Самый талантливый эксцентрик сегодняшнего кино или прирожденный трагик; просто красавец или актер, который меняет лицо и личность, как костюм – в зависимости от роли. Мнения расходятся: он занимает умы. А сам теперь предпочитает больше чувствовать, чем думать. Встреча с Джудом Лоу, возможно, самым открытым человеком на свете.

Он играет только на сцене и только на камеру. Вне их он неподдельный, естественный. Может быть, впервые в жизни я встречаю человека, который настолько не заботится о производимом им впечатлении. Он движется плавно и бескостно, ему не мешает свет, на него направленный, – фотограф работает в течение всего нашего интервью. Лоу ничего не мешает, ничего не сковывает. Он не сдерживает своей очевидной энергичности и часто меняет позу в кресле. Он назначил мне встречу в отеле на улице с красноречиво-лондонским названием Ричмондские Конюшни. И это выбор настоящего лондонского жителя, человека практичного и смущающегося излишней роскоши. Это тишайшее место в самом сердце громокипящего Сохо, на первом этаже демократичное кафе, наверху – «номера повышенного комфорта», сьюты…

У него теплая, сухая, очень большая ладонь. Крепкое рукопожатие и открытая улыбка… И удивительно прозрачные, цвета морской волны английские глаза. Эти глаза не могут лгать. Это глаза завоевателей, колонизаторов, первопроходцев. Глаза пирата и покорителя джунглей и прерий. Отчаянного парня, который ничего особенного от жизни не ждет и относится к ней, как к делу, которое нужно сделать. Глаза коренного лондонца, реалиста без иллюзий и новатора без страха.

С Англией Лоу не пожелал расстаться – не переехал в Голливуд, став звездой. Может быть, его уверенность, его спокойствие как раз оттуда – из детства в учительской семье в небогатом районе, из жизни, разительно отличающейся от его теперешней – шумной, экстремально-публичной, в которой мир зорко следит за каждым его жестом и бурно обсуждает его якобы мимолетную связь с молодой актрисой, а потом его анализ ДНК на предмет отцовства… И я спрашиваю его об этом. О том, что помогает ему жить под микроскопом всемирно-общественного внимания. Он задумывается. Потом улыбается. Вежливо и печально. И отвечает именно так, как обещал его взгляд, – ясно и откровенно.

Джуд Лоу: Как я пытаюсь сохранить в неприкосновенности свою личную жизнь? Да разве это можно назвать словом «личный»? О нет, у меня нет личной жизни. У меня есть дети, есть моя жизнь… но уже давно нет иллюзий, что можно изолировать все это от остального мира. И я перестал протестовать против публичности. Раньше мне казалось вопиюще несправедливым, что заложниками становятся те, кто рядом… Мой сын-то в отличие от меня не выбирал эту профессию, эту сверхпубличную участь! Так почему же его преследуют папарацци даже в школе? Но потом я, знаете… отпустил вожжи. Теперь я думаю, что надо контролировать себя, а не реальность вокруг. Я пережил этот кризис. И это не первый кризис, который я пережил.

Psychologies: Были и другие?

Джуд ЛоуСамый явный – в начале работы в кино. Меня воспринимали как очаровашку, обольстительного юношу. А я хотел доказать, что я серьезный актер. Мне пришлось доказывать себя, как теорему. Я-то для себя был аксиомой, а доказывал, доказывал. Искал роли, которые демонстрировали бы, как обманчива красота. Героев, которые будто пришли с «темной стороны». Роли, в которых я сам мог бы проявить свою темную сторону – не сладкую, внешнюю, а то, что, возможно, скрыто за внешностью любого красавца. Прекрасный, но такой подлый Боузи в «Уайльде», Юджин в «Гаттаке», Билли в «Полночи в саду добра и зла»… Это же все яростные, рассерженные люди! Возможно, играя их, я освобождался от гнева в себе. От юношеской злости. От юношеской злости на себя самого! Отпустило только после 30. Не хотел бы я вернуться в свои 20...

Что вам в себе не нравилось?

