Сколько ни повторяй старую английскую поговорку о том, что не надо все яйца класть в одну корзину, всегда найдутся упрямцы, спорящие с истиной. Они то считают смыслом существования работу, то норовят раствориться в любви, а когда наступает разочарование, считают, что жизнь кончена... Не избежала метаний из крайности в крайность и легендарная «культурная министерша» Екатерина Фурцева. За то и прослыла в народе «Екатериной Великой» - с одной стороны, «дурь-бабой» - с другой...

Закончить семилетку, выскочить замуж, пойти работать на ткацкую фабрику, днем сходить с ума от грохота ткацких станков, вечером — от рева сопливой ребятни, дожить до пенсии и коротать век на жалкие копейки... Подобная судьба ждала всех женщин, родившихся в начале прошлого века в провинциальной Тверской губернии. На начальном этапе Катюша Фурцева не отступала от предписанных вех: после школы мать, суровая солдатская вдова Матрена Николаевна, поставила дочку к станку. К счастью, та быстренько влилась в партийные ряды и вскоре по заданию «нашего рулевого» отправилась поднимать сельское хозяйство Курщины, где не задержалась, отбыв на комсомольско-партийную работу в Феодосию. Поскольку «молодым везде у нас дорога», то и благословенный южный город вскоре был сменен на Ленинград. Страна рвалась ввысь, покорять небо, поэтому совершенно в духе времени Катя Фурцева упорхнула на летные курсы под Царским Селом. В самом деле, не возвращаться же в родной Вышний Волочёк под Тверью!..

А там, где самолеты, обязательно есть летчики, «сталинские соколы». Один из таких орлов пленил сердце Кати, и без долгих раздумий она стала гражданской женой Петра Биткова. Супруг был хорош собой, статен и мужественен, а то, что где-то в Ленинграде у него осталась законная жена с дочкой – дело десятое… Счастливы же!

«Партия, дай порулить!..»

1941 год, прежняя Катя выросла в Екатерину Алексеевну, секретаря Фрунзенского райкома Москвы. За плечами институт и Высшая партийная школа – не многие коллеги-«самородки» могли похвастать таким солидным образовательным багажом. Семейная жизнь текла ни шатко, ни валко: Битков заводил речи о ребенке, но беременность не наступала. «Может, так оно и лучше, - думала Фурцева, - с дитём не больно-то поработаешь. А тут еще война…»

Петра мобилизовали, едва грянула Вторая Мировая. Как горячо и страстно они прощались! Словно не супруги с серьезным стажем, а недавние пылкие любовники… Осенью, дежуря на крыше дома во время вражеского авианалёта, Екатерина неловко упала, пришлось обращаться к врачу. А тот огорошил: «Десять недель, гражданочка!» Что делать? Муж на фронте, у нее партийная работа, мать, небось, голову оторвет. Как ни странно, именно Матрена Николаевна «дала зеленый свет», заявив: «Нечего даже думать! Столько лет ждали! Неужто одного ребенка не поднимем?»

Петр на весть о скором отцовстве отреагировал прохладно, Екатерина списала это на трудное время, до нежностей ли теперь. В мае 1942 года на свет появилась Светланка. А через четыре месяца новоиспеченный папаша заявил жене, что устал жить с ее работой, и ушел... куда обычно уходят от чрезмерно занятых супружниц.

Когда в делах сердечных полный провал, самый верный способ забыться – с головой уйти в работу, одну крайность заменить другой, боль заглушить усталостью. Так она и поступила, благо чего-чего, а хлопот у второго секретаря райкома Фурцевой хватало. И она помаленьку оттаяла, вспомнила о своей женской сущности. Дома Матрена Николаевна возилась со Светланкой, а Екатерина Алексеевна допоздна засиживалась в райкоме. В компании первого секретаря и непосредственного наставника Петра Богуславского. Был ли роман? А как же! Возможно, все зашло бы дальше, не исключено что ради нее Богуславский даже решился бы на развод. Но. Он еврей, а это, мягко говоря, не популярно – раз. Он в курсе, что его карьера на излете, вот-вот «задвинут» - два. И наконец три: заходя на чашку чаю к Фурцевой, Богуславский видел, что Матрена зубами скрипит, да и Светланка волчонком смотрит…

Как напророчил, так и сбылось: его – на переподготовку, в резерв, без надежды на возвращение, ее – на руководство. И Петр Богуславский стал для нее приятным воспоминанием.

