Бывает настроение, когда необходимо читать стихи. Пушкин, Блок, Маяковский – хорошо, но слишком знакомо. Для ситуации, когда и Бродский не радует, мы подготовили обзор самых интересных современных поэтов

ДМИТРИЙ ВОДЕННИКОВ  В 1996 году вышел его первый сборник стихов, в 2000-х добрая половина молодой читающей публики следила за его дневником на Livejournal, а в 2007-м на знаковом фестивале «Территория», идейным вдохновителем которого был Кирилл Серебренников, Воденникова объявили «королем поэтов». Громкий титул вполне соответствует образу нашего героя.

Главное у Дмитрия Воденникова — интонация. Живая, завораживающая. В каком-то смысле он подобен мифологическим сиренам: если раз услышишь, как он читает стихи, то влюбишься — в голос, тексты, самого автора. Так все и произошло: он относится к узкому числу современных поэтов, чьи выступления собирали (и собирают) зрителей, чьей жизнью интересуются. По мнению критиков, Воденникову литература во многом обязана появлением «новой искренности»: когда автору стало можно говорить предельно откровенно о себе. Так что его стихи — это форма личного дневника. Читать их неловко и стыдно, но остановиться невозможно.

Сегодня он объявил себя «мертвым поэтом», и стихов больше не пишет. Впрочем, это не мешает ему активно пользоваться Фейсбуком: следить за его стеной увлекательно хотя бы потому, что главной героиней рассказываемых историй чаще всего является милая Чуня — его любимая черная такса.

***

Список конченых жизней — не кажется очень длинным,
когда выпускник в июне тянет билет из рук:
химичка Ксенья Степанна, зоолог Ирина Васильна,
завуч Нелли Семеновна и Владимир Георгич, физрук.

А линия собственной жизни — она не в пример длиннее...
Грозу обещают к полудню, а он, не надев штаны,
бреется хмуро в ванной – и вдруг вглядывается и немеет
от крепкой своей мужской мальчишеской красоты.

...А в темном тяжелом зеркале — тополиное лето дышит,
пух пробирается в комнаты, в коридоре – сквозняк и мрак:
он прячет под белой майкой смуглеющие подмышки,
влезает в тугие джинсы, надевает льняной пиджак.

...Но ничего нельзя удержать — ни зеленого на лиловом,
ни треугольный вырез футболки, ни сломанный край зонта:
мокрые с головы до пят — входят двое в зеленую комнату
(от дождя за окном зеленую, от жасминового куста).

Мокрой псиной, пылью и глиной пахнет в чужих квартирах,
лиловая туча нависла, в четыре вернется мать.
Они говорят друг другу: Мы две глубоководные рыбины.
И ложатся — как на экзамен — на родительскую кровать.

«Мы с тобой как две большие глубоководные рыбины, —
повторяет он в непонятной тоске. — А над нами стоит вода».
И вот тут-то через двадцать минут и всплывает
голубоглазая рыба Ирина Васильевна
и говорит: «Поздравляю тебя, Пантюхов. Это два».

АЛЕКСАНДР КУШНЕР  Самый «классический» из современных поэтов. Александра Кушнера можно было бы считать ненужным анахронизмом, если бы его стихи не были столь прекрасны и гармоничны. Музыкальность таланта заставляет забыть о старомодности формы и некоторой скучности литературных приемов, знакомых еще со школьной скамьи. Все можно простить за идеальную гладкость стиха — Кушнера надо читать в моменты, когда внутри необходим покой и порядок, а не надуманные поэтические переживания.

Как поэт он сформировался еще в 1960-х, однако к «шестидесятникам» его сложно отнести. Гражданская лирика ему не близка. Кущнера волнует человек и его место в мире и времени, любовь, дружба, собственное прошлое. Личные темы, понятные каждому. Поэзии Кушнера чужда надрывность — в этом смысле ее можно даже сравнить с последним фильмом Вуди Аллена «Светская жизнь». Ну, не случилось в жизни все, как ты хочешь, и твоя любимая девушка вышла замуж за другого — ну и что ж теперь делать? Ничего страшного, и так тоже можно жить, и так тоже — хорошо.

Стихи Кушнера переведены на несколько десятков иностранных языков, его книги не часто, но переиздаются. Он не бунтарь и не провокатор, и плакать над его поэзией сложно. Удовольствие от чтения его книг сродни удовольствию от дегустации хорошего крепкого вина: если делать по глотку, а не выпивать все сразу – вкус раскроется, и отличный вечер будет вам гарантирован.

***

Быть нелюбимым! Боже мой!
Какое счастье быть несчастным!
Идти под дождиком домой
С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать
Сидеть с закушенной губою,
Раз десять на день умирать
И говорить с самим собою.

Какая жизнь - сходить с ума!
Как тень, по комнате шататься!
Какое счастье - ждать письма
По месяцам - и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног
Лежит в слезах, на всё согласен?
Он равнодушен и жесток.
Зато воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим?
Спи. С головой в ночи укройся.
Когда б я не был счастлив им,
Я б разлюбил тебя. Не бойся!

ВЕРА ПАВЛОВА  По остроте ума и мастерству владения словом с Верой Павловой мало кто может сравниться. Отточенность слога заставляет чувствовать приятную щекотку на языке: редкое удовольствие. Ее стихотворения столь афористичны и лаконичны, что напоминают скорее не европейскую поэзию, а японскую — хокку или хайку. Для русского языка с его многозначностью слов это интересное и необычное явление, так что, начиная читать Павлову, готовьтесь, что неминуемо возникнет желание выучить парочку-другую стихотворений наизусть, чтобы при случае ответить ими – подруге или молодому человеку.