Джуд ЛоуЯ, безусловно, был до известной степени мачо. Не был чужд эйфории от выработки адреналина при преодолении препятствия. Старался продемонстрировать, на что я способен. Но… Есть такая успокоительная поговорка про три самые страшные вещи, которые могут случиться с человеком: смерть, переезд и развод. Я испытал их все. Включая смерть близкого человека, которому был слишком многим обязан… Когда умер Энтони... (режиссер Энтони Мингелла. – Прим. ред.) Развод. Но должен сказать, развод из них худшая. Не хочу об этом говорить. Но поверьте – худшая. Потому что ты по- настоящему встречаешься со своей темной стороной… После развода с Сэди изменилась не моя жизнь. Я изменился. Оставил в прошлом темное в себе. Преодоления для меня больше нет. Мой организм больше не вырабатывает адреналин. Я начал работать больше, и не потому, что хотел что-то доказать, а потому, что хотел стать… в чем-то жадным. Обладать чем-то, что имеет значение только для меня. Это работа. И сад. Я наконец купил дом с садом. И занимаюсь им серьезно, когда есть время.

Вы женились довольно рано...

Джуд Лоу Да, в 21 год. И для меня это было нормально. Семьи в моих планах тогда, конечно, не было, но, когда я встретил Сэди (актриса Сэди Фрост, бывшая жена Лоу. – Прим. ред.), оказалось, что нет ничего естественнее, чем жениться и завести детей. Никакой границы между досемейной моей жизнью и семейной не было… Теперь-то я понимаю: я из тех, кто всегда ищет обязательств… После развода стало как-то тихо, пришлось смириться с тем, что дети теперь не всегда со мной, а я привык быть с ними всегда. Я остался наедине с собой, и оказалось, что это возможно и для меня. Поэтому я и теперь спокойно живу один, впервые с 19 лет вне каких-либо отношений. И я легче стал относиться к встречам и расставаниям. Доминантой для меня стали мои дети, работа и я сам, наконец. До 35 лет я и не знал, что можно быть центром собственного мира. Что можно отрешиться от давления извне, от таблоидов, от внимания. От «самодоказательства». И точно знать ответ на вопрос «Когда вы чувствуете себя по-настоящему счастливым?».

И когда вы так себя чувствуете?

Джуд Лоу Теперь – с книгой в саду. Или с лопатой в том же саду. Но это ощущение приходит с возрастом, как ни тривиально. Вы совершили ряд опрометчивых, по мнению публики, поступков. О чем-то жалеете?

Джуд Лоу Конечно, жалею. О ситуациях, которые я создал и которые были болезненны для других людей. Болезненное для других неизбежно болезненно для меня, я так устроен. Но надо учиться не жалеть о своих ошибках. Это я говорю как человек, глубоко убежденный, что на ошибках надо учиться. Причем на своих, а не чужих. Учиться никогда не повторять их и не сникать – идти дальше, не меняя осанки.

Некоторым кажется, что вы порой подпитываете острый интерес к себе, например, выбирая роли геев или вот недавно, в «Ярости», топ-модели-трансвестита…

Джуд Лоу Да ведь я уже сказал, что мало забочусь о том, насколько мужественно выгляжу в глазах публики. Вполне переживу, если и недостаточно мужественно. А роли эти содержат в себе вызов. Что для меня всегда будет куда интереснее любой романтики и героики. И это вызов, если хотите, времени: мы живем в эпоху уже не противостояния полов, а противостояния человека и его пола. Ведь то, что было безусловным, теперь обсуждаемо – сексуальная ориентация, сама половая принадлежность… Границы между полами размылись, и это требует осмысления. Я предъявляю… ну тему для дискуссии. Дискуссии человека – зрителя – с самим собой.

Вы все делаете с таким дальним прицелом? У всех ваших ролей есть сверхзадача? Даже в рекламе Martini?

