Взрывы в московском метро прогремели утром буднего дня. 40 убитых, десятки раненых, сотни очевидцев, перед глазами которых на всю жизнь запечатлелась страшная картина теракта.

Всякое преступление делит людей на тех, кто надеется, что с ним ничего подобного никогда не случится, и тех, с кем это уже произошло. Последние пополнят огромный и нескончаемый список жертв преступлений, то есть тех, чья жизнь распалась на «до» и «после».

О том, как живут люди, пострадавшие от преступлений, и чем можно им помочь, рассказывает Ольга Николаевна Костина, член Общественной палаты РФ, руководитель правозащитного движения «Сопротивление» по защите жертв преступлений, в недалеком прошлом сама пережившая покушение.

Ольга Николаевна Костина

Родилась в Москве в 1970 году. Окончила факультет журналистики МГУ. Работала в журнале «Студенческий меридиан», в газетах «Комсомольская правда», «Правда», «Учительская газета» и др. С 1992 года - PR-менеджер Российского союза инвесторов, затем - промышленного объединения «Менатеп»; работала советником руководителя аналитического управления компании ЮКОС. С 1998 года - советник мэра Москвы. В этом же году на Костину было совершено покушение, позже она свидетельствовала в суде против бывшего руководителя службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина. С 2005 года Ольга - лидер правозащитного движения «Сопротивление», активно занимается общественной деятельностью. С января 2010 года - член совета Общественной палаты РФ. Замужем, растит дочь.

Свечка за здоровье врага

Накануне покушения на меня мы с мамой ездили на кладбище и зашли в часовню. Я стояла там в состоянии сильного стресса от происходивших в моей жизни событий, думала о своем. Священник, наверное, заметил это, потому подошел ко мне и спросил, что случилось. Я рассказала, что один человек мне угрожает. Батюшка, к моему изумлению, сказал тогда, чтобы я поставила свечку за здоровье этого человека. И добавил: «Глядишь, это его остановит...»

Через несколько дней мне под дверь подложили взрывчатку. Следователи рассказали потом, что ребята, которые на нас «ходили», бывалые — убили уже человек десять-двенадцать. Но по каким-то неясным причинам они не стали подкарауливать меня с пистолетом, как обычно делали, а решили подложить бомбу в 400 граммов тротила. Из них взорвалось, к счастью для нас, только 200. Я до сих пор убеждена, что меня спасла та свечка... Но это не все. После покушения главное — найти в себе силы как-то жить дальше!

Состояние человека, столкнувшегося с насильником, убийцей, террористом, — это смесь неверия, отчаяния, страха, ненависти. Это ад в душе. Это крушение картины мира. И это навсегда застрявшая в голове мысль о несправедливости: почему это случилось именно со мной; почему удается уйти от ответственности тому, кто совершил злодеяние; как вообще этого человека до сих пор носит земля?! Причем рушится не только вся прежняя жизнь — появляется навязчивая идея отомстить или убить себя. Бывает, что такое состояние длится несколько лет, человек начинает всего бояться, всех подозревать. (Я, например, долгое время не могла спать ночью, засыпала только днем при включенном телевизоре).

И если не выправить это состояние, можно запросто превратиться в психически больного человека. Из состояния страха и отчаяния иногда могут вывести психологи, но все-таки никакими «светскими» средствами до конца с проблемой не справиться. Потому что рационально объяснить или оправдать преступление — не-воз-мож-но. А значит, все, что остается пострадавшему человеку, если он не обращается к Богу, — это либо месть, либо саморазрушение.

Есть замечательный американский фильм, известный в нашем прокате как «Отважная». Он рассказывает об успешной женщине, радиоведущей, которая вот-вот выйдет замуж (ее играет Джоди Фостер). В результате разбойного нападения от рук хулиганов погибает ее жених, она попадает в больницу. Преступники не найдены. И потому женщина сама берется за оружие и по ночам отстреливает такие хулиганские компании.

