Знаменитому поэту исполняется 45 лет

Дмитрий Быков всегда был больше, чем просто писателем и поэтом: мы видели его в телепередаче «Времечко» и слышали по радио, причем всегда он «цеплял» своим мгновенным, колючим и смешным остроумием. Потом оказалось, что Быков — не только злободневный журналист, но писатель, литературовед, автор книг в серии ЖЗЛ о Борисе Пастернаке и о Булате Окуджаве, а главное — поэт. Говорят, автор десятков книг, среди которых как серьезные романы, так и шуточные литературные мистификации, сам себя в первую очередь считает поэтом. Это стало окончательно ясно, когда в народе узнали гражданскую позицию Быкова — цикл политически-юмористических стихов «Гражданин поэт» в исполнении актера Михаила Ефремова получил беспрецедентную популярность.

«AиФ.ru»: — Дмитрий Львович, к этой дате — 45 лет — ваши достижения в литературе даже сложно сосчитать, так много вы сочинили, написали, собрали, составили и сказали. Но думается, что самое важное — фон, который вы создаете в обществе вокруг литературы вообще. Для вас, как ни для кого больше, литература, книги, чтение, писатели — все это невероятно «вкусные» вещи. Живые, интересные, сочные, актуальные, смачные. Никакой башни из слоновой кости! Вы всегда так относились к литературе? Или что-то заставило вас в детстве-юности «проникнуться»?

Д.Б.: — Я же рос в семье учителя. Всегда у нас дома собирались мамины коллеги-словесники, как и собираются до сих пор. Для них обсуждение свежей книги, свежего самиздата или свежего журнального номера всегда было обычной темой разговора. Это входило в жизнь семьи совершенно органическим образом. Я помню, каким событием в семье была каждая новая вещь Катаева, Айтматова, каждый новый, на одну ночь данный ксерокс Стругацких, книги, пришедшие из тамиздата, вроде мемуаров Серебряного века, — все это было частью нашей жизни.

«AиФ.ru»: — А в новом поколении такого вкуса к литература нет...

Д.Б.: — Во-первых, остается обсуждение того, что происходит в стране. Во-вторых, литература продолжает быть довольно живой частью этого процесса. Я общаюсь в основном с коллегами, это или словесники, или историки, или журналисты. И для нас все это естественно, мы в этом отношении никаких перемен не заметили. Мы — прежде всего страна слова. Страна, где слово играет особенную роль, где оно животворно. Я не думаю, что наши интересы так уж изменились. Тем более что школьники читают очень много. Может, проблема в том, что они больше читают не нас, не современных российских писателей, а иностранную литературу. Но и мы не сдаемся.

«AиФ.ru»: — Кстати о школьниках. Вы занимаетесь в том числе и преподаванием специальной программы по литературе. «Лирика — это высшая концентрация счастья», сказали вы как-то. Но молодое поколение, те же школьники в массе своей ассоциируют поэзию с тоской, напрягом и муками, не замечали?

Д.Б.: — Они относятся к стихам не как к чему-то грустному, а как к абсолютной магии. Для них поэзия — колдовское явление. Как получается этот звук из ничего, из простых слов, тех же, какими мы пользуемся в твиттере? Кстати, эта тема была для меня источником серьезных беспокойств. Я давеча делился с матерью этой проблемой: ученики совершенно не хотят слушать мои лекции о Блоке, они хотят, чтобы я почитал Блока! И лучше бы наизусть. Но мать на это мне сказала с присущим ей спокойствием, что это Блоку не обидно. Дети гораздо охотнее слушают, как я читаю стихи, чем когда я их с ними обсуждаю. Например, когда я читаю Мандельштама или Блока, а потом пытаюсь их объяснить, они говорят: а что непонятного, что тут объяснять, лучше почитали бы еще. Раньше дети интересовались биографиями авторов, и чем солонее и скандальнее были эти истории, тем более им было любопытно. Теперь их волнует чистое волшебство, особенно мандельштамовское. Причем стихи, которые нашему поколению были совершенно темны, например, «Стихи о неизвестном солдате», они воспринимают как написанные сегодня, на современном языке, и содержательно они не вызывают никаких вопросов. Это для меня самое интересное. И Пастернака это касается. Они любят не позднего Пастернака, понятного, а совершенно обалдевают от «Сестры моей жизни». Спрашиваю: «А как вы это понимаете?» Отвечают: «А что тут понимать-то, все же ясно». Мне это очень нравится.

