Тот, кто придумал, что самый любимый мужчина для любой женщины - тот, которого она родила, был отчасти прав. А как иначе, если не повезло встретить другого.

…Близнецы родились крошечными. Сначала появился парень, после шлепка по попке басовито заревел. «Ух ты, рыжий да голосистый, небось, немало девичьих сердец разобьёт!» – одобрительно засмеялась акушерка… А я, родительница крикуна, отдохнула, поднатужилась и произвела на свет девочку. Синюшная, слабенькая, она поместилась на ладони, комариным писком приветствовав собравшихся. Детей взвесили, измерили и, завернув в казённые пеленки с фиолетовыми штампами, унесли… А я лежала с ледяным пакетом на измученном животе и пыталась понять, что на самом деле чувствую. Дома, в однокомнатной квартирке-«дюймовочке», ждали с пополнением муж Жорик и старшенькая Ленка. Пятилетняя, крепкая, она трясла густой, как у пони, чёлкой: «Мама, принеси братика Диму! Я ему куколок покажу».

…Кто ж знал, что за пареньком Димой «увяжется» прозрачная, бестелесная девочка. В 75-м году об УЗИ слыхом не слыхивали, мы с Жориком думали, что младенец будет один, долгожданный сын. Муж, конечно, обрадуется ещё одной дочке. Жорик вообще никогда не расстраивается и ни в чём не сомневается. Зачем, ведь на это есть я. Зарабатывать, узнавать, как движется очередь на квартиру, готовить ужины и забирать Ленку из сада – это всё моё. У Жорика почётная миссия быть мужем, да и грех от него требовать большего. И рад бы серьёзней стать, да мозги слабоваты. Так и сошлись: я красотой не вышла, Жорик – умом...

* * *

В юности, когда сверстниц водили в кино, Жора «за компанию» провожал меня до дома. На студенческих сабантуях садились рядом, и я зорко следила, чтобы кавалер не больно-то налегал на портвейн. Когда уследить не получалось, я провожала, то есть несла Жорку на себе. А он перемежал икоту с покаянными благодарностями: «Нинка, ты у меня золотая! Пусть не красавица, зато надёжная!». Про любовь не говорил, а мне так хотелось семью... Он не сопротивлялся, понимал, что один в жизни не выплывет. А я сильная, троих вон тянула, теперь пятеро нас…

Димка и грудь взял быстро, и лопал жадно, а девочка норовила прижаться носиком-пуговкой к мамке и уснуть. Она спит, а я с Димкой разговариваю: «Ешь, сынок, впрок, чтоб из рожка нянечка не прикармливала». Димка согласно кряхтел и бессмысленно улыбался пухлыми губками. Когда кормление заканчивалось, нянька уносила осоловевшего бутуза и глотнувшую каплю молока девочку-соню… Так и выписали меня: с сыном Димкой и дочкой Соней.

* * *

Они были такие разные, словно зародились не в одном чреве, а на разных планетах. Димка резвый, жадный, крикливый, Соня медлительная и плаксивая. Ох и намаялась с ними моя старшенькая Ленка!.. Усажу близнецов на диван, а сама на кухне мечусь. Через десять минуть захожу, а Ленка вся в поту: Димка свою пустышку выплюнул на пол, отнял у Сони, та хнычет. А старшая подбирает пустышки с пола, ополаскивает, едва даст Соне – Димка тут как тут…

- Мама, поругай Диму! – возмутилась запыхавшаяся Ленка. – Он Соню дразнит, она плачет, а я устала уже!

Но тут рыжий наследник лукаво взглянул на меня – и всё...

- Ничего-ничего, держитесь! Вас, девчонок, двое, а он один. Чуть послабление даст, мигом на шею сядете!

Димка, угадав поддержку, швырнул на пол Сонину погремушку. Та обиженно скривила губки подковкой, а он довольно заулыбался - мол, «погляди, мать, какой я у тебя молодец!».