Этот процесс превращения из жертвы в преступника со всей очевидностью демонстрирует, какая тонкая грань тут может быть и как важно, чтобы государство и общество вовремя оказались рядом с пострадавшим..

Заключенным - посылки...

...жертвам - забвение?

Так получилось, что в России все внимание приковано к преступнику, а не к его жертве. В лучшем случае преступника поймают, посадят, сюжет о его злодеяниях покажут по телевидению, предостерегут людей. На этом все — дело закрыто! Но для тех, у кого, скажем, родственник погиб или у кого подругу изнасиловали,— это далеко не конец. Ведь как-то надо жить дальше.

Увы, но в нашем обществе напрочь отсутствует осмысленное понимание того, что миллионы наших сограждан становятся жертвами преступлений, что они остаются без помощи, — от человеческого сочувствия и сострадания до защиты со стороны государства. За это всем нам должно быть стыдно. Попытайтесь только представить себе, что такое девятьсот тысяч тяжких преступлений в год, две тысячи убитых детей в год, двенадцать тысяч пропавших без вести. И это только официальная статистика! А ведь речь идет о реальных людях, которые живут среди нас. Одним из первых дел, которым мы занимались, было дело об убийстве молодого человека, единственного кормильца в семье: он работал на трех работах и погиб, подрабатывая частным извозом. Остались мама-инвалид и жена без прописки, с грудным ребенком. Его друзья собрали деньги на похороны, а наши волонтеры, студенты юридических вузов и психологи, вызвались помочь с их организацией. Они вернулись с отпевания и похорон очень подавленными: рассказывали, что в храме видели ящик для сбора денег в помощь заключенным одной колонии… — в то время как для семьи погибшего собирали деньги по копейкам, бессистемно и с огромным трудом... Вот такой контраст. Хочу особо подчеркнуть, что я и мои коллеги ни в коем случае не противопоставляем жертве преступника, мы не считаем возможным расширять права потерпевших за счет урезания прав осужденных. Мы хотим, чтобы и в головах людей, и в законе был разумный баланс, который и называется гуманизацией правосудия.

Конечно, помогать заключенным нужно; это важно — помочь людям исправиться, но это и проще, ведь осужденные «зафискированы» в границах колонии. А вот те, кто пострадал от рук преступников, — разбросаны по всей стране. А еще они молчат. Вообще, наше общественное сознание как-то не предполагает, что потерпевший может страдать и уж тем более говорить о своей беде, в то время как за рубежом все обстоит наоборот: там привлекают внимание к этой проблеме и потому пишут книги, выпускают художественные фильмы о том, что испытывает жертва преступления. Все это делается ради того, чтобы переживший подобное перестал стесняться своей боли.

Почему храм и кабинет психотерапевта не взаимозаменяемы

Говорят, если человек не приходит к Богу сам, то Господь приводит его к Себе бедами. Многие после несчастья обращаются за помощью в Церковь: ведь человеку нужно как минимум выговориться, иначе у него весь яд уходит внутрь. Отчаяние и ненависть разрушают изнутри, а священник может помочь жертве остановить саморазрушение. Но я уверена, что не любой священник готов к разговору с травмированным человеком… Приходят родители и говорят, что у них убили ребенка, — как тут быть, что на это скажешь?..

Священник и психолог — это не синонимы, у них совершенно разные роли. Когда несчастье случилось со мной, мне помогал справиться с этим психотерапевт. До него нам посоветовали сменить обстановку и снять дом за городом, но там мне стало только хуже. Психотерапевт объяснил мне, почему так произошло: на окнах были решетки, а у дверей день и ночь дежурила охрана, не давая никакой возможности забыть о произошедшем. Да, психолог может объяснить состояние человека, но он никогда не ответит на вопрос: где справедливость?