«AиФ.ru»: — Вы оптимистично глядите на это поколение. Есть два мнения о народной интеллигенции. Одно — что мудрым, честным и тонким можно быть и не читая книг. Второе — что без литературы интеллигентным человеком быть невозможно. А вы что думаете? Что для вас — чтение?

Д.Б.: — Книга зарождает очень важную вещь: сомнение. Момент спорности, неоднозначности. Книга и должна быть вопросом. Когда-то очень хороший режиссер Вера Хитилова в интервью сказала, что для нее грань между авторским и мейнстримным кино пролегает только по одному принципу: авторское ставит вопрос, мейнстримное предлагает ответ. Неокончательность вывода, возможность различных толкований — вот это для меня важно. В программе, которую я читаю детям, есть авторская песня. И когда дети слушают Окуджаву, они понимают его диаметрально противоположным образом. Возможность сомнения заложена в книге изначально. Потому что хорошая книга всегда предлагает веер восприятий. Один ребенок уверен, что когда Окуджава поет «мы за ценой не постоим», — это гордость. Другой говорит, что «мы за ценой не постоим» — это ужасно, это значит, мы на все готовы, на любую жестокость. Без литературы нельзя воспитать в себе сомнение, а без сомнения нельзя ни верить, ни совершать поступки... Надо себя о чем-то спрашивать.

«AиФ.ru»: — Ваша работоспособность заставляет журналистов интересоваться, как вы все успеваете. На это вы отвечаете, что ничего на самом деле не успеваете. Это понятно, раз дух кипит идеями и проектами. Но как вы успеваете читать чужие книги? Работающий народ жалуется, что нет времени читать, — и не читает.

Д.Б.: — Не знаю. Для меня чтение наоборот всегда было способом избавиться от своих проблем. Я к нему всегда относился как к терапии. Поэтому для меня вопрос «когда вы успеваете читать» все равно что вопрос к алкоголику «когда вы успеваете напиться». Чтобы напиться, много времени не нужно. Поэтому для меня чтение за столом, на ночь, в машине (когда я не сам за рулем — а зимой я редко сажусь за руль), на пляже, по дороге на работу — для меня давно норма. Даже чтение на перемене... А иначе я постоянно буду вариться в кругу собственных мыслей, по большей части мрачных и тревожных. Буду думать о возрасте, о том, куда пришла страна, и так далее. Чтение — мой наркотик. Я понимаю, что это ничем не лучше любой другой наркомании, и не ставлю себе это в заслугу. Скорее считаю это своим пороком. Но без книги я действительно задыхаюсь. Это может быть любая ерунда, вплоть до серии кинороманов... Но самый мой любимый круг чтения — это дневники, воспоминания и исторические очерки. Это очень хорошо успокаивает.

«AиФ.ru»: — Дмитрий Львович, «а какие ваши планы, я хоть бабе расскажу?» Извините за цитату из «Гражданина поэта». Имею в виду чисто литературные планы, не только гражданские.

Д.Б.: — За цитату спасибо, очень приятно. Я думаю закончить «Квартал», который я считаю если не лучшей моей книгой, то самой для меня важной. Не скажу, что она исповедальная, но это первая моя книга о себе. Все остальные о других, я не позволяю себе там раскрыться. А здесь я позволили себе это сделать, чтобы с какими-то вещами справиться вслух. Это книга очень странного, сложного жанра, это не роман, а все жанры сразу. Единственная моя вещь, которую нельзя пересказать.

«AиФ.ru»: — А рассказать о ней можно?

Д.Б.: — Мы с сыном как-то, посмотрев последнего «Гарри Поттера», сидели в кафе и задавались вопросом: что будет следующим всемирным бестселлером после «Гарри Поттера»? Таким, который сможет породить новый культ. И мы с ним за блинчиком с большой легкостью и вдохновением придумали книгу, которая может стать абсолютно культовой во всем мире. Если она не станет культовой, мы по крайней мере очень хорошо «оттянемся» во время ее сочинения. А пересказать ее нельзя, потому что она предполагает непосредственную вовлеченность читателя в чтение, прямое обращение к нему. Книга, в которой читатель может выступить не просто потребителем, а постоянным соавтором. Более чем интерактивная.

Кроме того, у меня в начале года выйдет в полном виде та самая книжка «Блаженство», которая включает все стихи последних лет, препринт которой я презентовал на вечере в зале Чайковского. А большая версия «Блаженства» выйдет в феврале-марте.

Вера Копылова