Вслед за сбившим публику с толку экспериментом про обмен спичечными коробками и использование воображения Джармуш вновь замолк на четыре года, а когда, наконец, получил финансирование на своё вампирское кино, то снял его сразу после того, как Нил Джордан потерялся у себя в «Византии». Получилась ещё одна небанальная прокатная рифма, но в этом случае вряд ли кто-то будет спорить о том, какой из двух фильмов завершённее и лучше. Джармуш всегда был и остаётся исключительно Джармушем, точно знающим, чего он хочет, и в «Любовниках» его не интересуют жанровые приёмы или создание мифологии.

Собирательный главный герой чуть ли не всех без исключения фильмов режиссёра — это либо искатель, либо скиталец, медленно, но верно направляющийся к установленной цели или же просто дрейфующий чёрт знает куда. В этом смысле вампир Хиддлстон, депрессующий на окраине безжизненного Детройта промеж записывания музыки и коллекционирования винтажных гитар — логическая квинтэссенция, путник не молодой и бездельничающий (как центральный персонаж джармушевского дебюта «Отпуск без конца»), но несущий на себе груз столетий — и, в конечном счёте, остановившийся, потому что остановился мир вокруг него.

Дабы помочь супругу, уже подумывающему о деревянной пуле в сердце, из Танжера прибывает Тильда Свинтон (бессмертная и в реальной жизни, и потому играющая самую подходящую для неё роль), вдвоём они слушают полувековые пластинки, потягивают из бокалов тяжело добытую свежую кровь, разъезжают по ночным улицам и рассуждают о том, что всё уже не то. Если бы в режиссёрском кресле сидела не 60-летняя легенда американского независимого кино, а более юный и голодный представитель оного, очень возможно, что фильм был бы гораздо ближе к невыносимому хипстерскому киселю, но Джармуш выталкивает почти всю иронию за границы кадра.

Его персонажей не нужно заставлять говорить о том, что «этот костюм мне подарили в 1586-м» и какие они были молодые 150 лет назад, но за этим скрывается не подмигивание зрителю и не стремление произвести впечатление, а глубокая грусть от того, что всё веселье уже прошло, и теперь действительно остаётся только выживать. Хорошо ещё, если в обществе друг друга.

При всём этом, впрочем, режиссёр не погружает своего верного зрителя в отчаяние. Ему это вообще никогда не было свойственно, и в «Любовниках» он находит достаточно возможностей для проявления своего знакового невозмутимого остроумия. К тому же Джармуш — давний мастер неторопливого ритма, он обнаруживает даже в самом статичном кадре жизнь и атмосферу, и благодаря острому чутью и идеальному подбору актёров его новое творение не затянуто ни на минуту. Однако оно неудержимо меняется, потому что ограничиваться живописанием усталой идиллии Хиддлстона и Свинтон в течение всего хронометража не готов даже Джармуш.

Так, спустя примерно час, вторжение энергичной Мии Васиковски знаменует собой прибытие некоего сюжета — как обычно у режиссёра, сюжета минимального, но толкающего персонажей на путь к их финалу. Идиллия должна закончиться, в путешествии по пустым пространствам — тени мира, который когда-то был — должна быть поставлена логическая точка.

В конечном счёте, джармушевские Адам и Ева — это, в определённой степени, сам режиссёр, упорно цепляющийся за то, что ему знакомо, в странном новом мире. Но точно так же, как «Любовники» не являются пиром иронии, они ни в коем случае не становятся и ворчанием стареющего художника. До тех пор, пока Джармуш будет оставаться Джармушем, своё место в мире он не потеряет.

Автор: Никита Комаров