У нас была интересная беседа на европейском форуме с известным западным теологом. Он собрал нас, специалистов по поддержке жертв преступлений, и задал вопрос: «Как в вашей религии интерпретируется слово “потерпевший”»? У всех выходило по смыслу одно и то же — жертва. Он рассказал, что для веры «жертва» — очень важное слово. Сам Господь Иисус Христос стал жертвой, с Ним поступили абсолютно несправедливо. Поэтому у страдания, у несправедливости есть другое измерение: пройдя через них, человек переходит в какое-то иное состояние, качество, как бы поднимается на другой уровень. Быть жертвой для религиозного сознания — это не абсолютная катастрофа, лишающая жизнь всякого смысла. Конечно, человеку не надо говорить: мол, Бог дал, Бог взял, быть жертвой нормально и так далее. Всегда нужно искать подход. Очень хорошо, если у человека есть поддержка не только священника, но и прихожан храма — людей, с которыми можно просто поговорить.

Я работала в Московском правительстве в то время, когда вице-мэром стал Валерий Шанцев. Он пережил страшное покушение — вышел из больницы со ста сорока восемью осколочными ранениями. И те осколки, которые остались в теле, постепенно выходили из организма — это тоже не давало ему переключиться. Причем было непонятно, кто и зачем хотел его убить. Около года Шанцев постоянно ходил угрюмым, напряженным, видно было, что он подозревал кого-то. Но на день рождения его пришли поздравить сестры милосердия, которые выхаживали его в больнице Склифосовского. И он изменился просто на глазах — смеялся и шутил: у человека остались воспоминания, как сестры помогали ему!

Так что если к жертвам преступлений возникнет движение со стороны Церкви, если в ней можно будет найти помощь и поддержку, то им будет значительно легче справляться со своей бедой. Кстати, начало уже положено. Накануне 22 февраля — Международного дня защиты прав жертв преступлений — мы обратились к Патриарху Кириллу с просьбой уделить более пристальное внимание ситуации с правами потерпевших от рук криминала и оказать поддержку. И накануне этой даты, в День торжества православия, Святейший и протоиерей Всеволод Чаплин включили в сугубую ектению Литургии прошение «о братиях и сестрах наших, от преступных деяний невинно пострадавших, и о еже даровати им утешение, здравие и спасение».

В России объект правовой системы — преступник

Я думаю, Русская Православная Церковь может значительно больше, чем просто помочь психологически травмированному человеку справиться с проблемой. Она может как-то повлиять на то, что творится в нашей правоохранительной системе. Я уверена, что для руководства страны и правоохранительных органов мнение Патриарха и церковных иерархов более чем существенно. Как мне кажется, очень важно убедить власть в том, что милосердие и сострадание и есть смысл правосудия, что оно должно начинаться с пострадавшего, а не с убийцы или насильника.

Во всех странах Евросоюза основной объект правосудия — жертва, в России это — преступник. Там цель — соблюсти комфорт и права пострадавшего. У нас — посадить за решетку преступника, используя пострадавшего в качестве инструмента доказательной базы. Поэтому по российскому закону адвокат обязателен только для обвиняемого. Если же у пострадавшей стороны денег на своего адвоката нет (а это порядка 50 тысяч рублей) — что ж, нет так нет! В Европе, кстати, в этом случае деньги дают национальные фонды помощи потерпевшим.

Доходит до абсурда! В европейском законодательстве существует поправка к закону, согласно которой жертва может в любой момент иметь доступ к информации о том, что происходит с преступником: в какой он колонии содержится, вышел ли по амнистии или по окончании срока. Мы предприняли попытку включения подобной нормы в наши документы. Однако из МВД пришла неожиданная резолюция, что такой информации они не выдают, потому что... жертва может расправиться с обидчиком! Во всем мире — наоборот: там беспокоятся в первую очередь о потерпевшем, а у нас боятся за преступника.

Еще одна важная составляющая правосудия в европейских странах — это гуманизация, то есть преступник вместе с государством компенсирует то, что он сотворил. У нас этого вообще нет: правосудие чисто карательное. Таким образом, все, что предлагает государство, — это месть за то, что произошло с потерпевшим. Но я уверена, что сидеть в тюрьме должны те, кого исправить уже невозможно, остальные должны работать и выплачивать компенсации за содеянное. А месть не нужна никому.