Екатерина Алексеевна оправдала возложенное доверие партии. Вечно в передовиках, пленумы вела бойко, говорила без бумажки. А заодно осваивала правила игры в мужском мире. Ходы были разные: и нецензурщина, и выпивка, и продолжительное расслабляющее застолье, и все прочие «аксессуары» мужского быта. Чтобы выжить и, более того, победить в этой игре, ей пришлось играть по «мужским» правилам. Отсюда - и водка, и варварские способы быстро привести себя в порядок. Цель оправдывала средства, ценного кадра приметил Никита Хрущев и переманил в свою вотчину – Московский горкомитет партии. Молва, конечно, по-своему истолковала повышение Фурцевой, придав ему вульгарно-интимную подоплеку. На самом деле сердечный интерес у Екатерины Алексеевны был, но не к простоватому Никите Сергеевичу. А к своему подчиненному, Николаю Фирюбину. Женатому мужчине, отцу двоих детей, который любил и умел нравиться женщинам. Он-то поначалу и внимания на Фурцеву не обратил, обычная кругленькая простушка, а ее «скрутило» не на шутку. «Джульетта» крутила любовь без изысков, крайности — ее излюбленный метод. Теперь Екатерине Алексеевне было плевать, о чем шушукаются коллеги, главное — она любима и любит...

«И барский гнев, и барская любовь...»

Фирюбин сначала о разводе и не помышлял, да Фурцева и не требовала от него резких движений. И тем самым склонила на свою сторону. В 1955 году, будучи 45-летней женщиной, партийная активистка наконец-то стала законной женой. В первый и последний раз. Что принесло ей супружество? Определенно, в нем было мало тепла. По воспоминаниям современников, Фирюбин был мелким и ехидным человеком, который не мог смириться с карьерным превосходством жены. Оттого и шпынял ее, не гнушаясь унизить при посторонних. Брак этот тяготил всех: Фурцева поняла, что избранник оказался скорее подделкой под золотник, супруг отчаянно ревновал жену к успеху, дочери, матери, те платили той же монетой. Светлана отказывалась ехать с отчимом в одной машине, а теща свирепо отрезала его со всех семейных фото...

А самой Екатерине Алексеевне отчаянно требовались поддержка и утешение. Партийные бонзы продолжали подковёрные игры, достойные Мадридского двора. В одной из таких интриг ей довелось сыграть решающую роль. Дело происходило уже после смерти Сталина. Фурцева тогда занимала пост секретаря ЦК и по чину должна была присутствовать на узком келейном сборище членов Президиума ЦК. Матерые Маленков, Каганович и Молотов собрались, чтобы свалить другого «матерого» - Никиту Хрущева. Екатерина Алексеевна сразу поняла, куда клонится чаша весов. Большинство членов Президиума голосовали против Хрущева. Как же так - человека, который расшевелил сталинский муравейник, и вдруг затоптать в грязь? Возможно, она и не проигрывала далеко идущих последствий своего поступка, просто среагировала на явную несправедливость «страшных мужиков». Но как помочь? И тогда она «захотела выйти». Это был ход из женской тактики. А вместо туалета помчалась в свой кабинет звонить тем, в чьих силах было не дать произойти новому перевороту. Почти истерично умоляла она всесильных генералов приехать на заседание и не допустить, чтобы Никиту Сергеевича сняли с поста Первого секретаря ЦК. И уговорила. В Кремль приехали Жуков, Игнатов и еще ряд членов ЦК, поддерживающих Хрущева. Генералы объявили, что столь важные дела не могут решаться келейно, что надо все перерешить. Хрущев оказался вдруг поднят и усажен на трон...

Чем расплатился Никита Сергеевич со спасительницей? Прежде чем ответить, вспомните, что люди любят тех, кому сделали добро, кого облагодетельствовали. И ненавидят тех, кто видел их в минуту слабости, кто оказался выше, сильнее и пришел на помощь...

Он сломал ее не сразу, дождался удобного момента. Шел 1960-й год, вторая половина правления Хрушева. Многие были недовольны его политикой, кукурузоманией, неистовым развенчанием сталинского режима. Конечно, критиковать можно и нужно, но не до фанатизма же!