…Жорик пытался приструнить сына, но я бросалась на защиту. Если не повезло выйти за настоящего мужика, своего, родного воспитаю. Не дам затюкать.

* * *

В девять лет отдала близнецов в музыкальную школу: откладывала деньги на первую в жизни каракулевую шубу, но потратила на пианино. Димка был в гостях у одноклассника, домой вернулся сам не свой: «Мамочка, у них так красиво. Пианино в зале стоит, большое, громкое! Я на нём играл!» И косит, негодник, в мою сторону. Аж запунцовела я: значит, чей-то белёсый отпрыск пальчиком по клавишам бряцает, а мой чем хуже?! И купила инструмент, ещё пару зим отбегала в стареньком пальтишке с цигейковым воротником. Нам-то, банковской «мелочи», платили скромно тогда, не с чего жировать было.

Соня приносила из музыкальной школы выстраданные тройки, а Димка радовал четвёрками да пятёрками. Как-то раз учительница пригласила на собрание…

- Дима, возможно, одарённый мальчик, но… - смущенно улыбалась она, – хотелось бы, чтобы у вас улучшились бытовые условия, чтобы мальчик мог нормально готовить уроки…

Я насторожилась: после рождения близнецов нас переселили в четырехкомнатную, у парня нормальные условия!

- Спрашиваю его, а он кладёт голову на руки и плачет: «Не ставьте мне «три», меня папка бить будет! Я хотел сделать, но времени не хватило! Сначала родителям помогал, а потом стол маме понадобился!» И каждый раз у нас слёзы…

Хотела в первый раз всыпать стервецу по первое число, но пожалела. Ради меня ж старался.

* * *

…Как вчера было, хотя столько лет прошло. В стране всё перевернулось с ног на голову, Жора потерял работу, годами пропадал на даче. Ну, и то хорошо, у многих мужья на диван «залегли» или, того хуже, глупостями разными занялись. А для меня перемены оказались к лучшему: руководство оценило и доверило управлять банком. Так и жили: днём управляла чужими деньгами, вечером в институте читала лекции будущим экономистам… В первый год сытой жизни выдала своих девчонок замуж, Лена подарила нам внучку. Жорику, чтоб не унывал, купила машину. С Димки не спускала глаз, чтоб раньше времени и на ком зря не женился. Не к дому нам случайные барышни… И всё же не уберегла, прибрала его к рукам цепкая Витка… Из-за неё парня моего чуть не покалечили, подрался с Виткиным тогдашним ухажёром. Пришёл домой – мать честная, места живого нет! Силён противник оказался! Да не сильнее Нины Петровны: узнала, с какого факультета, - и вскоре дебошира отчислили, а там и в армию забрили.

А я повздыхала и взяла в родном банке ссуду на квартиру молодожёнам. Жильё, конечно, оформила на себя, а то знаем мы этих жёнушек молодых…

* * *

К молодым я не лезла, в жизнь их не вмешивалась. Только продукты завозили с Жориком на неделю, да если что-то совсем уж возмутительное случалось, я голос подавала. Как-то сын на обед забежал: «Мам, дай мне второе, суп не буду, меня ими Витка замучила!». А он с детства всякие там борщи-солянки терпеть не может… Ну, я, конечно, позвонила Витке, высказала… Или смотрю, у Димки воротник рубашки неряшливо поглажен. Даже сердцем зашлась: парня устроила в серьёзную контору, а он ходит как погорелец. Высказала Димке, чтоб проучил жену свою криворукую. Через час сваха мне звонит: «Нина Петровна, это невыносимо, мы перевозим вещи Виты домой, сами со своим счастьем рыжим возитесь!». Ишь ты, какая-то врачиха смеет мне, управляющей банком, высказывать…

А Димка и не горевал. Месяц пропадал ночами, гулял-веселился, а потом Настю свою встретил. Но я, как честный человек, сказала: «Дима, сначала развод, чтобы всё было прилично». Набрала номер знакомой в загсе, за три дня развели… Счастье, что детей не нажили.

