Мы, русские, по сути своей противники правил. Для подтверждения достаточно обратиться к мнению лингвистов, признающим за языком его экстралингвистическую функцию зеркала национального менталитета.

Наиболее простой пример: откройте любое учебное пособие по русскому языку для иностранцев и сопоставьте количество грамматических канонов и соответствующих исключений. Почему лексическая единица «домишко» меняет свои падежные окончания согласно парадигме мужского рода, если за ним, исходя из типичного окончания «о», закреплен средний? И как объяснить тот факт, что бежать я в первом лице могу (и бегу порой без оглядки), а вот висеть мне языком великим и могучим даже пытаться не стоит? Да и «покласть», к слову, вдруг оказывается неположенной роскошью независимо от личных особенностей деятеля.

То ли дело Они, немцы, и их Дойче Шпрахе. Для каждого отклонения от законов грамматики он находит четкое, аккуратное, безупречно логично сформулированное объяснение. В особо отведенной для этой цели сноске приводится подробная инструкция относительно места, времени и образа действия употребления той или иной единицы.

Аналогичное соотношение полной или частичной неразберихи и строгой, занесенной в специальные реестры структуры обнаружилось бы в образе мышления соответственно типично русского и типично немецкого представителя вида Homo sapiens. Голова первого напоминает халтурно построенный скворечник и мгновенно ловит любое вдохновение. Немецкий же котелок усердно кипит при неукоснительно соблюдаемой и заранее прописанной температуре и грозит от иного «авось» партнера просто-напросто переполниться или взорваться.

Мы бросаемся в омут отношений с головой – они составляют список аргументов «за» и «против». «Мне надо с тобой серьезно поговорить, – начал Он. – Мы уже три недели переписываемся, четыре раза были в кино и пять раз вместе ужинали. Я вчера проанализировал ситуацию, и мне бросилось в глаза, что количественные и качественные показатели нашего общения неуклонно ведут к смене статуса – из дружеского в нечто большее». Он сделал паузу и тяжело вздохнул: «Я должен тебя огорчить, но, сопоставя некоторые твои и мои особенности по отдельности, я пришел к выводу, что между нами ничего быть не может».

Мы сейчас ощущаем усталость, сейчас плюс один час пишем шефу мейл: мол, в отпуск хочу, дашь добро? Одновременно обзваниваем турбюро, зажигаемся сами от какого-то крутого предложения, зажигаем компанию друзей-знакомых. И в среднем за эти самые «сейчас плюс пять часов» держим в руке распечатанное подтверждение бронирования горящего тура.

«Мне надо с тобой серьезно поговорить, – начал Он. – Мы с тобой уже восемь месяцев вместе, и в принципе это как раз тот срок, когда отпуск следует планировать вдвоем. Ты же знаешь, я сторонник далеких стран и проверенного качества. Так вот, тут прикинул, посчитал и остановился на Сейшелах с 10 по 27 июля 2013 года». С этими словами он достает из дипломата четыре путеводителя по островам. «Ты ознакомься, составь список приоритетов в формате таблицы, желательно в экселе – там корректировать удобнее, и сбрось мне на мейл. Да, чуть не забыл: вот тебе карта, разработай примерную программу на три недели. В следующие выходные сверим с моей и определимся с окончательным вариантом».

Мы через сравнительно обозримый период отношений перебираемся на квадратные метры партнера. Отчасти из-за вечной проблемы с жилплощадью, отчасти просто потому, что «а почему бы и нет?».

«Мне надо с тобой серьезно поговорить, – начал Он. – Мы с тобой уже десять месяцев вместе, все выходные ты проводишь у меня, да и благодаря двум неделям all incl. в Турции мы уже успели друг друга ближе узнать. Таким образом, у меня была возможность удостовериться в том, что наши представления о ведении быта совпадают. Я долго думал и пришел к выводу, что через два месяца мы можем официально съезжаться, как раз год пройдет...»

Мы гневно топаем ногой по кухонному полу, получаем за это по голове куском потолочной штукатурки, злимся, едем в ближайший магазин стройматериалов. Вернувшись домой заметно повеселевшими, гордо раскладываем упаковки с новыми обоями в спальню, линолеумом в коридор, кафельной плиткой в ванную. Симпатичный коврик разворачиваем в туалете тут же.

«Мне надо с тобой серьезно поговорить, – начал Он. – Мы с тобой уже десять месяцев и одиннадцать дней вместе. По правилам жильцы должны делать косметический ремонт каждые два года. Соответственно нам пора бы уже задуматься о том, какие материалы и в каком количестве нам потребуются». С этими словами он извлек из дипломата стопку ярких каталогов различных строительных магазинов…

Они, немецкие мужчины, с молоком матери впитывают уважение к женщине как к личности – в финансовом и грузоподъемном плане.

«Мне надо с тобой серьезно поговорить, – начал Он. – Мы с тобой уже полтора года вместе. Мы живем вместе, заказываем дешевые билеты в отпуск на сомнительных сайтах, возвращаемся в субботу вечером домой с тремя рулонами салатовых обоев, двумя настольными лампами, новой дверной ручкой и шторами в гостиную твоей сестры, хотя с утра выезжали всего лишь в продуктовый магазин». Он сделал паузу и тяжело вздохнул: «Отдай мне сумку и иди выбери себе что-нибудь в подарок. Все равно мне как немцу уже нечего терять...»

Список подобных показательных случаев можно продолжать бесконечно: Мы и Они по-разному моем посуду, украшаем новогоднюю елку, вкручиваем лампочки. Мы и Они рождаемся в разных географических широтах, воспитываемся в разных литературно-религиозно-театральных культурах, усваиваем разные когнитивные и поведенческие модели. На каждую продуманную и тщательно отформатированную табличку рационального и вдумчивого партнера выпадет несколько десятков спонтанных предложений его хаотичной половинки. Настоящим искусством в такой паре является умение грамотно совместить шаблонность со спонтанностью, правила с исключениями, вдохновение с аргументами. И пусть Мы и Они такие разные, главное, что познавать эту разницу интересно нам всем.