Вот Екатерина Алексеевна и высказала наболевшее в телефонном разговоре с коллегой по партии. На следующий день Хрущев зачитал ей стенограмму беседы. Разумеется, Хрущеву нужен был только повод. И он дождался удобного случая. «Родной Центральный Комитет», о котором Фурцева говорила с придыханием, избавился от нее.

Став изгоем, Екатерина Алексеевна повела себя абсолютно по-женски — вскрыла вены. С тем расчетом, чтобы быть вовремя спасенной. Об инциденте стало известно в ЦК, но вместо сочувствия, извинений, даже простой человеческой жалости, Фурцева получила насмешку в своей адрес. Никита Сергеевич публично заявил, что ее выходка — обычная психопатия, визитная карточка климакса... Фурцева поняла, что больше «женских шалостей» повторять нельзя.

Спустя месяц ее назначили министром культуры СССР. Именно с этого момента и началась история, за которую одни окрестили Фурцеву «Екатериной Великой», а другие - «дурь-бабой»...

«И даже в области балета мы впереди планеты всей»

Пусть критики сколько угодно брызжут слюной и навешивают на нашу героиню ярлыки вроде «лидера уничтоженной, порабощенной культуры», давайте взглянем фактам в лицо. Во время ее руководства советские молодые артисты, участвуя в международных конкурсах и фестивалях, завоевали почти сотню первых премий, став лидерами в мировом искусстве. В стране насчитывалось 360 тысяч библиотек, 125 тысяч клубов и дворцов культуры. Где еще можно было найти такое богатство и как выглядит оно теперь? Именно при ней новые помещения получили Театр оперетты и Театр имени Моссовета, родился Театр на Таганке, а МХАТ возглавил Олег Ефремов. Фурцева не только возродила Московский международный кинофестиваль, добилась учреждения конкурса имени Чайковского, Международного конкурса артистов балета, стала душой строительства стадиона в Лужниках и открыла новые кинотеатры в окраинных районах столицы, но и принимала самое живое участие в судьбах своих подопечных. Многим министр культуры помогала, в том числе и своей любимице Галине Вишневской. Певица не вылезала из зарубежных гастролей, благодаря Фурцевой получила немало высших наград, была удостоена и ордена Ленина. Кстати, сама Вишневская свою благодетельницу за глаза называла запойной пьяницей. Олег Ефремов, который от Фурцевой ничего, кроме поддержки и помощи не видел, также имел привычку покусывать кормящую руку. В Фурцевой ли дело, или все-таки в тех, кто слагал о ней истории?

Да, не знала меры. Порой была тираном, любила широкие застолья с размахом, водила теснейшую дружбу с алкоголем — среди «отличников» партшколы это нередкое явление. И все у нее было всерьез, все на полную катушку! Может, она бы реже «целовала стенки бокала», если бы была по-женски счастлива. Но муж, Фирюбин, болезненно переживал популярность жены. Напоминал о ее «ткацком происхождении», саркастически переиначивая ее родину Вышний Волочек в «Вышний Сволочек». Он панически, даже по-женски боялся стареть, вот и повторял без устали: «Плохо быть дедушкой, но еще хуже быть мужем бабушки». При этом крутил роман на стороне, и ей было известно об этом.

Последние два года жизни Екатерина Алексеевна провела в одиночестве. Как всегда спасала работа, но, увы, возраст и здоровье были не на ее стороне.

О событиях 24 октября 1974 года до сей поры спорят. Есть ли какая-нибудь тайна в ее смерти? Пройдя множество инстанций, можно верить лишь медицинскому свидетельству — «острая сердечная недостаточность». Сердце не выдержало: она ведь давно металась между своим партийным долгом и новой, необычной и прекрасной жизнью, которая так властно захватила ее... Что бы ни говорили теперешние критики, Екатерине Алексеевне удалось немыслимое: в партийной иерархии, где человек - не более, чем винтик огромной системы, ей удалось быть Личностью и Женщиной. А как назовут - «Екатериной Великой» или «психопаткой» - право слово, не важно. Имен ее преемников и вовсе не помнят.

Автор: Анна Меньшикова