Я сразу поняла, что с Настей они жить не будут. Девчонка смотрит гордо, нрав спесивый, бровь дугой гнёт. Видимо, уже хозяйкой себя чувствовала, четвёртый месяц в положении. «Димка, - говорю, - как же так, ты едва развёлся?». А он, демон, косит глазом: «А у меня по ускоренной программе получилось, мамуль!». Ох, дамский угодник...

* * *

Мальчик родился в срок, рыженький - в Димку, личиком на Настю похож. Забирали их из роддома, так молодая мамаша даже подержать не дала: «Не надо, Нина Петровна, мы сами. Пусть привыкает к отцу». Посидели-отметили, через час выставила гостей: «Извините, мы устали, нам купаться и кушать. Заходите, когда подрастём». Из моей, на мои деньги купленной квартиры выставила!..

Когда Жорику-младшему месяц исполнился, мы с дедом в гости приехали. Открыла дверь Настя, худая, уставшая:

- Извините, могу только чай предложить. Жорик уже третью ночь не спит, животиком мается, так что хожу сама не своя…

- И Димка, наверное, не высыпается? – спросила я. Странно, вчера сын звонил, ничего не сказал про бессонные ночи...

- Димка-то? – нехорошо усмехнулась Настя. – Димка, может, и высыпается. Если бы ещё знать, где ночует. Уже неделю носа домой не кажет.

Я оторопела. Но решила не давать сына в обиду:

- Вы, наверное, поссорились, Насть? Вот он, небось, у друзей и ночует! А ты, если бы любила, обзвонила бы всех и домой вернула мужа. Если любят, то про гордость забыть надо.

И тут эта пичужка орлицей взвилась:

- Нина Петровна, какое вы имеете право рассуждать о любви? Вы, женщина, которая не знает, что это такое! Думаете, любовь - это вседозволенность? Избаловали сына до крайности, из него не мужик получился, а моральный урод! Бросить жену с трехнедельным ребёнком – это тоже «по любви»? Интересно, почему же ваш хвалёный сын на гордость не наплевал?..

С Жориком выскочили, как ошпаренные. Забирать Димкины вещи муж ездил уже без меня. Жаль, квартиру придётся отдать этой самозванке. Ничего, наживу ещё.

* * *

Скоро в новый дом переезжаем, достроила-таки Нина Петровна хоромы себе к юбилею. Хороший дом получился, просторный. Чтобы Сонечка с двумя дочками приезжала погостить, чтобы Ленка своих девочек привозила. А мужичков-внучков Господь нам с дедом не дал. Только Жорик-младший, но это не внук, а так, ломоть отрезанный. Мать-поганка вертит им, как хочет, к нам с дедом не пускает, записала, малахольная, парня в дзюдо и конный спорт. А я уж хотела Димкино пианино отдать, у мальчонки руки в отца, тонкие, длиннопалые. Ну, что тут поделаешь, Настя нашла, как меня побольнее ударить.

Всё в жизни славно сложилось, а за сына душа болит: не встретил единственную, не те женщины попадались. Трижды женился, а потом уж перестал в загс ходить, стыдно в паспорте отметки ставить. Да и деток больше не получилось. Он у меня вообще доверчивый, то с мадемуазелью шальной свяжется, то с дурными людьми. А недавно и вовсе в некрасивую историю попал, думала, должности лишусь, таких серьёзных людей пришлось беспокоить, чтоб чужой грех прикрыть… Что ж удивляться, что Димка мне роднее родного: больное дитя самое сердцу жалкое. Придёт, приласкается, согреет матери душу. Вот теперь думаю, как на своё место в банк пристроить. А там и старость можно спокойно встретить.

Автор: Наталья Кролевец