У нас был случай: девушку изнасиловали три мерзавца, но поскольку одного из них она знала, преступники решили ее зарезать. Но она каким-то чудом осталась жива, дала показания, и этих троих посадили на 25 лет. В принципе, их жизнь кончилась. А ей — 19-летней девочке — потребовалось несколько операций в Москве, чтобы зашить дыру в горле. Компенсацию ей получить не удалось: все имущество преступников оказалось записанным на их близких родственников. Мы решили, вместе с НТВ, снять о ней сюжет только в позитивном ключе. Она согласилась, но попросила не упоминать об этих ребятах, поскольку они уже сидят в тюрьме, у них пожилые матери и вообще это уже бессмысленно. И она говорила совершенно искренне, потому что никакого удовлетворения от того, что эти люди все свои молодые годы проведут за решеткой, она не испытывает. Она думает о том, как жить дальше.

Почему люди предпочитают молчать?

В России государство, к которому ты обращаешься за помощью, включает в работу бюрократическую машину: прокуратуру, следствие, суд, Так что если тебя не убил преступник, то, вполне вероятно, «дожмет» правоохранительная система! Допросом на суде запросто можно довести человека до слез, добиться того, что он начнет путаться в показаниях. Поэтому люди предпочитают не связываться с государством: часть из них напугана преступниками, часть — системой правосудия.

Проблема еще и в кадрах. Психологи, обследовавшие милиционеров, в один голос говорят, что общение с уголовниками выливается в то, что милиционеры в большинстве своем волей-неволей постепенно переходят на уголовный жаргон и на ту систему взаимоотношений. И, как следствие, так же общаются с потерпевшими.

Мы озлобляем потерпевшего потому, что не можем предложить ему какую-то поддержку, и озлобляем преступника, потому что нет компенсационного механизма. В итоге просто доводим людей до исступления: они ненавидят друг друга.

Как-то я говорила с одним американским прокурором, женщиной. Она круглосуточно находится на связи с потерпевшими — они могут звонить в любое время дня и ночи. Зачем? Да хотя бы на тот случай, если потерпевший неожиданно что-то вспомнит. Но, кроме того, получается, что эта женщина выступает и в роли психолога: если потерпевший боится давать показания, прокурор должен его как-то ободрить, ведь он для этого человека — государство, то есть защитник!

Встречаются и у нас счастливые исключения: я недавно нашла милиционера, который выпустил пособие на российском материале — о том, как потерпевший обслуживается в России. Есть немало священников, в основном из регионов, которые обращались к нам за советом и консультацией, когда к ним приходили люди, боящиеся идти в милицию.

О тех, чья «хата не с краю»

А еще есть вроде бы посторонние люди, которые при этом не остаются в стороне. С 2007 года мы ежегодно проводим церемонию вручения Премии «Выбор». Мы вручаем ее людям, не побоявшимся броситься на помощь, рискнувшим своей жизнью ради спасения другого человека. Среди них, кстати, есть и подростки, и совсем маленькие дети. Некоторые из них даже отказывались участвовать в награждении, так как церемонию снимает НТВ, а они не считают, что совершили нечто из ряда вон выходящее: «Да какой я герой, так, людям просто помог».

Вот несколько примеров. Татьяна Мурина из Санкт-Петербурга, увидев, как вор стащил у пенсионерки сумку, погналась за преступником и вернула сумку бабушке. Один парень отбил ребенка у педофила в парке. А женщина, офицер МВД, на седьмом месяце беременности, на своей машине преследовала «барсеточников», пока на подмогу не приехала милиция. Двое машинистов, увидев, как насильник тащит девушку рядом с железнодорожными путями, остановили поезд, выскочили и спасли ее. Есть обычная служащая почтового отделения из Оренбурга, которая задержала вооруженного налетчика, несмотря на то, что тот выстрелил ей в лицо из травматического пистолета. Учительница из Липецка в одиночку вступила в борьбу с сектой «богородичников», которые пытались обманом «промыть мозги» детям: стала писать во все инстанции, и продолжала делать это, несмотря на то, что ей отовсюду приходили отказы.

