о трудностях, с которыми сталкиваются приемные родители, но Ирина уходит от ответа: «Мы же обычные родители, воспитывающие своих детей». И из ее слов я понимаю, что главные трудности связаны даже не с адаптацией детей.

— Вместе с ребенком приходят его проблемы: с гражданством, с медицинским полисом, с пропиской. Получается, что, взяв к себе приемного ребенка, ты выходишь на тропу войны. Мы воюем за наших детей: в собесе, в пенсионном фонде, в паспортном столе, где прописать ребенка в нашу квартиру — целая проблема. У детей статус «приемных», и чиновники никогда не забывают напомнить нам об этом: вы воспитываете государственных детей, мы лучше знаем, в какой детский сад им ходить, к какому врачу вам следует его отвести и что с ним должны там делать. С чиновниками тяжело. При этом некоторые из них напрочь забывают, что мы — семья, что вваливаться в наш «дом», наш «быт» со своими грязными сапогами недопустимо. И тем не менее, «они» приходят и ласково подозвав к себе ребенка могут спросить: «Юлечка, а как ты тетю Иру называешь?». Что может ответить ребенок, который воспитывается в семье с двух лет? Помню, как Юля удивленно ответила: «Какую Иру? Маму что ли?»

Вы знаете, я считаю, что мы с мужем и наши друзья — сильные приемные семьи, мы готовы бороться за своих детей, а главное, мы понимаем, что не имеем права быть слабыми.

Рустама (приемного ребенка друзей) и Лену взяли в детский сад. И вот однажды, в разговоре с родителями ребенка из нашей группы, одна воспитательница в моем присутствии говорит, что группа у нас замечательная и все бы хорошо, если бы не два ребенка из детского дома, которые портят все показатели. Я — член Попечительского совета детского сада. После этого разговора воспитательница проработала в саду один день и была уволена. Такой человек не может заниматься с детьми. Но это исключение. В основном, и в саду и в школе мы встречаем все-таки вменяемых и очень чутких, неравнодушных людей.

Мы вкладываем в ребенка столько, сколько можем, сколько считаем нужным, сколько ребенок может взять. Когда наша неходячая Леночка пошла, когда она услышала меня, когда сказала мне «мама»... Какими отчетами можно измерить то чувство, которое я испытала?!

Дети дают радость жизни. Они заряжают оптимизмом. С одним ребенком мама еще может изнурять себя тоской и всякими глупостями — не так попил, не так поел, не так шарф завязал… Многодетной маме не до ерунды, только успевай поворачивайся, мамочка.

И любви каждому ребенку достаточно. На руке пять пальцев. Уколи средний — больно. Уколи большой — тоже больно. А какой из своих пальцев вы любите больше?

Кого из своих детей мама любит больше? Или боль какого-то ребенка для мамы безразлична?

Все хотят стабильности, сытой жизни. Сетуют на времена. Не рожают детей. А какие сейчас времена? Но дети рождались всегда — и во времена царя Ирода, и во время Октябрьской революции, и во время войн, и во время засухи и мора. Всегда.

Сам смысл жизни заключен в детях, в смене поколений. И совсем не важно, что не всегда члены одной семьи рождаются под одной крышей!

Фото Владимира ЕШТОКИНА

Автор: ГОЛОВКО Оксана