Джуд Лоу Я вам про то, что научился просто жить, жить без борьбы, а вы мне про сверхзадачу! Понимаете, я – вместе с природой – не люблю пустоты. Когда появляется свободная неделя, не могу лежать на пляже, а затеваю поход с детьми. Когда на съемках выходной, предпринимаю самообразовательный тур. Например, когда выдались недавно десять дней отпуска, мы с друзьями поехали в Афганистан. Я стараюсь привносить смысл во все, что делаю. Может быть, в рекламу Martini в первую очередь. В этой рекламной кампании, в ее настроении, интонации, много от моего сегодняшнего самоощущения. Хотя я обычно стараюсь изолировать героя от себя. Но мне близко сегодня то, чем живет герой рекламной кампании Martini: ясность бытия, легкость, внутреннее спокойствие. Вы можете презирать рекламу, но не отрицайте: она способна так же продвигать духовные ценности, как и то, что вы считаете искусством.

И какие же это ценности?

Джуд Лоу Покой и мир. Вне и внутри человека. Отдых от себя самого – от гонки за успехом, за тем, чтобы быть на гребне… Удовольствие от каждого дня жизни.

То есть гедонистические?

Джуд Лоу Нет, я бы не сказал. Скорее речь идет о чувстве и чувственности – способности чувствовать. Об ощущении полноты жизни. Напиток, его вкус – только метафора вкуса к жизни, к существованию. И в этом смысле да, у меня в рекламе Martini есть сверхзадача даже для меня самого. Она для меня не только заработок, а… попытка трансляции спокойствия в мир.

Звездный статус помогает вам в этом?

Джуд Лоу Знаете, несмотря на мою популярность у работников таблоидов, я плохо идентифицирую себя как звезду. Может быть, из-за детства – мои родители были учителями, но обожали актерство (после выхода на пенсию они предались хобби окончательно, у них теперь маленький театр). И в семье нашей бесконечно обсуждали спектакли, фильмы, музыку. Но если ты растешь в Южном Лондоне, в кино себя представить не можешь. Я мечтал о сцене. О серьезных ролях в театре. И потом, у меня есть старшая сестра, она была лидером, красавицей, художницей лет с семи. Я был при ней, немножко за ней, «на подпевках», хотя к старшим классам и вышел в «солисты» – из-за ролей в детском театре. И школу ненавидел: страх перед авторитетами, овечье существование в стаде. В тебе умирает желание быть собой, иметь свое мнение, задавать вопросы. Это потом мне очень мешало – я боялся задать вопрос режиссеру, боялся диалога с ним, словно он был учителем, чей диктат извечен и легитимен. У меня годы ушли на то, чтобы научиться спрашивать, выяснять, прояснять позиции. Научиться жить по принципу: если у тебя есть вопрос, задай его.

И все же вы как актер зависите от стольких людей – от режиссера по кастингу до осветителя…

Джуд Лоу Мне как раз это и нравится! Нравится, что нужно понимать многих людей. Нравится, что я – лишь верхушка айсберга общего дела. Я виден, на сцене и на экране, но как бы представительствую от лица многих – от того же осветителя и от гримера, и от ассистента режиссера с «хлопушкой», и от девушки, которая приносит мне кофе в паузах между дублями! От нас всех зависит успех или крах. Мы все – только части того, что называется творческим процессом… Да и вообще жизни. И я совсем не против того, чтобы быть лишь частью.

В роли Гамлета

Принц Гамлет – особа голубой крови, для простых смертных недостижимо высокая и непостижимая... Кажется, именно этот тезис, укоренившийся в веках театральных трактовок Шекспира, пытается опровергнуть актер Лоу. Его Гамлет – фигура эксцентрическая, парень без царя в голове, устраивающий все новые клоунады. Иногда отчаянные, иногда жестокие, для кого-то смертельные. «А чего бы вы хотели? – удивляется актер. – Он убил Полония и не сожалел об этом. Подставил Розенкранца с Гильденстерном и не всхлипнул об однокашниках. Он действительно мыслит о судьбе человека в мире, но это лишь одна его грань. Другие же… Он скрывает безбрежный эгоизм за иронией. И так похож на нас, людей ХХI века, – не умеет раскаиваться и даже сожалеть о ком-то, кроме себя. Я играю безбашенного парня, инфантила, разрываемого страстями. А театр – не музей, он не для хранения, а для обсуждения. И нечего делать из Шекспира бессменную экспозицию, будто мы... в Эрмитаже