Но первым, кто получил эту премию, к сожалению, посмертно, был семилетний мальчик Женя Табаков. Он заступился за свою 12-летнюю сестру, и педофил его зарезал. Девочка благодаря брату смогла выбежать на улицу и позвать на помощь. На вручении этой премии отец Владимир Волгин озвучил два важных тезиса: что «человек без Бога — дрянь», процитировав Ф. М. Достоевского, а смерть, которую принял этот мальчик, — самая светлая из смертей, потому, что он погиб, спасая любимого человека...

Все это многим из нас трудно осознать и оценить, потому что каждый считает, что если быть осторожным, то в такую ситуацию никогда не попадешь. Но нельзя быть равнодушным, нельзя надеяться на авось: нужно говорить о то, как обезопасить себя, как действовать, если на вас напали, важно самому быть внимательным. И нужно понимать, что рядом с вами живут люди, с которыми случилась беда, и что они нуждаются в нашей человеческой поддержке. Если у читателей журнала есть предложения, которыми они могут с нами поделиться, мы открыты для вас. Наш сайт www.soprotivlenie.org. Еще раз скажу — если с нами все же происходит насилие, то мы должны быть уверены в поддержке общества и, конечно, в помощи Божьей.

ПД «Сопротивление»

В настоящее время на территории Российской Федерации насчитывается около сорока правозащитных организаций, действуют шесть международных правозащитных организаций, три из которых работают под эгидой ООН.

Правозащитное движение «Сопротивление» (межрегиональная правозащитная общественная организация), созданное в 2005 году, осуществляет бесплатную юридическую и психологическую помощь пострадавшим и свидетелям уголовных преступлений. В том числе «Сопротивление» занимается научно-исследовательской, просветительской деятельностью, включающей организацию и проведение профильных лекций, тренингов для различных сегментов общества (сотрудники правоохранительной системы, работники социальной сферы, журналисты, правозащитники, школьники, студенты и т. д.), а также издательскими проектами.

Ежегодно 22 февраля в Международный день защиты прав жертв преступлений «Сопротивление» проводит телефонную «горячую линию». Только в течение двух дней в этом году за юридической и психологической помощью туда обратились 650 человек из 40 регионов страны.

Наталья Высоцкая, руководитель общества милосердия в тюрьмах «Вера, Надежда, Любовь» во имя святителя Николая Чудотворца

Преступление и раскаяние

Недавно к нам в Общество пришла заплаканная женщина, измученная своим горем. Ее младшую дочь сбила машина… Господь помог и ей, и ее супругу найти силы простить виновного. Водитель злополучной машины долго не решался сам обратиться напрямую к матери погибшей девочки. Наше Общество милосердия помогло состояться телефонному разговору между ними: преступник попросил прощения, мать девочки простила его Христа ради. После этого обоим стало легче на душе. Сейчас пострадавшие родители оказывают помощь в деятельности нашей благотворительной организации и приносят добро тем, кто за тюремной решеткой.

Я согласна с Ольгой Костиной: государство не должно быть только лишь мстителем и карающим мечом для преступников. Оно должно предоставлять преступнику возможность загладить, пусть частично, нанесенный вред жертве или членам ее семьи. В международной практике существует опыт «добровольного возмещения, или заглаживания вреда» — это когда с согласия потерпевшей стороны преступнику разрешается общение с жертвой и компенсация нанесенного ущерба — как материальная, так и моральная. Опыт этот важен, и изучать, и внедрять его в России нужно.