Выпускница музыкального колледжа им. Шнитке, она начала писать в 20 лет после рождения ребенка. На первый взгляд кажется, что главной и единственной темой ее поэзии является любовь (за что, кстати, критики часто ее упрекают, обвиняя в излишне «женской» поэзии), однако это не совсем так. Любовь (счастливая и несчастная) стала той «линзой», сквозь которую она смотрит на мир: на смысл жизни, на общество, на смерть.

При этом, как поэт, она абсолютно безжалостна в оценках: белое всегда называет белым, а черное — черным. Жизненные испытания не старается как-то объяснить или оправдать — она их просто переживает, фиксируя происходящее в стихах. Еще надо знать, что поэзия Веры Павловой очень сексуальна (если так можно выразиться), и что сборник ее стихов на английском языке вошел в 2010 году в топ-10 поэтических бестеллеров в США.

***

облака плывут на спине
мимо зноя вдоль синевы
повернись спиною ко мне
перейди со мною на вы
от меня на запад плыви
затмевая солнечный свет
нет на свете вечной любви
потому что вечности нет

***

Любитель в любви — профи.
Профессионал — профан.
Ревность есть верность в профиль.
Стольких любвей ветеран,
знаю о ней не больше,
чем чайки о жизни рыб,
чем дедушка знал о Польше,
в которой чуть не погиб.

СЕРГЕЙ ГАНДЛЕВСКИЙ  Слава к Сергею Гандлевскому пришла в конце 1980-х – начале 1990-х годов, когда его стали печатать в «толстых» литературных журналах: до этого момента он издавался за рубежом. Интересно, что успех не только в России, но и за границей был действительно велик, так что его пригласили выступить с лекциями в ведущих университетах США: в Гарвардском, Йельском, Стэндфордском, Принстонском и других знаменитых учебных заведениях. В общей сложности он преподавал в Америке в течение 15 лет, с 1992 по 2007 года.

Лауреат многочисленных отечественных литературных премий, Гандлевский является образцовым поэтом конца XX века: он не столь консервативен, как классики, но в то же время и не занимается «модной» поэзией в плохом смысле слова. Литературные течения и веяния последних десятилетий словно прошли мимо него, а это всегда признак настоящего мастера: когда не ты подчиняешься трендам, а, наоборот, задаешь их.

Любовь в его поэзии почти всегда — невозможна. И дело не в том, что она взаимна или не взаимна, счастлива или несчастна, а в том, что обстоятельства не дают ей реализоваться. Но все это не становится концом света для лирического героя: несмотря на грусть, поэзия Гандлевского напоминает — жизнь не ограничивается только любовью, она значительно шире нее.

***

Самолеты летят в Симферополь,
И в Батуми, и в Адлер, и весь
Месяц май пахнет горечью тополь
Вызывая сердечную резь.

Кто-то замки воздушные строит,
А в Сокольниках бьют соловьи.
В эту пору, как правило, ноет
Несмертельная рана любви.

Зря я гладил себя против шерсти
Шум идет по ветвям молодым,
Это ветер моих путешествий,
Треволнений моих побратим.

Собирайся на скорую руку,
Мужу тень наведи на плетень,
Наплети про больную подругу,
Кружева на головку надень.

Хочешь, купим билеты до моря?
Хочешь, брошу, мерзавец, семью
И веревочкой старое горе,
Мое лучшее горе завью?

ВЕРА ПОЛОЗКОВА  Пожалуй, самый известный современный поэт. Тот редкий случай, когда человек не только умеет талантливо писать, но и грамотно продвигать то, что уже создано. Многие литературные критики полагают, что любить ее поэзию является признаком дурного тона: вступать в спор не будем, однако заметим, что Полозковой можно сказать спасибо хотя бы за то, что она «заохотила» молодую публику к чтению стихов. Да и нет ничего стыдного в том, чтобы быть мейнстримом в литературе — такая поэзия тоже нужна.

Интересно, что Полозкова начинала свой путь с глянца: она писала колонки для нескольких известных журналов и только потом рискнула выйти к публике с поэзией. И с того момента, как она сделала это, успех преследует ее. Сборники стихов расходятся многотысячными тиражами, в театрах идут спектакли по ее стихам, Вера Полозкова гастролирует по стране со своими творческими вечерами – удивительный случай для нашего времени.

Секрет успеха — помимо бешеной внутренней энергии — кроется в том, что она точно попала в цель своей поэзией и выбранной интонацией. Вера Полозкова стала голосом поколения 20-30-летних людей, которым не хватало кого-то, кто мог бы рассказать о них: обычных людях с обостренным восприятием жизни и желанием поэтизировать свой мир. И Полозкова смогла это сделать – значительно лучше, чем режиссеры современного фестивального кино или, скажем, герои отечественной эстрады.

Она пишет о любви так, что в любовь хочется верить, ее хочется вновь переживать: и не важно, что, может быть, в итоге ничего не получится.

***

Это последний раз, когда ты попался
В текст, и сидишь смеешься тут между строк.
Сколько тебя высасывает из пальца –
И никого, кто был бы с тобою строг.

Смотрят, прищурясь, думают – something’s wrong here:
В нем же зашкалит радостью бытия;
Скольким еще дышать тобой, плавить бронхи,
И никому – любить тебя так, как я.

День мерить от тебя до тебя, смерзаться
В столб соляной, прощаясь; аукать тьму.
Скольким еще баюкать тебя, мерзавца.
А колыбельных петь таких – никому.

Челку ерошить, ворот ровнять, как сыну.
Знать, как ты льнешь и ластишься, разозлив.
Скольким еще искать от тебя вакцину –
И только мне ее продавать в розлив.

Видишь – после тебя остается пустошь
В каждой глазнице, и наступает тишь.
«Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.
Я-то все жду, когда ты меня простишь».