Более тридцати лет я общаюсь с заключенными и стараюсь переключить их с мыслей о себе и зацикливания на собственном страдании в тюрьме, на мысли о тех, кому они причинили страдания, то есть о жертвах и их близких, а также о своих собственных матерях, женах, детях. Мой опыт показывает, что многие преступники искренне раскаиваются в содеянном (безусловно, не каждый и не все), и многие могли бы раскаяться. Им просто нужно в этом помочь, ведь чем, как не добром, бороться со злом?! Действительно, преступника можно жестоко наказать, но нужно и понимать, что чрезмерное или несправедливое наказание вызывает лишь ответную озлобленность и ненависть. Вера же в Бога смягчает сердца и жертвы, и преступника. И здесь возможен лишь один путь, который поможет преступнику прийти к покаянию, а жертве — избавиться от разрушающих душу ненависти и жажды мести.

Преподобномученица Елизавета Федоровна, которая шла к убийце своего супруга со словами христианского прощения, а к императору — с просьбой о помиловании преступника, являет своим примером высшую степень незлобия. И хотя революционер не нашел в себе сил прийти к покаянию, это не помешало Великой Княгине претворить свое безмерное горе в созидательный труд на благо нуждающихся. Марфо-Мариинская обитель милосердия стала чудесным плодом, который возрос на почве, обагренной кровью.

В нашем Обществе милосердия есть три добровольные помощницы. Все три — потерпевшие. У двоих убили сыновей, у третьей — мужа. Одна из них пока жаждет мщения, так как труп сына найден совсем недавно. Но я молюсь и надеюсь, что она, как человек верующий, сможет со временем совладать с разрушительным чувством, ведь Господь говорит: Мне отмщение, Я воздам (Рим 12:19). Две другие женщины сумели справиться с горем, продолжают жить, помогают воспитывать внуков, их жизнь созидательна, обе по мере сил участвуют в тюремном служении. Пример одной из них удивителен. Еще до смерти мужа она посещала узников в следственном изоляторе, в больнице для заключенных. Муж погиб. Она, очнувшись после первых недель страданий, вновь пошла в тюрьму: «Хочу помочь тем, кто попал за тюремную решетку, обрести путь к храму, к Богу. Может быть, это отвратит их от совершения других преступлений», — говорит эта воистину смиренная и мужественная христианка.

Я уверена, что творимое всеми тремя добро не пропадет даром. Их усилия благотворны в первую очередь для душ самих этих женщин, переживших страшные трагедии, а также для тех, кто знает о них, общается с ними. Все мы люди, все дети Божьи. Таких, как Чикатило, — единицы. Отказавшись от ненависти и мщения, узники и жертвы преступлений могут и должны помочь своей душе. Покаяние и прощение — как два крыла, без которых полет невозможен.

Как и Ольга Костина, я глубоко убеждена, что свеча и молитва за врага — спасительны. Тем, кому было тяжело во время отпевания убитого товарища видеть в храме ящик для сбора пожертвований заключенным, следует мягко напомнить, что Сам Господь призывает нас посетить узников в темнице. Я уверена, что с развитием тюремного служения станет гораздо меньше и преступников, и их жертв. То, что в стране уже пять лет действует общественное объединение «Сопротивление», поддерживающее жертв преступлений, это очень важно. Надеюсь, что среди нас найдется немало добровольцев и благотворителей, которые внесут свою лепту в это доброе дело. Не за горами тот день, когда в России будет образован национальный фонд помощи жертвам преступлений. Я даже не исключаю, что бывшие преступники, которые пришли к Богу, к искреннему покаянию, станут его помощниками. И пусть на первый взгляд может показаться, что цели наших общественных организаций (Общества милосердия в тюрьмах «Вера, Надежда, Любовь» и МРОО «Сопротивление») противоположные. В действительности, помогая людям жить по заповедям Божиим, прилагая каждый со своей стороны усилия в борьбе с преступностью, уязвляющей души как жертв, так и преступников, — мы делаем одно общее дело.

Автор: ПОСАШКО Валерия